Полководцы Украины: сражения и судьбы - Табачник Дмитрий Владимирович - Страница 40

Поставленной цели он достиг. Пока поляки отражали атаки Туган-бея и сами контратаковали татар, Хмельницкий беспрепятственно занял господствующие над местностью высоты (что еще более увеличивало их ценность, полуохватывающие польское расположение). Гетман также использовал полученное время, чтобы максимально затруднить полякам отступление, и приказал полковнику Максиму Кривоносу перекрыть единственно возможный путь их отхода – дорогу, ведущую через урочище Кривая Балка. Полковник выполнил приказ при помощи пехотного отряда численностью примерно в 6 тысяч казаков с несколькими пушками – за короткое время он сумел устроиться внизу балки, сразу после высокого спуска засеки, вырыть глубокий ров, расположить казаков в подготовленных шанцах и пушки на противоположной стороне балки.

Утром 16 мая поляки начали отступление по Богуславской дороге. Для избежания внезапного нападения они приняли следующее боевое построение. По бокам колонны были пехотинцы, которые прикрывали поставленную в середину колонны артиллерию, а кавалерийские хоругви выполняли функции арьергарда. Но отступавшим удалось беспрепятственно пройти всего несколько километров. Вскоре гетман отдал приказ начать атаки на колонну небольшими отрядами, которые и стали проводить частые тревожащие вылазки. Сколько-нибудь серьезного ущерба полякам тревожащий обстрел из пищалей не наносил, но он сильно замедлял темп их движения и расстраивал защитный порядок построения. А нарушенное защитное построение, в свою очередь, открывало возможности для дальнейшего нападения крупными силами.

Благодаря замедлению темпа продвижения поляков, Кривонос успел расширить ров, который уже нельзя было обойти (слева находилась непроходимая болотистая местность, а справа высокие кручи, непреодолимые для кавалерии и артиллерии и почти непреодолимые для пехоты), и полностью подготовиться к подходу отступавшего неприятеля.

Однако еще до подхода к Кривой Балке войско Потоцкого понесло существенную потерю. Деморализованные непрекращающимся обстрелом, около 2 тысяч пехотинцев, захватив свободных лошадей, просто бежали, бросив своих товарищей.

В полночь поляки подошли к спускавшемуся в Кривую Балку склону. Кривонос правильно рассчитал, что по крутому склону покатятся вниз многочисленные польские повозки и пушки и, достигнув глубокого рва, перевернутся. Сразу открыла огонь артиллерия, а полякам теперь нечем было ее подавить. Тут же казаки Кривоноса нанесли удары с фронта и флангов, а вскоре в тыл полякам ударили подошедшие казаки Хмельницкого и конница Туган-бея.

Дальнейшее правильнее назвать не сражением, а добиванием совершенно деморализованного противника, который не только не мог отступить, но и принять защитное построение. Через четыре часа все было закончено – польское войско было уничтожено. Погибло около 10 тысяч поляков, а относительно количества пленных есть точные цифры – 80 видных шляхтичей, 127 офицеров, 8521 жолнер. Попали в плен и сами гетманы Потоцкий и Калиновский, которых Хмельницкий отдал Туган-бею в знак благодарности за оказанную помощь. Кроме того, Хмельницкий захватил огромное количество трофеев, в том числе 41 пушку.

Победа под Корсунью стала ключевым моментом, позволившим развернуться восстанию Хмельницкого, – на Украине больше не оставалось крупных польских сил и восстание заполыхало всюду. Теперь никто уже не мог помешать гетману взять под контроль всю территорию Левобережной Украины. В августе он уже установил свою власть на значительной части Правобережья – в Киевском, Брацлавском и Черниговском воеводствах.

Впечатление от побед Хмельницкого было настолько велико, что вскоре восстание перекинулось и в Белоруссию. Гетман, понимая всю стратегическую выгодность рассеивания польских сил, отправил туда несколько казачьих отрядов для помощи белорусским повстанцам.

Одновременно гетман попытался получить в начатой борьбе против поляков поддержку Москвы и обратился с письмом к царю Алексею Михайловичу, в котором рассказал о своих победах под Желтыми Водами и Корсунью: «Чрез которих радостно пришло нам твою царскую велможност видомим учинити оповоженю вири нашое старожитной греческой, за которую з давних часов и за волности свои криваве заслужоние, от королей давних надание помир[ем] и до тих час от безбожних ариян покою не маем.

[Тв]орець избавитель наш Исус Христос, ужаловавшис кривдубогих людей и кривавих слез сирот бидних, ласкою и милосердем своим святим оглянувшися на нас, подобно, пославши слово свое святое, ратовали нас рачил. Которую яму под нами били викопали, сами в ню ся обвалили, же дви войска з великими таборами их помог нам Господь Бог опановати и трох гетманов живцем взяти з иншими их санаторами: перший на Жолтой Води, в полю посеред дороги запорозкои, комисар Шемберк и син пана краковского ни з одною душею не втекли. Потом сам гетман великий пан краковский из невинним добрим чоловиком паном Мартином Калиновским, гетманом полним коронним, под Корсуном городом попали обадва в неволю, и войско все их квартянное до щадку ест розбито; ми их не брали, але тие люди брали их, которие нам служили [в той м]ире от царя кримского. Здалося тем нам и о том вашому [царскому] величеству ознаймити, же певная нас видомост зайш[ла от] князя Доминика Заславского, которий до нас присилал о мир просячи, и от пана Киселя, воеводи браславского, же певне короля, пана нашего, смерть взяла, так розумием, же с причини тих же незбожних неприятелей это и наших, которих ест много королями в земли нашой, за чим земля тепер власне пуста».

Рассказав о достигнутых им победах, Хмельницкий обратился со следующей просьбой о помощи, в которой была также выражена и вся его дальнейшая линия в отношениях с Москвой: «Зичили бихмо соби самодержца господаря такого в своей земли, яко ваша царская велможност православний хрестиянский цар, азали би предвичное пророчество от Христа Бога нашего исполнилося, што все в руках его святое милости. В чом упевняем ваше царское величество, если би била на то воля Божая, а поспех твуй царский зараз, не бавячися, на панство тое наступати, а ми зо всим Войском Запорозким услужить вашой царской велможности готовисмо, до которогосмо з найнижшими услугами своими яко найпилне ся отдаемо.

А меновите будет то вашому царскому величеству слитно, если ляхи знову на нас схотят наступати, в тот же час чим боржей поспешайся и з своей сторони на их наступати, а ми их за Божею помощу отсул возмем. И да исправит Бог з давних виков ознаймленное пророчество, которому ми сами себе полецевши, до милостивих нуг вашему царскому величеству, яко найуниженей, покорне отдаемо».

При этом Хмельницкий, как опытный политик, пытался выиграть время, необходимое для развертывания восстания, для чего обращался с письмами о покорности к королю. Несмотря на уже очевидную грандиозность восстания, это ему в определенной степени удалось. В Варшаве еще некоторое время считали, что они имеют дело лишь с попыткой Хмельницкого выторговать привилегии для казачества и увеличить объем своих полномочий, а не с общенародным восстанием, грозящим самому существованию Речи Посполитой. Восстание это представляло для Варшавы тем большую опасность, что оно находилось под руководством опытного и талантливого полководца. И, что особенно важно подчеркнуть – основой восстания являлись отнюдь не стихийные выступления, а действия прекрасно организованной, снаряженной и дисциплинированной регулярной армии, любившей своего вождя и готовой идти с ним до конца.

Не понимая как подлинных целей Хмельницкого, так и масштаба поднятого им восстания, в Варшаве надеялись, что проблему решат посланные в июне на Правобережную Украину сравнительно небольшие карательные отряды (из которых самым сильным был отряд князя Вишневецкого). Только после того как эти отряды были разбиты, а Хмельницкий взял под контроль часть Подольского и Волынского воеводств, поляки поняли всю серьезность ситуации.

В конце лета для подавления восстания было собрано войско под командованием «триумивирата» – сандомирского воеводы Владислава Доминика Заславского-Острожского (формально именно у него было больше всего полномочий, но на деле он этим никак не воспользовался), коронного подчашего Николая Остророга и коронного хорунжего Александра Конецпольского. Отметим, что уже сама система коллективного военного руководства у поляков давала значительное преимущество Хмельницкому, твердо придерживавшегося принципов единоначалия. Кроме того, ни один из командующих не отличался полководческими талантами и популярностью в армии.