Все ведьмы делают это! - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 43

• Предыдущая
• 43/70
• Следующая

Вместе с Инари в дом проникла атмосфера легкой влюбленности, от которой хотелось совершать приятные глупости вроде дарения подарков, выращивания орхидей и грибов-вешенок, сочинения лирических стихов и собственноручной починки протекающего на кухне крана... Марья и Дарья проявляли свою любовь в том, что воодушевленно изрисовывали для тети Инари целые альбомы, хотя раньше ни Авдей, ни Вика не видели у них интереса к художеству. Татьяна Алексеевна заказала по каталогу и, гордясь собой, вручила японке полный набор модной кислородной косметики «Фаберлик», что, по мысли Авдея, являлось несомненным признаком истинно женской солидарности.

Инари тоже не оставалась в долгу. Недаром японцы слывут самым деликатным, вежливым и любезным народом. Инари каким-то образом узнала, что Татьяна Алексеевна мечтает приобрести собрание сочинений Ясусари Кавабата, раздобыла-таки его и, смущенно улыбаясь, преподнесла теще книги, завернутые в фуросики с тысячекрылым журавлем. Девочкам она подарила по кимоно с поясами, тканными вручную, и сама же их в эти кимоно нарядила, объясняя, что именно так одеваются японские девочки во время традиционного весеннего праздника кукол...

Авдей втихомолку любовался Инари, восхищаясь и страдая одновременно. Он самому себе боялся признаться в том, что его отношение к прекрасной японке давно вышло за приемлемые границы целомудренной дружбы. Безупречная и в то же время удивительно трогательная красота Инари довела писателя до бессонницы и трех скоропалительно испорченных венков сонетов. Эта женщина словно была всюду. Падающий снег напоминал о совершенной белизне ее кожи, стелющиеся над землей ветви плакучих ив — о ее хрупкости и грации, а ослепительные в морозном ночном небе звезды были столь же недоступны. И если раньше Авдею, как честному супругу, снились сны исключительно с участием Вики, то теперь в его воспаленных сновидениях царила Инари. Да еще как царила! Она приходила к нему в алом, с золотым широким поясом, кимоно; с грацией, достойной стихов Сайге, распускала пояс, и складки ее одежд струились на пол, подобно алому водопаду. Инари поднимала тонкие невесомые руки, вынимала нефритовые заколки из строгой прически, и блестящие черные волосы окутывали всю ее фарфоровую фигурку. Дивное созданье, сияя очами, приникало к истомленным желанием губам писателя Белинского, но вместо того, чтобы одарить эти губы бесконечным сладостным поцелуем, Инари шептала:

— Пожалуйста, не забудьте купить Вике еще бананов.

Тут сон окончательно портился. Потому что в него (то есть в сон) врывался сиренево-серебристый дракон и, полыхая как взорванная бензозаправка, принимался вопить:

— Изменник коварный! Я отдала тебе лучшие свои бананы, тьфу, то есть годы! Да я тебя знаешь во что превращу?! В унитаз общественного туалета на Курском вокзале! И быть тебе унитазом до конца дней своих! И пусть твой сливной бачок постоянно ломается!

Понятно, что после подобных сновидений человек просыпается в холодном поту и судорожно пересчитывает свои конечности. И романтические мысли не посещают его голову примерно несколько часов.

Но когда приходила Инари, все страхи и сомнения казались Авдею смешными. Главным становилось то, что он мог коснуться узкой нежной ладони, слушать голос, любоваться посадкой головы и плавной линией бедра... Благо еще то, что Татьяна Алексеевна тоже как бы ослепла в своей очарованности прекрасной японкой и не замечала явных симптомов влюбленности своего непутевого зятя. А то Авдею кошмарные сны точно показались бы явью.

Более того, Татьяна Алексеевна отнюдь не препятствовала весьма частым совместным прогулкам Инари и Авдея то в Третьяковку, то на Воробьевы горы, безропотно оставаясь дежурить с Машкой и Дашкой. А влюбленный и оттого полный вдохновения писатель отправлялся со своей пассией на дачу в Переделкино — любоваться снегом.

Снега для начала зимы действительно выпало много. Авдей и Инари бродили по узким тропинкам сонного парка, любовались деревьями, похожими на девочек-католичек, одетых к конфирмации...

— В Японии, — говорила Инари, — есть праздник снега. Мы очень любим это время. Тоже уезжаем в парки или в дальние горные монастыри, где снег лежит, как нетронутое полотно... Там прекрасно!

— Я не позволю вам уйти в монастырь, Инари, — улыбался Авдей. — На кого вы меня оставляете?

Инари смотрела на него с непониманием. А потом — с пониманием и испугом в темных глазах.

— Не следует этого говорить, Аудэу-сан...

— Почему? — дыхание Авдея смешивалось с дыханием Инари.

— Вы женатый человек. У вас есть дети.

— Да. И что из этого, если я люблю вас?

— Аудэу-сан...

Хлопья снега падают на целующихся мужчину и женщину. Тишина стыдливо обходит их стороной.

— О Аматэрасу! Я чувствую себя преступницей...

— Скорее, это я преступник. Инари, сокровище мое, ну перестань плакать.

— Ах, Аудэу! Ведь я стала сестрой Вики! Мы принесли друг другу обещания вечной дружбы. А я предала ее, посягнув на того, чье сердце должно принадлежать только ей одной! Будь на моем месте даже дешевая гейша из веселого квартала, и то не сотворила бы того, что сотворила я!

— У нашего преступления есть смягчающие обстоятельства. Мы полюбили друг друга.

Авдей вновь целует мокрое от слез и снега лицо Инари, но та вырывается из его объятий и отходит, отрицательно качая головой.

— Нет. Прошу вас, Аудэу-сан, выслушайте меня! Вы полюбили меня не по своей воле!

— Что за чепуха, Инари...

— Это правда. Неужели вы забыли, что я — тоже дракон, как и ваша супруга?

— А это что-то означает?

— Да. Дело в том, что природные драконы имеют свойство возбуждать любовь к себе, очаровывать людей. И я очаровала вас, потому что...

— Что?

— Полюбила. Я увидела вас давно, случайно... Вы выступали по телевидению в каком-то шоу, и я... Ваш образ будто нарисовали тушью в глубине моего сердца. Потом я встретилась с русскими драконами, а потом познакомилась с Викой. Но поверьте, сначала я не знала, что Вика — ваша жена! Лишь когда мы обменялись душами...

— Что?!

— Это сложный обряд у природных драконов, при котором решившие породниться узнают все о жизни и мыслях друг друга. Так я узнала, что мой возлюбленный уже несвободен и принадлежит моей подруге.

— А что о тебе узнала Вика?

— Что я страдаю от неразделенной любви, — слабо улыбнулась Инари. — К некоему неизвестному.

— Инари, милая... Моя любовь к тебе...

— Молчите, умоляю вас! Это были только чары. И еще, — Инари решительно пошла по тропинке прочь из леса; лицо ее светилось неестественной бледностью. — Это моя вина в том, что вас не узнаёт Вика. Помните тот раз, когда вы пришли с господином магом и господин маг превратился в змея? Я солгала Вике, что господин маг — ее супруг, поэтому она так и обрадовалась ему...

— Боже мой... Но почему она потеряла сознание, когда увидела меня?

— Простите, Аудэу...

— Говорите же!

— Я сказала ей, что вы зубной врач, пришедший ее осмотреть. Я же знаю, что Вика смертельно боится стоматологов,

Авдей чуть в сугроб не сел.

— Теперь понятно, — после тяжелого молчания сказал он, — почему Вика всегда встречает меня таким ревом...

Инари опустила глаза.

— Простите меня, — прошептала она. — Это все из-за любви к вам. Мне хотелось, чтобы вы подольше побыли со мной. Я преступница. Вы вправе меня презирать.

Авдей неловко обнял Инари:

— Успокойся. Пожалуйста. Что ж теперь делать...

Инари только вздохнула.

Они встречались почти каждый день. Авдей говорил теще, что едет снова навестить Вику, а сам, чувствуя себя полным негодяем, покупал букет белых камелий и шел на свидание с Инари. Японка встречала его в своей маленькой квартирке, снятой для нее корпорацией «Новый путь». Инари улыбалась, устраивала чайную церемонию, но за ее грациозностью, улыбкой и нежной речью угадывалась печаль.

— Нет, нет, Аудэу, — качала она головой, когда Авдей, изнемогая от страсти, принимался развязывать пояс ее кимоно. — Я не позволю вам этого.

• Предыдущая
• 43/70
• Следующая