Рассветная бухта - Френч Тана - Страница 48

Я поддал как можно больше снисходительности, и она заставила Конора нарушить молчание.

— Я никуда не проникал. Просто вошел.

— Пусть тебе адвокаты объясняют, что это одно и то же. Если, конечно, дело зайдет слишком далеко, что, — я поднял палец, — совершенно необязательно. Я же говорю, Конор, ты везунчик. Нас с детективом Курраном абсолютно не интересует какое-то вшивое проникновение — только не сегодня. Скажем так: когда двое охотников уходят на всю ночь, они ищут большую дичь. Если им удалось найти, к примеру, только кролика, они удовольствуются им, но если тот наведет их на след медведя, то они отпустят кролика домой, а сами пойдут за медведем. Следишь за мыслью?

В ответ я получил взгляд, полный отвращения. Меня часто принимают за напыщенного мерзавца, который обожает слушать собственный голос, и это прекрасно. Валяйте списывайте меня со счетов, теряйте бдительность.

— Сынок, я хочу сказать вот что: ты, фигурально выражаясь, кролик. Если наведешь нас на крупную дичь, тогда скачи своей дорогой. В противном случае твоя пушистая голова украсит нашу стену над каминной полкой.

— На что я должен вас навести?

Одна лишь эта вспышка агрессии в голосе Конора подсказала бы мне, что он и сам все знает. Я ее проигнорировал.

— Мы ищем информацию, а ты тот самый человек, который может ее предоставить. Когда ты выбирал дом для упражнений в незаконном проникновении, тебе страшно повезло. Полагаю, ты заметил, что окна твоего гнездышка смотрят прямо на кухню дома номер девять на подъеме Оушен-Вью. У тебя было свое личное реалити-шоу, двадцать четыре часа в сутки.

— Самое скучное реалити-шоу в мире, — сказал Ричи. — Разве ты не предпочел бы найти, например, стрип-клуб? Или компанию девочек, разгуливающих топлес?

Я погрозил ему пальцем:

— Мы же не знаем, было ли оно скучным, правда? Именно это мы и хотим выяснить. Конор, дружище, рассказывай: люди в доме номер девять скучные?

Конор обдумал вопрос, прикинул, какую опасность он таит.

— Там семья, — сказал он наконец. — Мужчина и женщина. Мальчик и девочка.

— Офигеть и не встать, Шерлок. Прошу прощения за мой французский. Это мы и сами сообразили, не зря ведь нас называют детективами. Какие они? Как проводят время? Ладят между собой или нет? Обнимаются или орут друг на друга?

— Никто не орет. Раньше они… — Снова грусть в голосе — тяжелая и глубокая. — Раньше они играли в игры.

— В какие? В «Монополию»?

— Теперь я понимаю, почему ты их выбрал. — Ричи закатил глаза. — Увлекательное зрелище, да?

— Однажды они построили на кухне форт из картонных коробок и одеял. Играли в ковбоев и индейцев, все четверо; дети лазили по отцу, делали боевую раскраску маминой помадой. По вечерам, когда дети спят, он и она сидели в саду с бутылкой вина. Она массировала ему спину. Они шутили, смеялись.

Такой длинной речи мы от него еще не слышали. Ему до смерти хотелось поговорить о Спейнах, он буквально мечтал об этой возможности. Я кивал, и, достав блокнот, начал рисовать в нем каракули, притворяясь, что делаю пометки.

— Конор, дружище, у тебя отлично получается. Именно такие сведения нам и нужны. Продолжай. Говоришь, они были счастливы? Это был крепкий брак?

— Это был прекрасный брак. Прекрасный, — тихо сказал Конор.

Был.

— Он ни разу не сделал ей ничего плохого?

Конор рывком повернул голову в мою сторону. Покрасневшие распухшие глаза, серые и холодные словно вода.

— Что, например?

— Это ты мне скажи.

— Раньше он постоянно приносил ей подарки, разную мелочь: хороший шоколад, книги, свечи — она любила свечи. Случайно столкнувшись на кухне, они целовались. После стольких лет вместе они по-прежнему были без ума друг от друга. Он бы скорее умер, чем причинил ей боль. Понятно?

— Ладно-ладно, — поднял я руки. — Спросить-то нужно было.

— И вот вам ответ. — Конор даже не моргнул. Кожа под щетиной казалась грубой, обветренной, словно он слишком много времени провел у холодного моря.

— Спасибо. Именно для этого мы здесь и собрались — чтобы выяснить факты. — Я аккуратно сделал пометку в блокноте. — А дети? Какие они?

— Она… словно куколка, словно девочка из книжки. — Боль в голосе Конора, казалось, сейчас выплеснется на поверхность. — Всегда в розовом. У нее были крылья феи, она их носила…

— Она? Кто «она»?

— Девочка.

— А, да ладно тебе, парень, хватит играть. Ты ведь знаешь, как их зовут. Что, они никогда не кричали друг другу в саду? Мама ни разу не звала детей ужинать? Ради бога, называй их по именам: я слишком стар, чтобы разбираться во всех этих «он, она, его, ее».

— Эмма, — тихо сказал Конор, словно боялся повредить имя.

— Точно. Давай про Эмму.

— Эмма обожала домашние дела — надевала фартучек, лепила булочки из рисовых колечек. У нее была игрушечная школьная доска; Эмма сажала перед ней кукол и изображала учительницу, рисовала на доске буквы. Брата тоже пыталась учить, но он не мог усидеть на месте — разбрасывал кукол и убегал. Она была тихой. Веселой.

Снова «была».

— А ее брат? Он какой?

— Шумный — всегда смеется, кричит, даже без слов, просто для того, чтобы пошуметь, он от этого со смеху помирал. Он…

— Его имя?

— Джек. Он постоянно опрокидывал кукол Эммы, но потом сам их поднимал и целовал, чтобы утешить. Давал им попить сока. Однажды Эмма простудилась и не пошла в школу, так он весь день ей что-нибудь таскал — игрушки, одеяло и все такое. Милые дети. Хорошие. Замечательные.

Ричи задвигал ногами под столом; он никак не мог забыть увиденное. Я постучал ручкой по зубам и принялся читать записи в блокноте.

— Конор, я подметил интересную деталь: ты все время говоришь в прошедшем времени — они играли, Пэт приносил Дженни подарки… Что-то изменилось?

Конор уставился на свое отражение в стекле, словно разглядывая непредсказуемого и опасного незнакомца.

— Он — Пэт — потерял работу.

— Откуда ты знаешь?

— Днем он сидел дома.

Значит, Конор был там в то время — и, соответственно, его тоже нельзя назвать трудолюбивой пчелкой.

— И ковбои с индейцами закончились? Объятия в саду — тоже?

Снова эта холодная серая вспышка.

— Увольнение бьет по голове — многим, не только ему.

Как быстро он встал на защиту Пэта. Я не мог понять, делал ли это Конор ради Спейна или ради себя самого.

— Значит, у него поехала крыша? — спросил я, задумчиво кивая.

— Возможно. — Он снова напрягся, стал осторожничать.

Я откинулся на спинку стула и начал неторопливо изучать свои фальшивые записи, давая Конору возможность успокоиться. В комнате стало теплее, и воздух казался плотным, колючим, будто шерсть. Ричи шумно выдохнул и принялся обмахивать себя краем футболки словно веером, однако Конор, будто ничего не замечая, так и не снял пальто.

— Пэта уволили несколько месяцев назад, — сказал я. — А когда ты начал проводить время на Оушен-Вью?

Секундная пауза.

— Недавно.

— Год назад? Два?

— Может, год или даже меньше. Я не обратил внимания.

— И как часто ты туда заезжал?

Снова молчание, на этот раз более долгое. Он опять осторожничал.

— По-разному.

— От чего это зависело?

Конор пожал плечами.

— Слушай, я ведь не прошу предоставить расписание с печатью. Скажи хоть приблизительно. Каждый день? Раз в неделю? Раз в месяц?

— Пару раз в неделю, а может, и меньше.

Что означало — по крайней мере, через день.

— А в какое время — днем или ночью?

— В основном ночью. Иногда днем.

— А позавчера ты тоже отправился в свой загородный домик?

Конор откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, уставился в потолок.

— Не помню.

Конец разговора.

— Ладно, — кивнул я. — Если не хочешь пока об этом вспоминать, не страшно. Выберем другую тему: поговорим о тебе. Чем ты занимаешься, когда не дрыхнешь в брошенных домах? Работа есть?

Нет ответа.