Тайна моего дома (ч. 1, 2) (СИ) - Белая Елена Михайловна - Страница 137
- Предыдущая
- 137/185
- Следующая
Так мы и стояли в тишине: он, ласкающий меня взглядом, и я, переминающаяся с ноги на ногу. Наконец, Райн прикрывает веки, смиряя своих демонов и давая мне шанс уйти, сделать шаг назад. Но хочу ли я этого?
— Вот принес тебе завтрак, — и легкая хрипотца в голосе выдает, его с головой. Как же невыносимо трудно быть спокойными, изображать равнодушие.
— Завтрак? — растерянно моргаю, переводя взгляд на поднос, стоящий на столе. — Спасибо. Сейчас, только оденусь.
Возвращаюсь, застаю Райна на излюбленном месте. Иногда мне хочется залезть в проем этого окна, чтобы он так же долго и неотрывно смотрел на меня, а не на чахлую растительность маленького дворика гостиницы.
— Ты уже поел? — как предательски дрожит мой голос. И твое и мое горло не хочет больше повиноваться, рассказывая за нас то, что мы так долго пытались утаить друг от друга.
— Да, прости, не дождался тебя. Но очень уж хотелось кушать, — поворот головы, тень улыбки, и темная прядь, упорно сползающая на лицо.
— Ничего страшного, — кушать в такой напряженной тишине очень трудно, жевать, проглатывать и вновь жевать…, но я справляюсь, хотя бы потому, что этот завтрак принес мой мужчина, потому что ему будет приятно.
— Я должен тебе кое-что сказать, — непонятным образом, эти несколько слов рождают в моей душе панику. Она поднимается девятибалльной волной, грозясь поглотить меня, мутная, пенная, пугающе прекрасная. Что сказать? Разве нужно что-то говорить сейчас? Достаточно просто подойти, дотронуться и все… Дзынь! Мое самообладание лопается, в ушах стоит протяжный звон. Подскакиваю и бросаюсь к двери, но не успеваю, меня опять хватают, опоясывают руки-обручи, прижимают, лишая воли, сил. Со стоном признаю свое полное поражение, откидываюсь назад, прижимаясь щекой к любимому плечу.
— Ты понимаешь, что я теперь никуда тебя не отпущу? — жаркий шепот, обдающий теплым дыханием, требовательный, властный, утверждающий в своем праве. — Никому не отдам. Ты моя, до самой последней клеточки, до самого последнего вздоха. Я раньше не представлял, что такое возможно — так растворяться в другом человеке. Это страшно, Ася, как же это страшно, быть настолько зависимым от тебя. Но я смирился с этой болезнью. Нет, не так… Я счастлив, что болею тобой, это так мучительно сладко…
Каждое слово пробегает дрожью по коже. Его руки не двигаются, продолжая крепко сжимать меня в объятиях, боясь отпустить желанную добычу. Правильно, не отпускай меня, а то я упаду, ноги совсем ватные, по ним гуляет хмельное вино под названием «Райн».
— Скажи мне что-нибудь… Наори на меня, ударь, пошли меня, наконец. Знаю, я это заслужил. Только не молчи!
Да, разве я могу что-то ответить, если мой мир сосредоточился сейчас на кончиках твоих губ, касающихся моего уха, на подушечках пальцев, обжигающих мою кожу через ткань рубашки, на твоей твердости прижимающейся ко мне сзади? Единственное, что мне сейчас доступно… поворачиваю голову и ловлю своими губами твои. Ты прав, это мучительно сладко, болеть тобой…
Твой поцелуй — это откровение, полет, погружение в водоворот трепетных ощущений. Сегодня ты робок и не смел, словно и не было ничего до… ни той пещеры, ни нашего безумства. Как в первый раз, как будто боясь спугнуть, ошибиться, сделать что-то не правильно. Словно на ощупь в темноте губами дотрагиваешься до моего сердца. Бесконечно нежно и трогательно.
Разворачиваешь меня к себе, беря лицо в плен ладоней, и долго ищешь что-то в глубине глаз. Что ты там хочешь рассмотреть? Все лежит на поверхности — люблю тебя, до звона в ушах, до щемящей радости, до ноющего сердца.
Киваешь в такт каким-то своим мыслям и прикасаешься губами к уголку моих, дразня, скользя по зудящей коже. Прикусил — отодвинулся, прижался — отступил. И вот уже сама тянусь за тобой, вымаливая большее, ловлю торопливо твое дыхание, настаиваю. Но ты даешь понять, кто сегодня задает ритм, такой медленный и тягучий, играющий на струнах возбуждения. Ты ведешь. Губами поглаживаешь губы, проникаешь языком внутрь, за преграду зубов, позволяя попробовать твою бархатистую теплоту. Сам раскрываешься для меня, помогая утонуть в ощущениях близости. Мои руки уже не удержать, они пробираются под рубашку, прижимаясь к тебе каждым своим миллиметриком: гладят, сжимают, проверяют, вспоминают.
Но ты выскальзываешь, отодвигаешься от меня, чуть кривовато улыбаясь, и начинаешь, не торопясь, расстегивать пуговки на блузке, шепотом считая: «Один», — показалось черное кружево бюстгальтера, и чуть дрогнули твои пальцы. «Два», — оголилась смуглая полоска кожи под бельем, и раздался мой прерывистый вздох. «Три», — выглянула ямка пупка на округлом животике, и уже твой длинный выдох сообщил о явном неравнодушии. «Четыре», — последняя пуговка открывает полупрозрачность трусиков, заставляя плавиться лед в твоих глазах. Отвечая на этот молчаливый призыв, руки сами тянутся к тебе, но их останавливают.
— Ася, только не прикасайся сейчас ко мне, пожалуйста. А то я могу не выдержать, — голос с легкой хрипотцой. Прикрываю глаза, чувствуя, как возбуждение пробивает меня насквозь, отдаваясь жаром внизу живота. — Не хочу сегодня торопиться. Хочу видеть тебя. Всю.
Губами прокладываешь дорожку поцелуев по шее, зарываясь пальцами в волосы. Изгибаюсь в твоих руках, подставляя себя под ласковые касания. Снимаешь с меня блузку и продолжаешь путь, останавливаясь только в районе ключиц, изучая их языком — обводишь очертания, поглаживаешь, ныряешь в ямку, заставляя меня сжимать руки в кулаки из страха, что не выдержу и дотронусь до тебя. Добившись ответной реакции, неторопливо спускаешься вниз, в ложбинку. Чуть прикусывая, двигаешься вдоль линии бюстгальтера, теплым дыханием согревая кожу. Подбородком едва уловимо потираешь самую вершинку груди, наслаждаясь моим сдавленным стоном. Умными пальцами обводишь ее, дуешь и счастливо смеешься, когда видишь моментальный отклик. А следом и второй затвердевший камушек прижимаешь губами через тонкую ткань, задеваешь языком, пронизывая током мое тело до самых пальчиков ног. Что же ты делаешь со мной? Если бы не твои руки, поддерживающие меня, я бы уже давно, опавшим листом, осела на пол.
Приседаешь, языком скользя по животу, потираясь об него гладкой щекой. Выгибаюсь тебе навстречу, где-то на задворках сознания ловя мысль о том, что кое-кто с утра побрился. Но обо всем забываю, когда ты лицом прижимаешься к моим бедрам. Кажется, что от этого можно умереть. Подрагивающие ладони поглаживают ноги, а ты дышишь мной… О, Боже… Хватаюсь руками за все, что попадется, только бы не упасть, попадаются твои плечи.
Жадный поцелуй через невесомую материю и тихое рычание, потом меня подхватывают на руки и переносят на кровать. Расстегиваешь свою рубашку, не отводя потемневшего взора, переливающегося текучей ртутью, гипнотизируешь меня. Сейчас ты напоминаешь хищника, почуявшего след своей добычи, вижу, как раздуваются твои ноздри, вдыхая желанный аромат. Наступает очередь брюк, долой их! И кажется, только из уважения к моментально зардевшейся мне, ты, засунув большие пальцы под резинку своих боксеров, вопросительно изгибаешь одну бровь: «Снимать или пока оставить?». Пытаюсь смотреть тебе в лицо, но взгляд упорно опускается ниже, туда, где почти ничего уже невозможно скрыть. Да и разве можно такое скрывать? Это просто преступление.
Уголок твоих губ лукаво ползет вверх, а пальцы стягивают резинку вниз… Кровь с ревом разносится по венам, набатом стуча в висках. Задыхаюсь, плавлюсь, умирая от потребности прикоснуться, попробовать, ощутить рядом, близко, внутри…
Совершенное тело, совершенные пропорции. Красиво так, что приходится зажмуриваться. Меня накрывает этим горячим телом, обнимает жаркими руками, ласкает жадными губами. И когда уже совершенно нет сил держать себя подальше от тебя, слышу нежное: «Дотронься до меня, моя хорошая, прошу». И срываюсь лавиной, утопая пальцами в волосах, пробуя тебя на вкус, вжимаясь в попытке раствориться в тебе: «Мой, только мой!»
Последние преграды, в виде нижнего белья, пропадают, оставляя только нас, обнаженных и открытых друг перед другом до такой степени, что кажется, даже кожи нет, остались одни нервные окончания. Пока губы заглушают мои просьбы, чуткие, сильные пальцы живут отдельной жизнью, без стеснения проникая туда, где их уже давно ждут, утопая во влаге, рожденной танцем миллионов бабочек в моем животе. И вот уже два стона сливаются в один, брызгами разлетаясь по оголенным нервам. Я взрываюсь, вздрагиваю, судорожно хватая пересохшим ртом воздух, всхлипываю и затихаю, чтобы через краткое мгновение начать новый виток этого потрясающего путешествия.
- Предыдущая
- 137/185
- Следующая
