Черный феникс. Африканское сафари - Кулик Сергей Федорович - Страница 120

• Предыдущая
• 120/129
• Следующая

Поэтому, когда умирает глава семьи, все дети вместе с имуществом автоматически переходят к его брату или другому ближайшему родственнику по мужской линии, а вдова практически остается ни с чем. Чтобы «выкупить» собственных несовершеннолетних детей, несчастная женщина должна вернуть лоболу… Но редкая вдова в Свазиленде может найти средства для этого.

Есть, правда, еще один выход, официально предусмотренный кодексом обычного права наследования и распоряжения хозяйством семьи. Если у вдовы нет совершеннолетних сыновей, способных наследовать отцу, она может вступить в так называемый лавиратный брак — союз с одним из ближайших родственников покойного мужа. Хотя кодекс этот принят отнюдь не в средние века, а совсем недавно, в 1965 году, в нем есть и такое положение: «Жена умершего мужчины, имевшего одну жену, может быть унаследована, то есть она может вступить в лавиратный брак… В таком случае хозяйство умершего остается на попечении вступившего в лавиратный брак мужчины, который должен быть также опекуном несовершеннолетнего наследника и жены покойного». Перед тем как вступить в лавиратный брак, вдова должна пройти «испытательный срок» у матери своего будущего супруга.

Подобные анахронизмы в законодательстве Свазиленда уже не раз вызывали недовольство среди населения. Однако требования модернизации жизни общества а-ма-нгване лишь подтолкнули короля к укреплению устаревших институтов власти. В 1973 году Собхуза II отменил действие конституции, на основе которой Свазиленд получил независимость, и сосредоточил в своих руках абсолютную власть. «В парламент, — заявил тогда Собхуза, — проникли подрывные элементы и другие недостойные люди. Выборы только сеют раздор. С нас вполне достаточно обычаев свази, а именно: «Король ведет свой народ, а народ ведет короля». В ответ на недовольство студентов и интеллигенции он в 1978 году ввел новую конституцию, которая функции парламента, избранного в том же году, свела к функциям племенного совета старейшин.

Власть на местах осуществляют советы племенных и деревенских старейшин — так называемые либандлы, беспрекословно исполняющие волю королевского совета — ликоко, который состоит из представителей клана Дламини. Именно они да верховный индуна, или премьер-министр Свазиленда, начали вершить судьбами страны.

В королевстве запрещены политические партии, преследуется оппозиция. «Возвращение к временам управления страной с помощью племенных советов отбрасывает Свазиленд на тысячу лет назад, — заявил председатель действующей в подполье партии Конгресс национального освобождения Нгване доктор Э. Зване. — Я думаю, что советчики, подсказавшие подобное решение, находились в Претории. Демократическое развитие нашей внутриполитической жизни там хотят подменить… «танцами на высшем уровне».

…Однако вернемся в Лобамбу, которую мы оставили в самый разгар четвертого, главного дня инчвалы. Накал страстей на празднике постепенно переносится за изгородь нхламбело. Там, на просторной площади, окружающей королевский крааль, собрались тысячи, десятки тысяч а-ма-нгване, добрая четверть населения страны. Живописнейшее зрелище!

Вокруг нхламбело начинают группироваться воины в праздничных боевых доспехах. Их стройные тела покрывают леопардовые шкуры, в волосах — разноцветные перья, в руках — копье и огромный щит, обтянутый пестрой воловьей шкурой.

Вновь оживают тамтамы. Но на этот раз они играют монотонно, и маримбы, как бы вторя им, выводят заунывную мелодию. Воины склоняют головы, выставляют вперед щиты и медленно начинают приближаться к изгороди нхламбело. В их позах — не то мольба, не то смирение.

— Это воины исполняют танец, в котором просят короля выйти за пределы нхламбело, как бы вернуться к своему народу, — объясняет мне Дламини. — Ингвеньяма подождет, поупрямится немного и согласится.

Так оно и было. С полчаса исполняли свою пантомиму воины. Потом ухнули тамтамы, ворота крааля открылись, и перед восторженно кричащими подданными появился Собхуза II.

Все, кто лишь мгновение назад были танцорами или певцами, замерли и превратились в зрителей. Король танцевал свой сольный танец — танец льва, исполнять который может только ингвеньяма.

Затем, взобравшись на небольшой помост, Собхуза застыл в величественной позе, протянув к северу обе руки.

— Оттуда, с севера, пришли предки а-ма-нгване, — опять пояснил Дламини. — Поэтому именно с севера король получил сейчас священную луселву, которую, как вы видите, вкладывает ему в руки верховный тиньянга. Эта выращенная на самых северных землях свази тыква — первый плод нового урожая, приготовленный для еды. После того как король отведает ее, снимается табу на употребление продуктов нового урожая в пищу.

Ингвеньяма пробовал тыкву долго, смачно причмокивал, явно испытывая терпение зрителей. Потом вдруг запустил тыквой в толпу и вновь пустился в пляс.

Многие присутствующие на площади ждали этого момента не из простого любопытства. В крестьянских семьях продуктов редко хватает от урожая до урожая, и поэтому, соблюдая табу инчвалы, многие в деревнях жили последние недели впроголодь. Не случайно, как только луселва упала в толпу, кое-кто из присутствующих начал покидать площадь перед королевским краалем. Они спешили домой, к уже накрытому столу, отведать плоды нового урожая.

Понятно поэтому, что пятый день инчвалы называется «ситила» — «когда работать нельзя». Плотно поев на ночь, люди проснулись поздно. Даже в Мбабане, столице Свазиленда, куда я съездил, чтобы убить время, две современные улицы были пусты. Лишь подвыпившие белые южноафриканцы бродили вокруг гостиниц и ресторанов, пытаясь воспроизвести замысловатые па увиденных накануне плясок. В жилых африканских кварталах было оживленнее. Наблюдая за прохожими, я пришел к выводу, что Мбабане — единственная на континенте столица, жители которой по воскресным дням снимают с себя «рабочую» европейскую одежду и облачаются в привычные им наряды из шкур диких животных. Мужчины разгуливали по столичным улицам со щитами и луками так же небрежно, как жители многих городов с портфелями и атташе-кейсами.

На следующий день все мужское население долины Эзульвени встало с восходом солнца и, как по команде, отправилось на окрестные холмы. Часа через два-три все тропинки, ведущие к Лобамбе, заполнили люди со связками хвороста за спиной. Его собрали, чтобы разжечь огромный костер в королевском краале, в том самом месте, где, облепленная мириадами мух, все еще лежала черная бычья шкура.

Сам ингвеньяма поднес факел к этому костру, огонь которого должен был поглотить не только шкуру, но и олицетворяемые ею неприятности уходящего года, а с ними и сам старый год.

И опять забили тамтамы, завыли маримбы и затанцевали вокруг пляшущего пламени огромного костра люди. Иногда кто-нибудь останавливался и бросал в огонь кусочек черного меха или дерева: сжигал собственные неприятности. Ингвеньяма поступил по-королевски: он бросил в костер тот наряд, в котором встречал прошлогоднюю инчвалу.

Королева-мать в сопровождении развеселых королев и принцесс затянула монотонную песню, прося небо о дожде. И если капли дождя погасят, как иногда случается, костер, это еще раз подтвердит силу индловукати, ее умение общаться с предками.

— С Новым годом! — прервав мои наблюдения за церемонией вызывания дождя, неожиданно сказал Дламини. — Инчвала закончена, на землю а-ма-нгване пришел Новый год.

— С Новым годом, сикулу Дламини! — ответил я. — И до свидания.

Завершение инчвалы означало, что мне надо покидать страну. Виза, выданная свазилендскими властями, обусловливала, что я могу находиться в ней только во время инчвалы и должен покинуть ее пределы сразу же по окончании торжеств. Кто-то решил, что в Свазиленде мое любопытство должно быть ограничено созерцанием танцев на высшем уровне…

• Предыдущая
• 120/129
• Следующая