Призрак и гот (ЛП) - Кейд Стэйси - Страница 2

• Предыдущая
• 2/47
• Следующая

Малейшее отклонение — разговор не с тем человеком; свитер, точно такой же, как у ботана, надевшего его в редкий момент просветления и осознания модных тенденций; покупка гамбургера вместо салата — грозит безвестностью или чем похуже.

Пример тому — случившееся с Кимберли Шаэ. У Ким было все: богатые родители, безупречные азиатские черты лица и обмен веществ, позволяющий есть все что ни попадя и при этом оставаться достаточно стройной и легкой, чтобы стоять на вершине пирамиды группы поддержки.

Как и большинство из нас в узком кругу, Ким по выходным напивалась или делала вид, что напивается, на лесных вечеринках у Бена Роджерса.

И как-то раз Ким действительно выпила слишком много, ну или достаточно много для того, чтобы забыть одно из главных правил популярных девушек: пить так, чтобы казаться глупой и кокетливой, но не глупой и сексуально озабоченной. Кто-то снял на мобильный, как она отдается своему давнему увлечению и хозяину вечеринки Бену Роджерсу прямо за традиционным школьным деревом.

Да все парни убили бы, лишь бы оказаться на месте Бена, и любая девчонка с той вечеринки покривила бы душой, сказав, что не мечтала о подобном. (Бен с третьего класса считался самым желанным парнем в нашем классе, и каждая мечтала стать той, кто наконец его сломит). Но быть пойманной? Это совсем отдельная тема.

Фотографии разослали в течение нескольких часов, и уже утром в понедельник Ким прекрасно понимала, что садиться в кафе за наш столик не стоит. Она села за столик второго яруса.

Наш кафетерий — это что-то вроде большого зала со сценой впереди, от которой идут ступени и располженные ярусами столики. Чем ближе ты к «оркестровой яме» — самому привилегированному месту, тем ты популярнее.

Я всю жизнь прикладывала немало усилий, чтобы получить и сохранить место за «столовой ямой» (отвратное название, но не я его придумала, так что пофиг). Одной внешностью этого не добиться. Меня научила этому на своем примере мама. Чтобы создать иллюзию собственного совершенства и стать объектом зависти каждой девчонки в школе нужно потратить много времени и сил, но я отдавала этому всю себя, и это стоило того.

Ну вот взять к примеру мои вчерашние похороны. Никогда не видела, чтобы в одном месте собиралось столько народу из школы. Я имею в виду место за пределами школы, конечно же. (Слава богу, мама была слишком «убита горем», чтобы присутствовать на заупокойной службе. Нет, я не против эмоционального всплеска, но вот если бы ее вырвало на цветочные композиции, это было бы как-то не очень). Кто-то все организовал и раздал черные повязки на руку с моим именем, вышитым розовым. Принес цветы, свечи и коробки с салфетками. Люди, которых я даже не знаю — к примеру, одна толстенькая девчонка, которую я видела на алгебре и которая носит жуткие мешковатые кофты в надежде казаться в них стройнее… ну да, как же, — пришли поплакать над моим гробом. Ну, или рядом с ним, какая разница.

Я даже краем уха слышала разговоры о том, чтобы повесить мое фото в траурной рамке в главном коридоре прямо рядом со стеклянной витриной с баскетбольными и футбольными призами. (Как школьная чирлидерша могу смело заверить вас, что в футбол мы играем отстойно, и, если взглянуть на награды, то мы делаем это отстойно аж с 1933 года).

Это плохо прозвучит, но если быть честной до конца, то я даже почувствовала небольшое облегчение от того, что умерла. Не сразу, конечно. Отойдя от первоначального шока, я некоторое время страшно злилась. Впрочем, вряд ли кто-то будет в хорошем настроении после ночи в морге в компании со своим мертвым телом. Все, о чем я тогда думала — чего мне будет не хватать. Больше никакого горячего мороженого с фруктами, уплетаемого втихомолку? Больше никаких поцелуев? Или чего пострастнее? Я померла долбаной девственницей! Вот уж чего не ожидала, так не ожидала.

Но на следующее утро я очнулась на Хэндерсон-стрит, ощущая на лице тепло солнца и слыша над собой рев автобусных моторов, и осознала кое-что еще. Что есть много чего такого, о чем я не буду скучать. Меня пугала мысль об университете, о том, что нужно будет начинать все сначала, снова всех очаровывать и соревноваться с такими же как я девчонками из окрестных школ… брр, все это жутко выматывает. Теперь же мне совершенно не нужно об этом беспокоиться. Моя популярность навечно застыла на самом своем пике. Такое ощущение, будто я пересекла финишную черту на беговой дорожке, по которой даже и не знала, что бегу. Я умерла прежде, чем смогла разрушить свою жизнь, так что моя смерть была неожиданной, но в какой-то степени прикольной.

Возвращаясь к тому, о чем я говорила ранее — после вчерашнего впечатляющего проявления скорби, я не могла дождаться, когда же увижу, чем удивят меня мои друзья. Было ли у моих одногруппниц по команде поддержки Эшли Хикс и Дженнифер Майер время для того, чтобы вылепить из свечного парафина скульптуру в виде моего лица, которую они обсуждали между всхлипываниями и рыданиями?

Я прибавила шагу, желая дойти до главного коридора до того, как ученики заполонят остальные после школьного звонка. Все эти проходящие сквозь меня тела (они же не видят меня, чтобы обходить, а я не могу постоянно от всех уворачиваться) действуют нервирующе.

Но первый тревожный «звоночек» прозвучал для меня, когда я еще даже близко не подошла к главному коридору. Пересекая автомобильную стоянку, я заметила, как Кэти Гуд — популярная десятиклассница, сидящая в третьем ярусе столиков кафе — украдкой оглядевшись, стянула с левой руки повязку с моим именем и бросила ее.

Тонкую ткань подхватил и протащил по асфальту ветерок, пока она не зацепилась о неровный камень у моих ног. «Покойся с миром, Алона Дэа», — прочитала я надпись на ней.

— Эй! — гневно крикнула я ей, но, конечно же, Кэти и глазом не моргнула, не слыша моего несуществующего для нее голоса. Ладно. Пусть она будет единственной чудилой без черной повязки на руке. При таком раскладе ей никогда не заполучить место за «столовой ямой».

Вот только проследив за Кэти взглядом и понаблюдав за тем, как она встречается с группкой своих тупых друзей, я осознала, что ни у кого из них нет на руке траурной повязки. Как и у кучки музыкальных фанатиков (четвертый ярус столов — лучше, чем у математических ботанов, но хуже, чем у научных — эти вечно могут придумать что-то эдакое), стоящих позади дружков Кэти.

Мое сердце учащенно забилось, и на затылке выступил холодный пот. Что-то для мертвой я слишком много «чувствовала», и охватывающее меня сейчас чувство было всепоглощающим ужасом.

Я крутанулась на месте — непривычно тихо на покрытой гравием парковке, чтобы увидеть: нет… ни один человек в зоне моего поля зрения не надел символ скорби, которую так яро все выказывали вчера. Как это возможно?

Позабыв о своем желании оставаться спокойной и хладнокровной, я бросилась ко входу в школу и к Кругу.

Три деревянные скамьи, приобретенные на пожертвования бывших выпускников и поставленные в форме буквы «U» вокруг флагштока — территория моих друзей. Все тот же «первый ярус». Популярные ребята отдыхали и бездельничали здесь большую часть времени, возложив получение профессиональных знаний на подающих надежды младшеклассников.

Скамьи были натерты до блеска сотнями идеальных задниц — таких, как у Бена Роджерса, а флагшток стал молчаливым свидетелем сотен свиданий и встреч. Все они проходили прямо перед зданием администрации, и нам это позволялось. Мы были «хорошими ребятами». Окажись на нашем месте кто другой, и ему тут же бы влетело. Я не говорю, что это честно, просто так обстоят дела. И все это знают.

Я примчалась к Кругу чуть запыхавшись (да-да, я знаю, я мертва, но все же…), времени до звонка осталось всего ничего. Было непросто продираться сквозь толпы неторопливо идущих к школе учеников. До этого я и не задумывалась о том, как удобно, когда все тебя узнают и расходятся, уступая дорогу. Как жаль, что все это в прошлом.

Став старшеклассниками, мы и места на скамьях распределили согласно рейтингу. Мои друзья уже заняли свои места. Бен Роджерс растянулся во весь рост на ближней к парковке скамье в окружении девчонок, претендующих на роль его будущих «наложниц». Им лишь винограда не хватало, чтобы кормить его с рук, да этих здоровенных египетских опахал.

• Предыдущая
• 2/47
• Следующая