Тайна трех неизвестных (с илл.) - Нестайко Всеволод Зиновьевич - Страница 37
- Предыдущая
- 37/40
- Следующая
Мы уже давно прочитали письмо, но все еще сидели, не двигаясь, и молчали.
И так же, как тогда, на чердаке у бабки Мокрины, когда Павлуша вытащил меня из воды, я вдруг почувствовал неистовую, горячую радость от того, что он рядом, что он мой друг, что мы помирились.
Неужели я мог быть с ним в ссоре! И не разговаривать! И проходить мимо, будто незнакомый!
Чушь какая-то!
Черт те что!
Но… неужели Гребенючка писала это письмо?
В голове не укладывалось! Хоть убей!
Извините, но я еще не мог привыкнуть к мысли, что Гребенючка — и вдруг такая хорошая.
Это только в книжках так бывает, что герой только р-раз — и вмиг перевертывается на сто восемьдесят градусов: из плохого делается хорошим, из хорошего — плохим, кого ненавидел, сразу начинает любить и наоборот.
Я так сразу не могу.
Я буду постепенно.
Мне нужно привыкнуть.
Конечно, письмо писала не Гребенючка, а Галина Сидоровна. Хотя писал-то на бумаге его Пайчадзе, но придумывала, диктовала Галина Сидоровна. Он бы так не написал, хотя бы потому, что языка украинского не знает.
Конечно же, Галина Сидоровна и тот разговор со мной по телефону ему написала, и он только читал по бумажке (потому что так солиднее да и легче акцент сбить).
Вообще они думали, что все будет очень легко и просто, что они малость поводят нас за нос с этими загадочными инструкциями, заставят делать тайно друг от друга одну и ту же работу (из-за этого в разное время и назначали!), а потом столкнут носами и заставят помириться.
Намечалось, что мы будем по очереди раскапывать и расчищать дот, чтобы в конце концов создать там музей боевой славы. Пайчадзе заранее даже маленькую саперную лопатку тут припрятал.
Но вышло все не так, как думали и намечали.
Неожиданно, после того как Пайчадзе уже вручил мне и Павлуше письма, были объявлены по тревоге военные учения. В армии, оказывается, всегда так: никто ничего не знает, ни солдаты, ни офицеры, и вдруг тревога — боевая готовность номер один! И все! А что ж, это верно — армия ежеминутно должна быть готова к бою.
Хорошо, что Пайчадзе со своим подразделением остался в лагере — «в охранении».
А то ведь Галина Сидоровна сказала ему: «Делай теперь что хочешь, но чтобы ребята мои зря не волновались и не переживали!»
Это ведь он вечером после встречи с нами возле дота ездил отчитываться к ней, а я его в саду выследил и наделал шуму (правда, он переждал в кустах и потом все же встретился с ней).
И утром пришлось ему звонить по телефону.
А Павлуше письмо в альбом для рисованья это уж, конечно, Гребенючка подложила.
В общем, всю эту кашу заварила Гребенючка.
Она, видишь ли, не могла смотреть, как мучается и страдает Павлуша. (Он, значит, страдал, мучился, а я-то, дурак, думал!..)
И решила нас помирить. Но сама этого сделать она не могла, потому что знала, как я ее «люблю». Тут все бы вышло наоборот.
Тогда пришла она посоветоваться к Галине Сидоровне.
А Галина Сидоровна подключила к этому делу своего Пайчадзе, и уже втроем они разработали план операции.
Гребенючка прямо сказала:
— Нужно что-то интересное придумать. А то ведь они такие ребята… Просто так на удочку не пойдут. Больно вредные. Нужно какую-нибудь загадочную тайну. Вот это они любят!
Ну и что ж? Подумаешь! А кто это из ребят не любит, чтобы было интересно, не любит тайн и загадок!
А вот с раскапыванием дота вряд ли бы что получилось. Мы бы сразу догадались, что это подстроено, и их затея провалилась бы.
— Ну ты скажи, Павлуша, а?!
— Ага!
— Ух! А если бы мы придумывали, мы бы такое выдали, будь здоров!
Вот не знаю, что эта самая комиссия сейчас думает, в которую нас не выбрали. Конечно, они все отличники, серьезные, примерные, но ведь фантазии-то у них — кот нарыдал, всем известно!
А тут ведь нужно что-нибудь такое… грандиозное, небывалое, космическое!
— Ой! Слушай, Павлуша! — вдруг воскликнул я. — А давай…
И, захлебываясь, я начал выкладывать ему свою идею.
— Молодец, Ява! — вскрикнул он. — Молодец! Гений! Я всегда говорил, что ты гений!
— Только чтобы никто не знал, — сказал я. — Пусть они себе готовятся официально, а мы…
— Это будет наша тайна, — подхватил Павлуша. — Тайна двух неизвестных!
— Точно!
Мы начали готовиться в тот же день. Потому что то, что мы придумали, требовало очень большой, кропотливой работы и времени.
Хорошо, что со строительством на улице Гагарина было все закончено, а то мы просто не успели бы. Эта улица стала еще красивее, чем до стихийного бедствия, прямо как игрушечка.
Теперь все село готовилось к свадьбе. Такой свадьбы у нас еще не знали. Всеми любимая учительница выходила замуж за героя-офицера, который вместе со своими солдатами спасал село от наводнения.
Правление колхоза единогласно проголосовало за то, чтобы устроить свадьбу на всю Васюковку, пригласив спасителей-военных.
В колхозном саду плотники сбивали стол, длиннющий, почти на километр! За этим столом должно было разместиться все село до одного человека и гости…
Стол этот должны были радиофицировать: через десять метров поставить переносные микрофоны, а на деревьях повесить громкоговорители, чтоб того, кто будет выступать с тостом, слышали все.
Вот будет здорово!
А мы с Павлушей готовились отдельно…
За три дня до свадьбы из Грузии прилетели родственники и друзья нареченного. Их было человек сто, не меньше. Они закупили целый самолет до Киева — «ТУ-104», а из Киева заказали три автобуса и одно грузовое такси. На этом такси приехало десять бочек грузинского вина и уж не знаю сколько ящиков с мандаринами, апельсинами, гранатами, чурчхелою и другими кавказскими лакомствами.
Это было здорово!
А мы с Павлушей готовились отдельно…
Вся наша самодеятельность под руководством заведующего клубом Андрея Кекалы ночами до самого утра разучивала и репетировала новую программу для свадебного концерта.
Гвоздем ее был вновь созданный «хор старейшин» (то есть стариков и старушек). Кекало где-то вычитал, что в Грузии есть такой хор, и немедленно решил создать у себя. Как ни странно, наши дедушки и бабушки охотно откликнулись на эту идею. И вышел мощный хор. Уж кого-кого, а дедушек и бабушек у нас хватает. Соседнее село ведь так и называется — Дедовщина… У нас долго живут люди. Вон бабушка Триндичка сто десять отмахала. А восемьдесят, девяносто — это у нас запросто. Профессор из Киевского института долголетия приезжал, так он говорил, что это из-за того, что у нас вода хорошая — раз, свежий воздух — два, любят трудиться — три и почти нет плохих людей — четыре…
А я думаю, что главная причина в том, что у нас народ веселый, все любят шутить и смеяться.
А смех — дело здоровое!
И говорили, что хор дедов разучивает все песни веселые, шуточные.
Это было здорово!
А мы с Павлушей готовились отдельно…
И вот подошел канун свадьбы. Утром на школьном дворе комиссия созвала весь класс и доложила о результатах своей работы.
Решили, значит, так.
Сначала празднично убираем класс. Чтоб был как во время экзаменов: стол, накрытый красной скатертью, от дверей — ковровая дорожка, на столе и на окнах — цветы.
Потом идем домой, одеваемся во все самое нарядное, праздничное. Каждый берет букет цветов. Приходим в школу. Садимся за свои парты. Ровно в два часа (как на урок — мы во вторую смену последний год учились) придет Галина Сидоровна. Ее уже предупредили вчера. Первой выступит Гребенючка (председатель комиссии). Скажет слово от девчат класса. У нее написано две странички. Она прочитала — всем понравилось, даже мне: здорово, хоть и слишком жалостно. Потом выступит Коля Кагарлицкий — скажет слово от ребят класса. У него было написано целых три с половиной страницы и тоже здорово — с именами, фактами, меня с Павлушей вспоминает, наши выходки, простите, мол, за все…
- Предыдущая
- 37/40
- Следующая
