Выбери любимый жанр

Попытка возврата. Тетралогия - Конюшевский Владислав Николаевич - Страница 29

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

* * *

Трясясь в кузове под рваным тентом, переиначивал старую песню. Эх дороги, грязь да туман. Холода, тревоги и сплошная грязь. Блин! Мы еще в наше время жалуемся на плохое покрытие дорог! Тут его вообще нет. Грязюка страшнейшая. Вязнут машины, танки, даже тракторы буксуют. Наполеон Москву смог взять только потому, что на лошадях передвигался и более или менее смог дотащиться до города. Был бы он, как фрицы, на технике, не видать ему Москвы как своих ушей. Нам просто с началом войны не повезло. Лето было страшно сухое, и немцы, весело подпрыгивая, смогли осуществить начало плана блицкрига. Были б дожди — дальше старой границы они хрен бы прошли. Вот и сейчас все влипло в грязь с обеих сторон фронта. Наступление само по себе остановилось. Сверху дождь, снизу слякоть, какая уж тут война. Ничего, гансы. Скоро еще и морозы начнутся. Это вам не в Европах — плюс пять — уже холодно. А минус сорок не хочешь? Дороги, правда, станут проходимыми, но вот с теплыми шмотками у вас жопа. Еще немного продвинетесь и встанете намертво, морозя уши и носы. Потом даже медаль такую введут «За зимнюю кампанию», где изображены каска, как на могилке, и замерзший орел, сжимающий в заиндевелых лапах свастику. Она так и будет на жаргоне называться «Мороженое мясо». Но пока морозов нет и с неба просто льет холодный дождь. Немцы позавчера сделали последний рывок и, вляпавшись в эту кашу на дорогах, остановились. На этот раз, похоже, надолго.

Засунув нос в воротник шинели, прикидывал, какие помимо остановки немецкого наступления еще есть новости. Ведь за полтора месяца, что прошли после разговора со Сталиным, в стране явно происходили перемены. Малозаметные и глухие, но это, похоже, было начало. В армию, где мы сейчас находились, прибыло девять новых командиров полков из бывших сидельцев. А по всему фронту сколько таких? Даже не знаю. В тылу тоже свежеотпущенные головастики на месте не сидели. Тот мужик из КБ, Прохоров Федор Ильич, выйдя из лагеря, самым активным образом включился в работу. Результаты, правда, пока не ахти, но граната уже летит по прямой, а не извилистым зигзагом. Шлеп! Холодная капля упала за шиворот и отвлекла от глобальных мыслей. Вот, биомать, супермены! В тылах у фрицев чудеса творим, а тент нормальный добыть не можем. Все — по приезде иду к снабженцам, и если по-хорошему не дадут, то стырю. А еще лучше из фанеры кунг сделаем и будем как белые люди ездить. Надоело уже мерзнуть и мокнуть! Вторую неделю на колесах живем. И сейчас — очередной раз меняем место дислокации, постоянно выпихивая машину из колдобин. До места назначения еще километров двадцать, такими темпами хорошо если к ночи доедем. Ну вот, опять встали… Снова вывалились из кузова и стали с помощью окружающих нас бойцов пихать машину. Достала уже эта слякоть!

* * *

Вжик, вжик! Бух! На секунду высунув нос из воронки, огляделся. Вжик! Да сколько же вас там! Только танков штук двенадцать. Правда, два уже хорошо дымят. И пехоты, похоже, — с пару рот будет. А нас тут от силы взвод. Да и как еще сказать взвод — щеглы, курсанты из пехотного училища, и какие-то степенные мужики из хозвзвода госпиталя. Блин! И свалить нет возможности. За нами этот самый госпиталь, сейчас спешно эвакуируемый. Вот попал! Сюда мы с шофером заехали по пути с завода проведать Мишку Северова, парня из наших радистов. А на завод я мотался к гранатометчикам. Прохоров, спец реабилитированный, все-таки сделал невозможное. Гранатомет теперь уверенно бил на шестьдесят метров. Заряд пока только фугасный. До кумулятивного они еще не добрались. Но глаза Ильича горели, как у отца Федора, стырившего колбасу, и я не сомневался, что месяца через два будет и кумулятивная граната. Постреляли на полигоне — мне понравилось. Эти изобретатели, похоже, сами не ожидали такого эффекта и ходили с ошарашенным видом. Такой же вид имели и два генерал-лейтенанта из военприемки. Осмотрев развороченные катки Pz.III и перевернутое от взрыва орудие, они цокали языками и активно строчили в своих блокнотах. Когда же я захотел забрать несколько ящиков неиспользованных РПГ, приемщики грудью встали на их защиту. Дескать, секретное оружие, ну и все такое прочее. Один даже дулю в запарке мне показал. Щас! Не таких лопошили! Я на них наехал по всем правилам. Говорил, что имею устное распоряжение самого (при этом потыкал пальцем в небо) для испытания небольшой пробной партии, именно в силу ее секретности, в нашей группе. Генералы проследили за пальцем, пошушукались и дали два ящика. Крохоборы. Загрузив укупорки в кузов, покатили обратно. И тут я вспомнил про Мишку. Он словил осколок и валялся в госпитале. Думал ему привет передать и продуктов подкинуть, а то на госпитальном пайке ноги можно протянуть быстрее, чем от ранения. Передал, блин, привет…

На этот раз крик про прорвавшиеся танки был совершенно верен. В госпитале сразу поднялась суматоха, народ забегал — и попутно с эвакуацией стали быстро сколачивать команду смертничков для задержания прорыва. Набрали человек сорок из находящихся рядом. К курсантам и хозяйственникам добавились еще два расчета с 45-миллиметровыми пушчонками, у одной из которых было что-то не так с прицелом. Их сразу потащили устанавливать и маскировать на въезде в село. А я, отведя командира курсантов в сторону, коротко переговорил с ним. Решили во чисто поле не выходить, а встретить немцев на околице и постепенно отходить к домам. Так хоть не сразу всех положат. Потом перешел к насущному:

— Танки по нашему жиденькому заслону пройдут и не заметят.

Курсантский капитан кивнул и сказал:

— Деваться-то все равно некуда. Надо их хоть на полчаса задержать, чтоб госпиталь эвакуироваться успел. Я двоих курсантов уже послал — тут километрах в пяти пехота и танкисты стоят. Немного, правда, но все-таки помощь.

— Ну, они точно не успеют. А у меня есть одна штука. Как раз против танков. Во всяком случае, притормозим их. Только люди толковые нужны. Человек пять, которые от вида немцев в штаны не наложат.

Капитан на секунду задумался, потом крикнул в сторону курсантов, которые тянули орудие за сараи:

— Окунев, Сергеев!

От толпы тянульщиков отделились двое и рысью подскочили к нам. Представились.

— Берите еще троих и поступаете в распоряжение товарища старшего лейтенанта.

Курсанты свистнули еще корешей, и мы подошли к нашей машине, из которой ящики были скинуты, а в кузов набивали раненых. Открыв первую укупорку, я вынул фаустпатрон и сказал:

— Глядите сюда, мужики. Это — фугасная граната. Летит уверенно метров на тридцать—сорок, в опытных руках попасть может и на вдвое большем расстоянии. Целиться вот так, нажимать сюда. После выстрела — выбросить. Главное, чтоб сзади стенки не было, а то вот отсюда нехилая струя пламени вылетает. Будет стенка — самого подпалит. Будет человек сзади сидеть — хана человеку. Целиться по каткам или в борт, глядишь, и проломит. До выстрела нос из укрытия не высовывать. Стрелять только наверняка и сразу залегать. Не смотреть, куда она попадет, а то самих осколками побьет. А теперь разбирайте гранатометы и мухой за мной!

Пацаны похватали фаусты, и мы рванули в сторону, откуда доносились выстрелы. Пробежал мимо наших, на ходу оценив грамотное расположение сорокапяток, и нырнул в овражек, огибающий село. Похоже, немцев уже кто-то пытается тормознуть, стрельба шла в километре от нас, но какая-то хилая. И орудий не слышно. Было видно, что немцы утюжат дальний конец поля, уже добивая сопротивляющихся. Эх! Было бы лето, можно в упор из травы танки расстреливать. А сейчас, по первому снегу, мы, блин, как на ладони видны будем. В идеале, конечно, в деревне встретить, из домов, но тогда пехота просочится мимо и раненые все равно накроются. Дождавшись, когда моя пыхтящая группа соберется вместе, стал распределять роли:

— Так, Окунев, берешь его, — я показал на тощего курсанта в завязанной под подбородком шапке, — и дуй вон к тем кустам. Не стрелять, пока танки близко не подойдут. Они ту яму огибать начнут и тебе борт подставят. Как пальнешь, сразу уходи к деревьям. Дальше ползком, вон видишь, бревна свалены?