Выбери любимый жанр

Энтропия - Пинчон Томас Рагглз - Страница 2


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

2

– Обад, – сказал он, – пойди посмотри.

Она покорно поднялась, добрела до окна, раздвинула занавески и, чуть помедлив, сказала:

– 37. Все еще 37.

Каллисто нахмурился.

– Со вторника, – сказал он. – Никаких изменений.

Три поколения назад Генри Адамс в ужасе смотрел на Силу; Каллисто испытывал то же по отношению к Термодинамике, внутренней жизни силы, осознавая, подобно своему предшественнику, что Святая Дева и динамо-машина олицетворяют собой как любовь, так и силу; что обе они есть одно; и что, следовательно, любовь не только движет солнце и светила, но также заставляет вращаться юлу и прецессировать туманности. Собственно, последний, космический, аспект и беспокоил Каллисто. Как известно, космологи предсказывают тепловую смерть вселенной (что-то вроде Лимба: форма и движение исчезают, тепловая энергия выравнивается во всем пространстве); хотя метеорологи изо дня в день разбивают их доводы утешительным разнообразием сменяющих друг друга температур.

Но вот уже три дня как, несмотря на изменчивую погоду, ртуть застыла на тридцати семи по Фаренгейту. Видя в этом предзнаменование скорого апокалипсиса, Каллисто погладил птичьи перья. Его пальцы сильнее сдавили птицу, словно он хотел получить пульсирующее, болезненное подтверждение приближающегося выравнивания температур.

Заключительный лязг ударных сделал свое дело. Митболл с содроганием пробудился, в тот самый момент, когда синхронное качание голов над корзиной прекратилось. Несколько секунд было слышно растворявшееся в шепоте дождя шипение пластинки.

– Аааррр, – объявил в тишине Митболл, с тоской глядя на пустую бутылку.

Кринкл плавно повернулся, улыбаясь, и протянул Митболлу косяк.

– Старик, тебе надо догнаться, – сказал он.

– Нет-нет, – возмутился Митболл, – сколько вам повторять, парни. Только не у меня. Вы должны понять: Вашингтон кишмя кишит легавыми.

Кринкл задумчиво посмотрел на него.

– Ну, Митболл, – сказал он, – тебе просто ничего больше не хочется.

– Хочу похмелиться, – простонал Митболл, – больше ничего. Выпить чего-нибудь осталось?

– Шампанское, я думаю, кончилось, – сказал Дюк. – Текила в ящике за холодильником.

Они врубили Эрла Бостика. Митболл остановился в дверях кухни, мрачно глядя на Шандора Рохаса.

– Лимоны, – чуть подумав, обронил он.

Он добрел до холодильника, достал три лимона и лед, после чего, нащупав бутылку, приступил к спасательной операции. Начал он с того, что, разрезая лимоны, пустил себе кровь, после чего принялся двумя руками выжимать из них сок, пытаясь при этом ногой колоть лед. Через десять минут он обнаружил, что каким-то чудом сварганил совершенно забойный текиловый коктейль.

– Выглядит аппетитно, – откомментировал Шандор Рохас. – Может, и мне такой же сделаешь?

Митболл недовольно поморщился.

– Кичи лофас о шегибе, – машинально ответил он и побрел в ванную.

– Послушай, – через минуту крикнул Митболл, ни к кому конкретно не обращаясь, – послушай, тут кто-то – или что-то? – спит.

Он потряс девушку за плечо.

– А-а, – отозвалась она.

– Тебе здесь не очень-то удобно, – заметил Митболл.

– Ну, – согласилась та.

Девушка зацепилась за душ, включила холодную воду и, скрестив ноги, села посреди брызг.

– Так-то лучше, – засмеялась она.

– Митболл, – закричал с кухни Рохас, – тут кто-то лезет в окно. Я подозреваю, что взломщик. Домушник-верхолаз.

– Что ты дергаешься, мы на четвертом этаже, – ответил Митболл и поскакал на кухню.

Какой-то косматый и мрачный человек стоял на пожарной лестнице и скребся в стекло. Митболл открыл окно.

– А, Саул, – сказал он.

– Ну и погодка, – сказал Саул. Обдав всех брызгами, он впрыгнул в кухню. – Ты, я полагаю, уже слышал.

– Мириам от тебя ушла, – сказал Митболл, – или что-то в этом духе – вот и все, что я слышал.

Внезапный шквал ударов во входную дверь прервал разговор.

– Да заходите вы, – призвал Шандор Рохас.

Дверь открылась, и появились три студентки из Джорджа Вашингтона, все – с философского. Каждая держала в руках трехлитровую бутыль «кьянти». Шандор подпрыгнул и помчался в гостиную.

– Мы слышали, здесь вечеринка, – сказала блондинка.

– Свежая кровь, свежая кровь, – заорал Шандор.

Бывший борец за свободу Венгрии, он являл собой хронический случай того, что некоторые критики мидл-класса называют «донжуанизмом округа Колумбия». Purche porti la gonnella, voi sapete quel che fa. Как у собаки Павлова: контральто или дуновение «Арпеж» – и у Шандора уже текли слюнки. Митболл мутным взором взглянул на протиснувшееся в кухню трио и пожал плечами.

– Ставьте вино в холодильник, – произнес он, – и с добрым утром.

В зеленом сумраке комнаты шея Обад, склонившейся над большими листами бумаги, напоминала золотистую дугу.

– В юные годы, будучи в Принстоне, – диктовал Каллисто, сооружая птичке гнездо из седых волос на своей груди, – Каллисто выучил мнемоническое правило, помогавшее запомнить законы термодинамики: ты не можешь победить; все ухудшается до того, как улучшиться; кто сказал, что вообще что-либо будет улучшаться? В возрасте пятидесяти четырех лет, столкнувшись со взглядами Гиббса на вселенную, он осознал, что студенческая мудрость оказалась в конце концов пророчеством. Тонкая вязь уравнений сложилась в некий образ окончательной и всеобщей тепловой смерти. Разумеется, он всегда знал, что только в теории двигатель или система могут работать со стопроцентным КПД; знал он также и теорему Клаузиуса, которая утверждает, что энтропия изолированной системы постоянно возрастает. Но только после того как Гиббс и Больцман использовали при обосновании этого принципа методы статистической механики, ужасающий смысл этих утверждений воссиял для него: только тогда он осознал, что изолированная система – галактика, двигатель, человек, культура, что угодно – должна постоянно стремиться к наиболее вероятному состоянию. Так ему пришлось печальной, увядающей осенью своей жизни радикально переоценить все, что он доселе успел узнать; все города, времена года и случайные страсти его дней были теперь озарены новым и неуловимым светом. Но оказался ли он сам на высоте задачи? Опасности упрощающих софизмов были ему известны, и он надеялся, что у него хватит сил не соскользнуть в благодатный декаданс расслабляющего фатализма. Им всегда владел деятельный итальянский пессимизм: подобно Макиавелли, он полагал, что соотношение сил virtu и fortuna составляет пятьдесят на пятьдесят; но теперь уравнения требовали учитывать фактор случайности, который приводил к столь невыразимому и неопределенному соотношению, что он не решался даже вычислять его.

2
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело