Карлики - Пинтер Гарольд - Страница 46
- Предыдущая
- 46/51
- Следующая
– Это вы-то?
Лен посмотрел на Марка.
– Ты тоже хочешь сказать, что вы прикрываете друг друга, спина к спине?
Пит затушил сигарету в соуснике, стоявшем на прикроватной тумбочке. Медсестры шли по проходу.
– Вообще-то на кроватях сидеть нельзя, – сказал Лен. – Сидеть полагается на стульях.
– Ладно, – сказал Пит, – пошли мы. Когда выпишешься, сразу загляни к нам.
– Да, – сказал Марк, – заходи, заглядывай.
– Да кто вас знает, будете вы дома или нет?
Пит и Марк вышли из больницы и пошли в сторону пруда. Солнце спряталось, и начал моросить дождь.
– В таких местах люди какие-то горизонтальные, – сказал Пит. – Чувствуешь, что ты один стоишь вертикально. Даже голова кружится.
Марк поднял воротник. Они прошли мимо пожарного депо.
– Доводилось уже тебе бывать в таких местах? – спросил Пит.
– Может, и нет. Даже не помню.
– Да уж наверное, – сказал Пит. – Ладно, чушь все это.
Он тоже поднял воротник. Они прошли через разбомбленный пустырь.
– Ладно, все в порядке, – сказал Марк, недовольно хмурясь под дождем.
Они шли по опавшим листьям.
– Какого черта ты ко мне приперся?
– Что?
– Брось. Какого черта ты ко мне приперся, говорю?
– Да о чем ты говоришь?
Они прошли вдоль задней ограды кладбища.
– Вопрос поставлен прямо.
– Я пришел повидаться с тобой, старик.
– Зачем?
– Устал от одиночества.
– Но от меня-то тебе что надо? Зачем тебе нужно приходить и общаться со мной?
– А что такого?
– Либо ты действительно не понимаешь, что делаешь, либо понимаешь слишком хорошо. В любом случае что-то здесь не так, и мне это не по душе.
– Уймись ты, Марк.
– И все-таки чует мое сердце, что ты прекрасно знаешь, что делаешь. Я так понимаю, что ты уже давно ведешь двойную игру, по крайней мере в том, что касается меня и что касается всех наших.
– Слушай, старик, не заводи меня.
Они перешли дорогу у Электрической Компании и пошли по направлению к пруду.
– Ты же используешь меня, как и всех ребят. Пользуешься в свое удовольствие, и тебе при этом плевать на нас на всех.
– Слушай, ты что-то не то говоришь, – сказал Пит, – потом сам пожалеешь. Ну да ладно. Давай, валяй. Выкладывай все, что думаешь. Узнаем горькую правду.
Дождь усилился. Они подошли к пруду, поверхность которого была покрыта рябью, на берег и на островки с плеском набегали небольшие волны.
– Tы двуличный, – сказал Марк. – В глаза мне говоришь одно, а за спиной другое, причем не просто другое, а полную противоположность тому, что было сказано при мне.
– У тебя за спиной? Да что за детский сад. Кто тебе такое напел?
Они остановились у берега пруда.
– Да ты сам мне постоянно лапшу на уши вешал, – сказал Марк. – Tы меня годами кидал и парил.
– Да, без посторонней помощи здесь наверняка не обошлось, – сказал Пит. – Не мог сам такую фигню придумать. Кто это тебя подначивает? Слушай, холодно и мокро. Пойдем выпьем.
Они перешли улицу и зашли в паб. Марк сел за столик. Пит пошел к стойке бара и вернулся с двумя кружками пива.
– Пей давай. Сдается мне, ты еще не все высказал, наверняка какая-нибудь мысль у тебя в башке осталась, – сказал он.
– Твое отношение к Вирджинии, – сказал Марк, перегнувшись через столик, – это просто преступление, которое тянулось годами.
– Tы язык-то попридержи, – сказал Пит. – Не лезь не в свое дело, а то хуже будет.
– С какой стороны ни посмотри, получается, что ты просто преступник. А еще я тебе вот что скажу, – сказал Марк, – не постесняюсь. Я вчера с ней переспал.
В помещении паба вдруг словно все замерло. Потом Пит услышал словно донесенное эхом по-звякивание стаканов на стойке. Он встал и посмотрел сверху вниз на Марка.
– Все кончено, – процедил он и вышел на улицу.
Глава тридцатая
Допив пиво, Марк вернулся домой. Он открыл дверь, в темноте спустился в гостиную и, по-прежнему не зажигая света, прошел через нее. Он остановился у кухонного окна и посмотрел в садик. Даже в темноте было видно, как под дождем шевелятся листья и трава. Дождь спрессовал обвисшие под тяжестью воды листья, и они казались совсем темными. Неба вообще не было видно. Он заметил пробирающуюся под живой изгородью кошку, которая прыгнула с лужайки к арке из сирени и проскользнула под ней. Он смотрел ей вслед. Она не вернулась, теперь ничто – ни звук, ни движение – не выдавало ее присутствия в саду. Ловушка темноты захлопнулась за ним, и он остался в безмолвной комнате. Он смотрел в окно, как сгущается ночь. Когда вечер окончательно сменился ночью, стало совсем темно, дождь казался черным, листва стала частью общей темной массы, в которой готов был раствориться и сам сад, и вскоре он обнаружил, что больше ему не на что смотреть, потому что перед ним осталось лишь его собственное смутное, едва различимое отражение в стекле, потому что через всю квартиру, через незапертую входную дверь и оставленные открытыми остальные двери проникал неяркий свет лампы, горевшей над входом в дом. Шум дождя стал сильнее, превратившись в пожирающее тишину шипение, и на этот равномерный шум и шевеление темноты откликался весь дом, стены и потолок издавали какие-то звуки, все внутреннее пространство воспринимало исходящую от дождя вибрацию, входило с ней в резонанс, и от этого окружающая, почти живая темнота становилась еще более густой и гнетущей, как будто вся комната уже растворилась во мраке и потеряла свою изначальную форму, и в этом безграничном пространстве он почувствовал себя пленником и сел лицом к лестнице в прихожую.
Позже, когда в окна бились уже последние редкие капли почти закончившегося дождя, он поднял глаза и увидел в прихожей неподвижно стоящего Пита.
– Ты здесь? – сказал Пит.
– Да.
Пит спустился по ступенькам в комнату и сел.
– Я хочу, чтобы ты меня выслушал, – сказал он. Он выпрямился.
– Это не займет много времени. Марк отвернулся к стене.
– Ты меня не удивил, – сказал Пит. – Ладно, оставим это. Я хочу кое-что сказать. А сказать мне есть что. Так вот, не то чтобы ты меня сильно удивил.
Я на самом деле не удивился. Но это уже другое дело. Пара часов – и все, как видишь, воспринимается по-другому. Приходится иметь дело с тем, что мы имеем. Время – оно такое. Я тебе вот что скажу. Так даже лучше. Ты можешь сказать мне в ответ все, что захочешь, после того как я выговорюсь. По-моему, так честно будет, правда?
- Предыдущая
- 46/51
- Следующая