Зеленый гамбит - Панов Вадим Юрьевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая

Пока же они стойко придерживались теории «чистой крови».

– Мы заключили договор до обеда или после?

– Примерно в четыре пополудни, – поднатужившись, припомнил Сдемир события недельной давности.

– Значит, квитанция должна лежать в ящике… – пробормотал Тыжеумер, усаживаясь за письменный стол.

– Может, обойдёмся без бюрократии? – предложил юноша.

– Не можем, – вздохнул артефактор, ковыряясь в бумагах. – В квитанциях я помечаю, где буду делать заказ, то есть где его теперь искать.

Желания убить не появилось, но до десяти Сдемиру досчитать пришлось. Только для того, чтобы не ляпнуть ненужное.

– Дело в том, что у меня восемь опытных помещений для создания и хранения артефактов, – объяснил ковыряющийся в ящике Клопицкий. – В зависимости от того, какую опасность представляет заказ, я его изготавливаю в соответствующей лаборатории и там же оставляю. Чтобы, как с гномиком, не получилось… Некоторые, конечно, могут сами уйти, но, как правило, хватает стандартных мер предосторожности. – Он извлёк из недр стола скомканную в шарик бумажку, аккуратно расправил её, прочитал, после чего испытующе посмотрел на клиента: – Ты ведь Сдемир, да?

– Да.

– Ты квитанцию подписывал или ставил отпечаток пальца?

– Подписывал, – сообщил юноша, сразу после того, как повторно досчитал до десяти.

– Уверен?

– Да.

– То есть сменная «рука водителя» презназначена не для тебя. – Клопицкий вновь скомкал бумажку и вернул её на место. – А твоя квитанция, получается, куда-то делась…

– Издеваешься?

– Пытаюсь помочь.

– Я тебе заплатил!

– Только поэтому я ещё с тобой разговариваю. – Тыжеумер покачался в кресле, последовательно загибая пальцы левой руки пальцами правой, что-то пробормотал себе под нос неразборчиво, после чего воскликнул: – Есть! – Раскрыл валяющийся на столе том «Особенности естественной среды обитания валюйских бездомцев» и выудил использующийся вместо закладки документ. – Твой заказ проветривается в первой экспериментальной.

– Пошли, – решительно предложил Сдемир.

– Трофим принесёт, – махнул рукой Лёня, продолжая с интересом изучать квитанцию. – Теперь я тебя вспомнил: ты – Сдемир.

– Совершенно верно.

– Тебе понадобилась сумка с двойным дном.

– Не просто сумка…

Но артефактор с возмущением отверг попытку уточнения:

– Я ведь сказал, что всё вспомнил! У тебя был весьма остроумный заказ. Необычный. Не простое двойное дно с уменьшением веса предмета, но ещё и скрытое от досмотра… – Тем временем Трофим внёс в кабинет висящую на «плечиках» сорочку, и Клопицкий закончил: – И выполненная в виде мужской рубашки.

– Ты всё сделал? – подался вперёд юноша.

– Создать сей артефакт мог только я, – без ложной скромности произнёс Лёня.

– И ещё пара навов.

Упоминание конкурентов заставило Тыжеумера поморщиться.

– Почему же ты к ним не обратился?

– Они взяли бы в два раза дороже и обязательно полезли бы с ненужными расспросами, – честно ответил Сдемир, жадно разглядывая сорочку.

– В два раза? Похоже, нужно проверить правильность ценников.

– Ты упустил главное: навы обязательно задали бы мне ненужные вопросы.

– Глупо спрашивать о том, что и так понятно, – махнул рукой артефактор. – Ты собираешься кого-то убить.

– Или заняться контрабандой, – предложил миролюбивый вариант насторожившийся Сдемир.

– Ставлю на убийство. – Клопицкий видел, что юноше не нравится затронутая тема, но всё равно продолжил: – Ты не похож на торговца.

– Зато ты похож на болтуна, – многозначительно заметил Сдемир.

– В этих стенах я могу делать и говорить всё, что считаю нужным. – Тыжеумер помолчал, но решил дать понять, что опасаться его не следует: – Однако заказы я обсуждаю исключительно с заказчиками.

– И это правильно.

– Я знаю.

Муниципальный жилой дом

Москва, переулок Расковой, 24 июня,

пятница, 15:12

Любовь.

Что может быть понятнее? Что может быть необъяснимее? Горящие глаза, колотящиеся сердца, сладкое томление при ожидании и ещё более сладкое чувство, охватывающее в момент её появления. Или его появления – не важно. В общем, то самое чувство, которое легко узнать, но трудно описать. То чувство, которое доступно лишь двоим и по отдельности не продаётся. Точнее, продаётся, но тогда оно фальшиво, как ненастоящие ёлочные игрушки, а любовь – враг всего ненастоящего. И ещё – враг рационального. Продуманного. Расчётливого. Нет, не враг – она просто смеётся над рациональностью, умом, расчётом. Стоит гораздо выше и смеётся. Не понимает их по той простой причине, что счастье невозможно купить. Комфорт, богатство, успех – пожалуйста, подлинные чувства – нет, а что такое счастье, если не чувства?

Когда тебе по-настоящему хорошо, то всё остальное не важно, когда тебе плохо, то не помогут ни золотые кредитки, ни золотые унитазы.

Любовь расправляет крылья за твоей спиной, поднимает высоко-высоко, до самых звёзд, и учит плевать на мнение окружающих. Потому, что его она тоже выше. Потому, что мнение окружающих имеет отношение к морали, этике, воспитанию, традициям, к чему угодно, но только не к тому счастью, которое переживают любящие души. И потому – плевать.

– Почему ты до сих пор приходишь ко мне? – тихо спросил Федра.

– К тебе? – удивилась Всеведа.

– Сюда, в мою маленькую и тесную квартиру.

– Потому что я прихожу не в неё, а к тебе. – Она нежно прикоснулась пальцами к плечу мужчины. – А вот почему ты не любишь бывать в моём большом доме?

– Он похож на парадный торт.

– Несъедобный.

– Он сам кого хочешь переварит и выплюнет.

– Нет, с нами он не справится.

Они разговаривали в спальне, лежа среди бела дня на большой кровати. Ночь не задалась, и они с лихвой отработали её утром.

Молодой русоволосый чел и молодая белокурая женщина.

Хотя… Красивое лицо, свежая, гладкая кожа, восхитительная фигура, огромные изумрудные глаза – на первый, да и на все последующие взгляды женщина казалась молодой, возможно и не юной, но в самом расцвете, лет двадцать семь – тридцать. Но иногда в её прекрасных глазах вдруг возникали тени пережитого: искорки радости и осколки невзгод, тихий шёпот разочарований и весёлый смех… Пережитое вдруг выскакивало, и становилось понятным, что видели чарующие зелёные глаза гораздо больше, чем кажется. Не на тридцать, а на все сто лет.

– Согласен, твоему дому с нами не совладать, – промурлыкал Юрий. – Раз уж мы до сих пор вместе, значит, так будет всегда.

– Это угроза или обещание?

– А как бы тебе хотелось?

– Хочу, чтобы твоя фраза оказалась сбывшимся предсказанием, – негромко и очень серьёзно ответила женщина, глядя Федре в глаза.

– Ничего предсказывать не нужно, – в тон ей, с той же серьёзностью, произнёс мужчина. – Так будет. Я сделаю для этого всё.

– Абсолютно?

– Если нужно умереть – скажи где.

И её пальцы нежно скользнули по твёрдой щеке Юры.

– Ты такой смешной…

Мезальянс. Вот что это было – мезальянс.

Когда старая фата, достигшая потолка карьеры – ранга второго заместителя воеводы «секретного» полка, – завела интрижку с молодым, случайно оказавшимся в Тайном Городе челом – даже не колдуном! – это сочли прихотью. Муж Всеведы давным-давно погиб, детьми она не обзавелась, близких родственников, под влиянием которых союз мог бы распасться, не оказалось, начальство предпочло закрыть глаза на шашни приближающейся к отставке ведьмы, и потому единственной внятной реакцией на странную связь стали сплетни да шуточки разной степени пошлости. Которые постепенно сошли на нет, потому что Всеведа упрямо продолжала встречаться с Федрой.

К ним привыкли.

Мезальянс.

А затем случился гром среди ясного неба – фата Всеведа закрыла собой королеву во время кровавой бойни на свадьбе, едва выжила, стала героиней Зелёного Дома и заслуженно получила титул жрицы. Светское общество решило, что на этом интрижке с челом придёт конец, возможно, даже в буквальном смысле слова, но ошиблось: войдя в элиту Тайного Города, Всеведа продолжала жить с молодым любовником. Напоказ они связь не выставляли, но неофициальные мероприятия Всеведа посещала только в сопровождении Юрия.

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая