Полведра студёной крови. (СИ) - Хватов Вячеслав Вячеславович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/72
• Следующая

Ночью налетел западный ветер, поднялась вьюга. Нашу многострадальную палатку едва не унесло, так что пришлось спешно складывать её, чтобы не потерять вовсе. Кое-как справившись с этой непростой задачей, все сбились у костра. Но вскоре и его раскидало ветром, после чего ещё недавно пышущие жаром головни быстро затухли и скрылись под снегом. Опустилась кромешная мгла.

В такую вьюгу моё зрение — плохой помощник. Тут дело не в темноте. Снежная пыль застит глаза. И свет луны даст мне преимущество над и без того подслеповатыми товарищами, от силы в десяток-другой метров.

Оставшись без огня, наш дружный коллектив не придумал ничего лучше, как сгрудиться поплотнее, и хоть так уберечь себя от переохлаждения. Разумеется, в центре оказались мы с Ткачём.

Должен признать, при морозе за минус тридцать и обжигающем, норовящем содрать кожу ветре, даже компания Ткача представляется тёплой и дружеской. Не говоря уж о пяти бабах по кругу. Просиди мы так ночь, и кто знает, чем бы дело кончилось.

Ткач как раз вспомнил о спасённой канистре, когда к завываниям ветра прибавился новый, явно не вьюгой производимый звук. Это был похоже на свист, но не обычный, прерывистый и с меняющейся тональностью.

Я, натянув шарф повыше, поднял голову над нашим уютным кружком и прислушался. Звуки, приглушаемые плотной завесой снега и ветром, сплетались в некое подобие речи. Я бы даже сказал — диалога. Да, так и есть, кто-то или что-то словно переговаривалось с себе подобными.

Красавчик тоже заметил чужое присутствие, и стоял по брюхо в снегу, нюхая морозный воздух.

— У нас, похоже, нарисовалась компания, — прошептал я Ткачу, опустившись внутрь нашего гнёздышка.

— Кто? — стянул он правую рукавицу.

— Не знаю. Я только слышу их.

— А они? Они нас заметили?

— Не думаю.

— Их много? Что они говорят?

— Как минимум двое. Они не говорят. Свистят. И это не люди.

— А кто?

— Конь в пальто. Откуда мне знать?

— Это менквы, — выдохнула Урнэ чуть слышно.

— Что ещё за…?

— Лесные жители. Злые. Убьют нас, если найдут. Съедят нас.

Конкуренты? Это плохо.

Одна из товарок Урнэ вздрогнула, и что-то быстро залепетала на своём, пытаясь выбраться из круга, несмотря на краткие, но весьма экспрессивные отговоры.

— А ну назад! — схватил её Ткач за воротник. — Сиди тихо!

Однако сей жест оказался недостаточно убедителен, и истеричная барышня, оставив Ткачу на память следы своих зубов между большим и указательным пальцами, бросилась наутёк.

— Сучка!

— Нет, — остановил я Урнэ, попытавшуюся кинутся следом, чтобы вернуть беглянку. — Забудь про неё. Красавчик, ко мне.

Лохматая скотина, отнюдь не горящая желанием познакомиться с нашими новыми соседями поближе, с готовностью заняла вакантное место в круге.

— Всем молчать, — я снова поднялся на ноги, пытаясь определить местоположение загадочных визитёров.

На сей раз вой ветра нарушался только неуклюжими шагами по скрипящему снегу. Беглянка сумела уйти метров на двадцать, но её всё ещё было видно за белёсой пеленой. Я стоял и смотрел, как тёмное пятно с размытыми вьюгой очертаниями бредёт во мглу. Всё дальше и дальше. Тридцать метров. Сорок… Мгла уже поглотила её, когда раздался вопль. Дикий, пронзительный. Так кричат не от боли, не от бессилия. Так кричат от ужаса, к которому готовились, но и представить себе не могли всей его полноты. А через секунду вопль резко оборвался, будто его отрубили от частоты вещания, и эфир снова наполнил лишь вой вьюги. Ожидание результатов не принесло.

— Они уходят, кто бы это ни был, — прошептал я, опустившись в кружок, дрожащий больше от страха, чем от холода. — Урнэ, скажи им. Успокой. Ясно?

Та кивнула и, пролепетав что-то ободряющее своим нервно заулыбавшимся товаркам, обратилась ко мне:

— Менквы вернуться. Это их земля. Будет охота.

— Что ж… Тогда попроси своих богов об удачной охоте.

Вьюга унялась только под утро, превратив нашу дружную компанию в большой рыхлый сугроб. Поспать удалось от силы часа два. Из-под снега я выбрался в чертовски плохом настроении и сразу организовал поисковую операцию, чтобы испортить его и остальным. Ведь известно — порча чужого настроения, как ни что другое помогает поднять собственное.

— Урнэ, — подозвал я свою верную, со вчерашнего дня, помощницу. — Скажи своим, чтобы развели огонь и от него не отлучались. Со мной пойдёшь.

— Куда это? — осведомился Ткач, раздирая смёрзшуюся бороду.

— И ты тоже. Хочу выяснить, что за хрень паслась тут ночью.

— А разве мы это не выяснили? — развёл он руками.

— Лесные жители?

— Да-да, — быстро закивала Урнэ. — Это они. Менк…

— Стоп, — поднял я указательный палец. — Расставим точки над "и". Мне не пять лет. Но и в пять лет я не верил сказкам. Я сто раз слышал, что восточнее Соликамска никто не живёт, и вот этому я верю, потому что с качеством жизни здесь хуёво. А раз так, я хочу получить вменяемое объяснение произошедшего.

— И каково оно по-твоему? — сплюнул Ткач.

— Волки, например.

— Общающиеся свистом?

— Да. Такие вот необычные волки. Ты что, мало необычного встречал в разной глуши?

— Я тебя хотел о том же спросить.

— А ты, стало быть, веришь?

— Верю. И в богов ихних верю, — кивнул Ткач на Урнэ, — и в Золотую Бабу, и особенно верю в то, что нам надо валить отсюда, пока ещё можем.

— Всё, хватит этого соплежуйства! Ты задрал уже! Ноешь как девка! Ты девка, а?! — схватил я Ткача за яйца, приставив кинжал к горлу, отчего Алексей слегка опешил и поднял руки. — Тогда иди к костерку! Перетри там с подружками, как всё хуёво! Как мы скоро все сдохнем! Только мне больше мозги этим не еби!!! — я отпихнул охуевшего Ткача и зашагал в направлении, куда отчалила ночью плоскомордая дура. — Красавчик, Урнэ, за мной!

Вьюга почти замела следы, оставив лишь едва заметное углубление на ровной снежной целине. Мы прошли вдоль него около сотни метров, пока запорошенная борозда не прервалась, пересечённая другой — значительно более широкой и глубокой.

— Менквы большие, — пояснила узкоглазая всезнайка, видя задумчивое выражение на моём лице.

— Заткнись, — я присел и осторожно смахнул мягкий ещё снег с пересекающихся следов.

Под невесомым белоснежным покровом обнаружились алые комки и шерсть — толи с одежды потерпевшей, толи со шкуры нападавшего. Больше ничего. Ни тела, ни его частей. Следы от места убоя вели в лес.

— Волки так не делают, — не унималась Урнэ. — Волки в клочья рвут.

— Она права, — подоспел отошедший от потрясения Ткач. — Не зверь поработал. Крови мало совсем. Одним ударом убили.

— А шерсть? — указал я на редкий ворс в снегу. — Она чья? С менквов ваших? Красавчик, ну-ка нюхни.

Тот нехотя подошёл, склонился над бурыми волосами и отпрянул, трусливо съёжившись.

— Вот как? — усмехнулся я, радуясь, пусть и косвенному, но подтверждению моей гипотезы о животном происхождении источника опасности.

— Что это значит? — нахмурился Ткач.

— Красавчик боится только одного существа на этой планете — медведя.

— Чушь. Будь то медведь, мы бы не капли крови нашли, а красную яму в снегу да кишки по всей округе размотанные. И свист медведем не объяснишь.

— На счёт свиста я и ослышаться мог. Наверное, ветер в дупле каком-нибудь гулял, а мне почудилось. Да, я тоже могу ошибаться. И с чего ты взял, что медведь не сломал девахе шею и не уволок её тушку в лес, чтоб употребить без спешки? Ты что — твою мать — специалист по медведям?

— Смотрите! — вскрикнула Урнэ, протягивая для всеобщего обозрения лежащий на ладони шарообразный камень.

— Хм, — взял его Ткач. — Тут кровь. Похоже, именно этим камушком наш мишка и прихлопнул бабёнку. Да, чудные дела твои, Господи.

На камне действительно были следы крови. Да и сам камень сильно напоминал ядро, тщательно обработанное для использования в неведомом метательном орудии.

• Предыдущая
• 40/72
• Следующая