Птица солнца - Смит Уилбур - Страница 12
- Предыдущая
- 12/29
- Следующая
Мир и спокойствие охватили меня, когда я сидел на краю крутого обрыва; я начал понимать, что это путешествие дало мне многое. Хотел бы я подольше задержаться на этих населенных призраками Кровавых холмах с их загадками и безмолвной красотой.
Краем глаза я уловил движение и медленно повернул голову: в шести футах от меня пил сок из цветка дикого алоэ нектарник, «птица солнца», его металлически-зеленая головка блестела, когда он погружал длинный изогнутый клюв в ярко-алый цветок. Я залюбовался им, а когда он, быстро взмахнув крыльями, улетел, испытал чувство утраты. Сожаление становилось все сильнее, я забеспокоился – где-то, на самом пороге сознания, что-то таилось, я только не мог понять, что именно. Я чувствовал лишь, что вот оно, рядом. Еще секунда, и я пойму, что это.
Но тут мое внимание привлекли два тяжелых удара. Полуденную тишину нарушили ружейные выстрелы. Я сидел, прислушиваясь. Секунд через тридцать грянул новый выстрел, и еще. Лорен нашел своего слона.
Я направил бинокль на Салли. Она тоже услышала, встала и смотрела в кусты. Встал и я – беспокойство вернулось – и начал спускаться в ущелье. Избавиться от этого ощущения не удавалось. Наоборот, оно становилось все сильнее. В этом было что-то странное и необъяснимое.
– Мы с вами счастливчики, друг мой, – сказал мне однажды Тимоти Магеба. – Мы отмечены духами и можем видеть то, чего не видят другие, слышим то, что для других только тишина.
В ущелье, в тени ветвей, стало прохладнее, но моя рубашка по-прежнему была мокра от пота. По коже у меня побежали мурашки, но не от прохлады. Я заторопился, желая побыстрее добраться до лагеря, до Салли.
Вечером мы ели жареное слоновье сердце, тонко нарезанное и приправленное острым перечным соусом, с картошкой, испеченной в кожуре. Пиво оказалось ледяным, как и обещал Лорен, а сам он был в хорошем настроении. Лорен прекрасно поохотился, и это скрасило ему другие разочарования. Рядом с костром лежало четыре длинных, изогнутых слоновьих бивня.
Когда Лорен старается очаровать кого-нибудь, он неотразим. И хотя вначале Салли пыталась показать свое неодобрение, скоро она поддалась его чарам и радостно засмеялась, когда Лорен произнес тост:
– За никогда не существовавший город и за сокровища, которых мы не нашли.
Я пошел спать слегка подшофе, и мне снились странные сны. Но утром я проснулся с ясной головой, возбужденный, с таким чувством, будто нас ожидает что-то очень хорошее.
Вертолет явился с юга за час до полудня, ориентируясь на столб черного дыма, валившего от промасленных тряпок. Он с шумом опустился рядом с лагерем, подняв целый водоворот пыли и мусора.
Последовал короткий разговор с темноволосым молодым пилотом, потом Лорен сел рядом с ним, и неуклюжий аппарат снова поднялся в воздух и зарыскал вдоль холмов, с каждым разом поднимаясь все выше, пока не превратился в точку на высоком голубом небе. Эти маневры ясно свидетельствовали о неудаче, и мы с Салли скоро утратили к нему интерес и устроились в тени палатки.
– Ну что ж, – сказала она, – вот и все, верно.
Я молча пошел к холодильнику и достал две банки виндхукского пива. Впервые за много дней прославленный мозг Кейзина заработал на полных оборотах.
«Тридцать галлонов воды на двоих означают галлон в день в течение двух недель. Вода? С водой у меня в сознании связано что-то еще. Салли и вода».
На окраине лагеря вертолет снова сел, и Лорен с пилотом подошли к палатке. Лорен покачал головой.
– Ничего. Перекусим и отправимся. Ты уж дома сам все объяснишь.
Я кивнул в знак согласия, во избежание споров не сообщая о своих планах.
– Ну, Бен, извини. Ничего не могу понять. – Лорен делал себе сэндвич из хлеба и холодного мяса сернобыка, смазывая его горчицей. – Что ж, это не последнее разочарование в нашей жизни.
Двадцать минут спустя весь багаж Лорена был уже в вертолете, и, пока пилот заводил мотор, мы попрощались.
– Увидимся в веселом Йо-бурге. Присмотри за моими бивнями.
– Доброго пути, Ло.
– До конца, партнер?
– До конца, Ло.
Он нырнул под вращающийся ротор и сел в пассажирское кресло вертолета. Вертолет поднялся, как толстый шмель, и полетел над вершинами деревьев.
«Шмель? Пчелы? Боже, вот что меня терзало. Пчелы, птицы и обезьяны!»
Я схватил Салли за руку, удивив ее своим возбужденным видом.
– Салли, мы остаемся!
– Что? – Она уставилась на меня.
– Мы кое-что упустили.
– Что именно?
– Птиц и пчел, – сказал я.
– Ах ты старый проныра, – сказала она.
Мы разделили воду на пятнадцать и двадцать галлонов. Это даст слугам половину галлона в день на каждого на два дня – достаточно, чтобы спокойно добраться до воды. У нас с Салли получалось по галлону в день на десять дней. Я оставил себе «лендровер», убедившись, что баки у него полны и есть еще двадцать пять галлонов в канистрах. Оставил радио, палатку, постели; набор инструментов, включая лопату, топор и кирку, веревку, газовые лампы и запасные цилиндры, фонарик с десятком батареек, консервы, дробовик Лорена и полдесятка коробок патронов и, конечно, все наше с Салли личное имущество. Остальное оборудование погрузили на грузовики, и, когда все слуги уже забрались на борт, я отвел в сторону старого матабеле.
– Мой почтенный отец, – заговорил я на синдебеле, – я слышал, ты говорил о великой загадке, которая живет в этих холмах. Прошу тебя, как сын и друг, расскажи мне об этом.
Потребовалось несколько секунд, чтобы он справился с изумлением. Тогда я повторил фразу, услышанную от Тимоти Магебы. Это был тайный код, знак того, что человек посвящен в величайшие тайны. Старик разинул рот. Теперь он не мог не ответить на мой вопрос.
– Сын мой, – негромко заговорил он. – Если ты знаешь эти слова, то должен знать и легенду. В дни, когда скалы были мягкими, а воздух туманным – традиционное обозначение глубокой древности, – мерзость и зло царили здесь, и наши предки их победили. Они наложили смертельное проклятие на эти холмы и велели стереть зло с лица земли и из умов людей навсегда.
«Снова эти слова, точно в таком порядке».
– Это вся легенда? – спросил я. – Больше ничего?
– Больше ничего, – ответил старик, и я понял, что он говорит правду. Мы пошли к ожидавшим грузовикам, и я для начала обратился к Джозефу на шангаанском:
– Иди с миром, друг мой. Веди машину осторожно, заботься о тех, кто едет с тобой, они для меня очень ценны.
Джозеф разинул рот. Я повернулся к слугам и сказал на сечуана:
– Паук шлет вам привет и желает мира.
Все они застыли, когда я упомянул свое прозвище, но когда они отъезжали и опомнились от изумления, я слышал, как они шумно смеются моей шутке. Потом грузовики исчезли среди деревьев, и вскоре шум моторов сменился вечной тишиной буша.
– Знаешь, – задумчиво сказала Салли, – кажется, я попалась. Я в двухстах милях от ближайшего жилья наедине с человеком, в чьей нравственности сильно сомневаюсь. – Потом хихикнула. – Ну разве не замечательно?
Я нашел место на краю обрыва, где можно было перевеситься через край, придерживаясь за ветви большого молодого дерева – бабуиновой яблони. Оттуда открывался хороший вид на весь обрыв и на открытую местность внизу. Там, рядом с молчаливой рощей, стояла Салли, и я хорошо ее видел.
Солнце находилось справа от нее и светило мне прямо в глаза. Оно было всего в десяти-пятнадцати градусах над горизонтом, его золотые лучи мягко расцветили скалу и листву.
– Э-ге-гей! – ясно послышался крик Салли, и она подняла обе руки. На выработанном нами языке жестов это означало: «Иди ко мне».
– Хорошо, – выдохнул я. Она, должно быть, увидела их. Я объяснил ей, как заслонять глаза, чтобы косые лучи солнца помогли проследить за прямым, как стрела, полетом крошечных золотых огоньков. Старый прием охотников за дикими пчелами, позволяющий отыскать их улей. Меня этому научили бушмены.
Я оттолкнулся от края и начал пробираться через колючие кусты и густой буш, покрывавший вершину. Я догадывался, откуда начинать поиск: весьма вероятно, улей располагался в красной скале, покрытой множеством щелей и трещин. Не прошло и пятнадцати минут, как Салли опять замахала руками и крикнула:
- Предыдущая
- 12/29
- Следующая
