Птица солнца - Смит Уилбур - Страница 20

• Предыдущая
• 20/29
• Следующая

– Как скоро вы сумеете передать сообщение мистеру Стервесанту, Питер?

– Сегодня он должен вернуться из Нью-Йорка. Могу позвонить ему сегодня же.

– Попросите его немедленно прилететь.

– Вы хотите, чтобы он бросил все свои дела и примчался к вам? Умора!

– Пожалуйста, передайте ему мои слова.

Вертолет появился назавтра в три часа дня, и я побежал встречать его, на ходу натягивая рубашку.

– Что у тебя тут, Бен? – спросил Лорен, как только выбрался из кабины, большой и светловолосый.

– Думаю, тебе понравится.

И мы обменялись рукопожатием.

Пять часов спустя мы сидели у костра, и Лорен улыбался мне над краем стакана.

– Ты был прав, парень. Мне понравилось! – Впервые с момента прибытия он выразил свое мнение. Вслед за Сал и мной он прошел от траншеи до пещеры, а оттуда к отверстию на верху холма, внимательно слушая наши объяснения, с сожалением качая головой, когда я излагал нашу теорию низкой луны, показывающей руины, и время от времени задавая вопросы тем тоном, какой бывает у него на собраниях директоров компаний. Каждый вопрос непосредственно относился к делу и был острым и точным, как будто Лорен оценивал финансовую сделку.

Когда говорила Салли, он стоял рядом с ней, откровенно глядя ей в глаза, и удивительно красивые классические черты его лица выражали восхищение. Один раз она коснулась его руки, подчеркивая какое-то свое утверждение, и они улыбнулись друг другу. Я был счастлив, что наконец-то они подружились: этих двоих я любил больше всех на свете.

Лорен вместе со мной спустился в траншею и ласково провел рукой по тесаным камням кладки, подержал в руке обломок кости, повертел бусину, хмурясь, будто старался усилием воли вырвать у этих предметов их тайны.

Перед самым закатом мы по настоянию Лорена вернулись в пещеру и прошли к задней стене. Я зажег керосиновые лампы и разместил их так, чтобы свет падал на изображение белого царя. Потом мы втроем уселись полукругом и принялись рассматривать изображение во всех подробностях. Голова царя была изображена в профиль, и Салли указала на черты лица, на длинный прямой нос и высокий лоб.

– Такого лица не может быть у африканца, – она для контраста указала на другую фигуру, нарисованную поодаль. – А вот это вне всякого сомнения банту. Художник был достаточно искусен, чтобы отразить внешние различия между расами.

Но Лорен не отрываясь разглядывал белого царя. Мне опять показалось, что он хочет вырвать у него его тайны, но царь сохранял царское равнодушие, и наконец Лорен вздохнул и встал. Он уже хотел отвернуться, когда его взгляд упал на фигуры жрецов в белой одежде рядом с царем.

– А это кто? – спросил он.

– Мы назвали их жрецами, – ответил я, – но Салли думает, что это, возможно, арабские торговцы или…

– Вот этот, в центре… – он показал на центральную фигуру жреца, голос его звучал резко, почти встревоженно, – что он делает?

– Кланяется царю, – предположила Салли.

– Даже кланяясь, он выше остальных, – возразил Лорен.

– Для художника-бушмена размер – это способ показать значение человека. Царя всегда изображают гигантом. Величина изображения может означать, что это верховный жрец или предводитель арабов, если Салли права.

– Если это поклон, то очень неглубокий, к тому же один ваш жрец это и делает. Остальные стоят прямо, – Лорен все еще сомневался. – Как будто… – он замолк и покачал головой. Потом вдруг слегка вздрогнул, и я заметил, что его загорелое тело покрылось гусиной кожей. – – Тут становится холодно, – сказал он, сложив руки на груди.

Я ничего такого не заметил, но тоже встал.

– Идемте в лагерь, – предложил Лорен, и только после того, как я развел костер, он снова заговорил. – Ты был прав, парень. Мне понравилось! – Он отхлебнул солодового виски. – Теперь давайте определим цены, – предложил он.

– Установи их для нас, Ло, – предложил я.

– Я проведу переговоры с правительством Ботсваны. Могу оказать на них некоторое давление. У нас должно быть формальное разрешение на раскопки. Вероятно, находками придется с ними делиться, но нам надо получить исключительные права на исследование и публикации. Ну и так далее.

– Хорошо. Это уж твоя задача, Ло.

– Зная тебя, Бенджамен, я не удивлюсь, если ты уже подготовил список необходимого. Люди, оборудование. Я прав?

Я рассмеялся и полез в карман куртки.

– Прав, – согласился я и протянул ему три листа бумаги.

Лорен быстро просмотрел их.

– Весьма по-спартански, Бен, – похвалил он. – Думаю, мы можем позволить себе и большее. Прежде всего нужна посадочная полоса, такая, чтобы могла сесть «дакота». Приближается жаркое время года. Вы здесь умрете в палатках. Нужны удобства, кабинеты, склад, все с кондиционерами. Значит, потребуется генератор и насос, чтобы качать воду из бассейна.

– Нельзя упрекнуть тебя в любви к полумерам, Ло, – сказал я, и мы все рассмеялись. Салли снова наполнила стаканы. В этот вечер я был доволен собой. Мне было чем гордиться. Я собирался раскрыть тысячелетние тайны, и Лорен обещал мне поддержку. Виски шло как вода.

Когда-то я злоупотреблял виски. Это был мой способ кое о чем забывать, а кое с чем мириться. И вот лет шесть назад я обнаружил, что уже год не работаю над книгой, память слабеет, интеллект снижается и по утрам трясутся руки. Я по-прежнему выпиваю одну-две порции по вечерам, а изредка и больше. Но в тот вечер я пил от счастья, а не с горя.

– Давай, Бен. Сегодня нам есть что праздновать. – Салли рассмеялась и налила мне еще.

– Эй! Полегче, доктор! – пытался я протестовать – и в итоге напился: с удовольствием, с чувством и вдрызг. Я с достоинством отказался от помощи Лорена и самостоятельно добрался до своей палатки, куда меня тайком выселила Салли со времени появления Лорена. Не раздеваясь, я упал на постель и уснул. Когда вошел Лорен и лег на свою кровать, я наполовину проснулся, помню, как открывал глаз и видел луну через открытый входной клапан палатки… или это было уже на рассвете? Мне казалось, что это неважно.

Важнее всего оказалось подобрать персонал для нашего проекта, и тут мне повезло. Питер Уилкокс из Кейптаунского университета собирался в полугодовой отпуск. Я полетел на встречу с ним и за шесть часов убедил, что ему вовсе не понравятся злачные места Европы. Несколько труднее было убедить его жену Хетер, но я в конце концов показал ей фотографию белого царя. Ее специальность та же, что у Салли, – наскальные росписи.

Для нашей работы лучше Уилкоксов не найти. Я уже ездил с ними на раскопки Слангкопских пещер. Обоим за тридцать. Он – слегка растолстевший и полысевший, в очках в стальной оправе и в мешковатых неглаженых брюках, которые ему постоянно приходилось подтягивать. Она – худая и угловатая, с широким смешливым ртом и курносым веснушчатым носом. Питер играет на аккордеоне, а голос Хетер очень созвучен моему.

Питер представил мне двоих своих выпускников, которых рекомендовал без всяких оговорок. При первой встрече с ними я удивился. Рал Дэвидсон оказался молодым человеком двадцати одного года. Впрочем, его принадлежность к мужскому полу была вовсе не очевидна. Однако Питер заверил меня, что под этой массой нечесаных волос скрывается многообещающий молодой археолог. Его невеста, серьезная молодая особа в очках, окончила курс на год раньше срока. И хотя я предпочитаю красивых женщин, а Лесли Джонс удручающе некрасива, она завоевала мое расположение, прошептав с придыханием:

– Доктор Кейзин, я считаю, что ваша «Древняя Африка» – лучшая из прочитанных мною книг!

Такое проявление хорошего вкуса обеспечило им обоим работу.

Питер Ларкин набрал сорок шесть африканских рабочих с юга Ботсваны, которые никогда не слышали ни о Кровавых холмах, ни о тяготеющем над ними проклятии.

Единственное разочарование принес мне Тимоти Магеба. Возвращаясь из Кейптауна, я провел пять дней в своем Институте в Йоханнесбурге и все это время пытался убедить Тимоти, что он нужен мне на Кровавых холмах.

• Предыдущая
• 20/29
• Следующая