Алмаз Чингиз-хана - Городников Сергей - Страница 3

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая

Мещерин шел к послу царя Пазухину, дом которого был поблизости от западной стены цитадели. Крепкую сплошную калитку в высоком каменном заборе открыл слуга посла, немой татарин Алим. Соглядатая он не пустил. Соглядатай эмира сначала мягко увещевал его, затем стал зло сердиться, грозить, но вынужден был остаться за забором.

– Спасибо, Алим, – Мещерин сунул в ладонь слуге мелкую серебряную монету. – Надоел он мне хуже черта.

Посол царя в Бухаре Пазухин отдыхал на открытой веранде своего дома, сидел на толстом персидском ковре, по?восточному поджав к себе полные ноги. Он был один, дорогой китайский халат из голубого шёлка облегал его дородное тело, отвыкающее от многого движения. Цветы и цветущие деревья украшали сад, и белые и красные розы одаривали воздух нежным запахом. Моду русской знати на розы ввел покойный царь Михаил Федорович, страстный любитель садоводства, при котором их впервые завезли в Россию. И поднимаясь на веранду, Мещерин со смутной тоской об иной природе вспомнил, что молодой царь тоже больше любит проживать с конца мая в пригородных селах, нежели на Москве.

Пазухин жестом предложил ему садиться напротив, и сам коснулся ладонью фарфорового чайника, затем налил крепко заваренный чай в тонкую китайскую чашку для гостя.

– Через месяц самая жара начнется, – сказал посол, наблюдая, как Мещерин приноравливается к непривычному сидению на ковре и в душе чертыхается на отсталость Востока. Послу исполнилось сорок пять лет, но выглядел он старше такого возраста и значительно старше своего гостя. – Всё хочу тебя спросить. Что это тебя прислали сюда? Провинился что ль? – Он неотрывно, проницательно всматривался в лицо Мещерина, который неторопливо сделал глоток зелёного чая и попробовал, затем запил восточную сладость: проделывая это молча, точно не слышал вопроса. – Домой тянет, Иваша, – неожиданно жалобно признался Пазухин. – Скажи царю, как вернешься.

– Царский посол – честь большая. А состояние здесь наживаешь на торговле. А? – Мещерин встретился с ним глазами спокойно, без осуждения.

– Так больше от скуки, – пожал рыхлыми широкими плечами Пазухин. И перешел на философские размышления: – Или жара так на голову давит. Нездоровый для нас здесь климат. Видишь, как раздался? – Он помахал руками вроде как петух крыльями, вздохнул. – Зато уважают больше: народ здесь такой.

Он опять вздохнул. Из дома на веранду легко вышла юная красавица в ярком восточном платье, поставила на ковер между мужчинами блюдо с вяленым виноградом, стрельнула на гостя веселыми чёрными глазами. Пазухин чуть смутился.

– Эмир подарил, – зачем?то объяснил он её присутствие в доме. Затем внезапно стал очень серьезным, деловитым.

– Эмир рад получить в подарок от царя пушки, что ты привез.

– В Хиве едва не отняли.

Мещерин оторвал взгляд от лица девушки, сделал глоток чая и поперхнулся. Девушка тихо засмеялась, прикрыла рот ладонью и вильнула телом, гибким, как у танцовщицы.

– Вражда, – хмурясь, согласился Пазухин. – Эмир придет смотреть их после полудня. Так прикажи зарядить.

Мещерин глянул в спину упорхнувшей в дом красавице.

– Прикажу, – сказал он с небрежным кивком головы.

2. Побег из неволи

Купец, хозяин лавки холодного оружия, отобрал длинную саблю, протянул ее Борису, который застыл возле прилавка.

– Лучшую даю.

Борис взял ее неохотно, с выражением лица вынужденного это сделать человека, мало внимания обращая на Мещерина, подьячего и вождя кочевого племени. Он стоял без цепей на ногах, что вызывало беспокойство вождя.

– Нельзя ему давать оружие, – опять сказал вождь, неодобрительно покачивая головой на короткой шее.

Его не слушали, направились к условному кругу в открытом месте площади возле минарета. Там поджидали стрельцы, с десяток наёмных воинов эмира, которым было нечем заняться. Солнце почти съело косые тени, подступил жаркий полдень. Оживленная толчея утреннего базара сменялась затишьем, торговля становилась вялой, скучной, и не одних только зевак привлекла к условному кругу надежда на возбуждающее кровь зрелище.

– Лучшую саблю дал, – объяснил торговец оружием другому купцу, что подошел смотреть на происходящее. – Подведет, доверие к моему товару испортит.

Купец зацокал языком, выказывая живое сочувствие таким сомнениям торговца оружием.

– Зато и покажет себя, к моей лавке привлечет много покупателей, – старался успокоить себя оружейный торговец. – Дракон у него на груди. Дракона разрешают накалывать только очень сильным воинам.

– Любое разрешение можно и купить, – мягко возразил купец. – Нам ли этого не знать?

Торговец оружием не мог не согласиться с этим замечанием и смолк. Он уже раскаивался, что положился на хвастливый рассказ вождя кочевников о своём пленнике, надеясь, что противником у него окажется малоопытный воин. Мещерин кликнул желающего и указал только на одного из тех, кто отозвался на приглашение стать противником Бориса. В круг вошел свирепый и дикий видом горский наёмник эмира, резко вырвал саблю, которая радостно взвизгнула сталью, будто сама вылетела из ножен, чтобы засверкать обнажённым лезвием. Торговец оружием совсем расстроился – горца укрывала кольчуга, на груди блистало начищенное бронзовое зерцало, руки по локоть скрывали медные наручи. Чем мог ответить ему Борис, в своих рваных штанах, с одной лишь саблей наголо?

– Защищайся! – выкрикнул подьячий, невольно начиная волноваться за Бориса.

Тот не шелохнулся, уставился отрешенным взором на лезвие сабли. Рукоять держа в одной руке, конец острия в пальцах другой, он казался сливающимся с клинком в неразрывное целое. Горец остановился, не зная, что делать. Мещерин подбросил вверх серебряную монету и, прежде чем поймал её в ладонь, солнце ярко блеснуло горцу отражением от её лицевой стороны. Наёмник больше не колебался, сделал выпад, намереваясь концом сабли просто выбить из рук оружие неподвижного противника. Ему и зрителям показалось, он промахнулся. Только торговец оружием издал невнятное восклицание и стал успокаиваться. Однажды он уже видел подобное в далёком Китае.

Раздосадованный горец совершил выпад более нацеленный и сильный, на этот раз намереваясь слегка кольнуть противника, словно барана, под нижнее ребро. И опять ему не удалось выполнить своё намерение. Борис очнулся и вдруг, в мгновение ока с разворота на шаге отбил ступнёй его руку с саблей; еще мгновение, и острие клинка смертоносным жалом метнулось к горлу наёмника, застыв на нем. Гул одобрения нестройно вырвался у наблюдающих за ними зрителей, он становился громче по мере того, как до некоторых доходило, что произошло. С базара и рынка рабов заспешили те, кто расслышал этот гул; подходили и подбегали любопытные из других мест.

В Мещерине пробудилась натура человека азартного, – увлекаясь переживанием за Бориса, он неосознанно потирал ладони. Опозоренный перед толпой горец озлобился, скрипнул зубами и стал хищно осторожен и коварен. Однако его противник без труда отбил еще одно нападение, и вновь острие сабли Бориса уткнулось в горло нападающего горца, остановив его злобное движение вперёд после того, как порезало кожу. Наёмник зарычал, оскалился крепкими, похожими на клыки зубами.

Мещерин шепнул на ухо подьячему. Тот показал монету чернолицему воину, из тех, что так же вызывались сразиться с Борисом, приглашая его стать на сторону горца. Борис не возразил ни словом, ни жестом. Толпа новым гулом одобрила появление в кругу второго наёмника, взволнованно ожидая, что неудачник горец вряд ли не воспользуется возможностью нанести пленнику жестокий удар, кровью смыть свой позор. Она стискивалась в плотное кольцо, и зрители сзади передних рядов должны были приподниматься, как это кому удавалось, чтобы видеть происходящее в ристалищном круге.

– Победит, – дарю саблю! – в крайнем возбуждении проговорил торговец оружием Мещерину.

Царский посланник кивнул, вряд ли поняв сказанное.

Последние из покупателей заспешили с базара и рынка невольников к редкому зрелищу. Торговцам ничего не оставалось, как попрятать товары и поторопиться следом за ними. Даже стражники ближних ворот увлечённо следили за начинающейся опасной схваткой.

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая