Выбор демонессы - Николаева Мария Сергеевна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/77
• Следующая

Тиа слабо улыбнулся и тут же заверил, что сопроводит меня, куда мне только пожелается. На этом мы и расстались.

Странное беспокойное чувство, пробравшееся внутрь еще на экзамене, проросло внутри и окрепло. Списав это беспокойство на неизбежный скандал с ба, я поспешила к себе.

Нилрем Альсолар

Нилрем любил ночь; она была тем временем суток, которое дарило ему хотя бы видимость успокоения. А такие звездные ночи, как сегодня, он любил больше всего. Он никогда не считал себя романтиком, но сейчас, когда он вертел в руках прямоугольник плотной бумаги с указанием лишь времени и места встречи, чувствовал себя героем популярных эльфийских романов. С той лишь разницей, что доставленный утром букет незабудок, с которым передали это послание, был скорее маскировкой, чем подарком. И напоминанием. Большей частью напоминанием.

Вспомнив удивленное выражение лица магистра Милиона в тот момент, когда доставили цветы, Нил невольно улыбнулся. Только такие краткие, словно бы ворованные моменты и составляли счастье его жизни. А как Мил оскорбился, когда узнал, что букет — подарок на день рождения, о котором сам магистр был ни сном ни духом!..

Забавный все-таки мальчишка вырос. Совсем не похожий на свою властную бабку. И на тихую красавицу-мать тоже. Наверно, магистр бы сильно удивился, если бы узнал, что Нил помнил его не просто крохой, а пищащим красным комком плоти, только-только покинувшим материнское чрево.

Возможно, в тот миг и пришла в движение судьба самого альва… Когда помогаешь проникнуть в мир тому, кого в нем быть не должно, так и происходит. Милион не должен был родиться. А его семья не должна была погибнуть. Но желание двух женщин и их умение заводить нужные знакомства привели к тому, что случилось.

И, что забавно, Нил нисколько не жалел. Ни тогда, ни сейчас.

— Незабудки не лучший выбор, — негромко произнес он, почувствовав за своей спиной чужое присутствие.

— Зато ты здесь, — смутно знакомым голосом ответил пришедший. Нил знал всех чистокровных альвов и в лицо и по именам, но напрягаться и вспоминать конкретно этого не хотелось. Зачем? Тот и так все скоро расскажет.

— Я бы пришел в любом случае. Работа у меня такая — заплутавших детей на путь истинный наставлять.

— Работа? — хмыкнул пришедший. — Что-то не похоже, что ты себя ею утруждаешь!

— Я просто не вижу смысла излишне напрягаться. Дети имеют право играться с веревками, по крайней мере, до тех пор, пока не начинают затягивать петли друг у друга на шее.

— То есть раньше ты не видел смысла вмешиваться в нашу деятельность?

— Именно. Неужели вы думали, что я не замечу, как по миру носятся два десятка крылатых и заглядывают чуть ли не под каждый камень в поисках чего-то их интересующего, — с легкой иронией поинтересовался Нил. Он не спешил оборачиваться, по-прежнему с задумчивым видом изучая звездное небо. Температура воздуха была комфортной, благо конец весны в этом году выдался жаркий. И пока лишь эти мелочи волновали древнейшего из альвов.

— Но теперь все изменилось, верно? — со злой насмешкой спросил пришедший.

— Да, — против воли согласился с ним Нил. — Вы нашли то, что не стоило искать.

— Мы нашли то, что давно нужно было вернуть обратно! — в запале возразили ему. — Это наш дом! Наш город! Только наш!

Нил промолчал. Он не желал говорить на эту тему с юнцом. Но против воли перед глазами замелькали картины прошлого — настолько давнего, что оно, казалось, и не существовало вовсе. Яркий ослепительный свет… Белоснежные стены с легким, чуть угадывающимся нежно-голубым узором на камне… Алый кант по краям широких рукавов морозно-синей мантии отца, когда тот протягивал руки к яркому пульсирующему сердцу города… Вот и вся память. Всего-то три мелочи, но у остальных нет и этого. Странно, но помнил Нил лишь ту залу… ту клетку, в которую был заключен его отец и которую тот разбил без сожалений, обрекая целый народ на бессмысленное и бесконечное блуждание по миру.

— Чего вы хотите от меня? — устало поинтересовался древнейший из альвов, прекрасно понимая, что надеяться ему на что-либо поздно. Милосердия от жестоких детей не дождется никто, даже святой.

— Стань нашим солнцем, отец! — Звонкий женский голос. Знакомый голос, родной.

— И ты с ними? — с горькой улыбкой произнес Нил, все-таки оборачиваясь к пришедшим. Его любимое дитя, та, в кого он вложил всю душу. И он-то еще думал, что защитил ее от этих бессмысленных игрищ и чужих интриг! Милада, бедная запутавшаяся девочка… Неужели ей так тяжело было проститься с тем, что ей и не принадлежало никогда? Расэль не был ее мужчиной, всего лишь веха на пути — не более, но она не смирилась. И сейчас ее бунт, направленный против всего мира, основан лишь на этой свежей обиде, вот только вряд ли она это осознает.

— Да, — кивнула она. — Нам пора вернуться на свое место. Не считаешь?

— А если я откажусь? — не особо надеясь, что ему позволят уйти, полюбопытствовал древнейший.

— А если из-за тебя пострадают те, за кого ты так цепляешься в этом городе? Сколько ты здесь? Месяц? Год? Уже больше трех лет, папа! Как думаешь, сколько еще ветер будет тебя ждать, прежде чем сорвет со здешних домов крыши, чтобы выманить тебя? Это не наша земля. Нам не место среди остальных. Ты ведь знаешь это лучше других, верно?

Нил прикрыл глаза, позволяя давним воспоминанием вновь всплыть на поверхность. Бедствия, разрушения, несчастья… Они всегда шли по пятам за тем, кого проклял сам мир. И он позабыл об этом, поддавшись иллюзии домашнего тепла. Ветер не напоминал о себе? А что, если он сам заставил себя в это поверить? Что, если его не гонит вперед это чудовище исключительно потому, что он разучился его слышать? Может, буря уже на подходе? Может, эта небывалая жара — лишь предвестница куда большей беды?..

— Дайте мне три дня, — глухо произнес он. — После этого я буду в вашем полном распоряжении.

— Хорошо, что ты понял, папа.

— Мы будем ждать вас, аль-сол, — низко поклонился спутник Милады. Нил вновь не рассмотрел его лица. Впрочем, в этот момент личность этого альва его волновала меньше всего. Пришла пора прощаться. С городом и его жителями. И отчего-то от мысли об этом становилось больно где-то глубоко внутри. Надо же, привязался… Давненько он себе такого не позволял.

Утро для меня началось привычно — с крика Бубля. Мой мохнатый будильник терпеть не мог, когда я спала больше него самого. Я, недовольно морщась, запустила в фамильяра подушкой. Разумеется, это его не заткнуло, а, напротив, перевело на новый уровень звука. Соседи простучали в стену что-то явно нелестное. Надо вставать.

Я неохотно разлепила глаза и посмотрела на этого вопящего монстра. Никогда бы не подумала, что этот ушастый комочек рыжего меха способен так кричать. Все-таки надо было в фамильяры брать не кролика, а золотую рыбку. Молчаливую, мирно рассекающую по аквариуму золотую рыбку… Мечта, а не фамильяр!

К сожалению, менять что-либо было поздно.

— Ну, проснулась, спящее чудовище? — ворчливо поинтересовался Бубль, высовывая мордочку из-за подушки. — Напоминаю, у тебя сегодня встреча с семьей. Помнишь о такой? Или совсем заучилась?

— О них, пожалуй, забудешь, — проворчала я, выбираясь из постели и направляясь в душ. Сама себе я в этот момент напоминала шального упыря. Вот почему так, а? Легла спать рано, отмечать сдачу последнего экзамена с остальными выпускниками не пошла, а чувствую себя так, словно приползла в комнату глубокой ночью после бутылки лучшего гномьего самогона. Неужели так перетрудилась? Но не могу сказать, что сильно себя напрягала учебой…

Ладно, контрастный душ и не таких упырей на ноги ставил.

Через полчаса я была вполне готова встретить новый день. Не сказать, что особо этому радовалась, но хотя бы не валилась с ног от усталости. В общем, к приходу Себастиана я кое-как пришла в себя. О том, что дома мне предстоит очередная затяжная баталия с несравненной Марьясой Лиршей, я старалась не думать.

• Предыдущая
• 4/77
• Следующая