Механическая принцесса - Клэр Кассандра - Страница 36

• Предыдущая
• 36/92
• Следующая

Габриэль Лайтвуд… Юноша выглядел изможденным, под зелеными глазами залегли тени, в волосах запеклись сгустки крови. Сесилия знала, что Гидеон получил тяжелое ранение в ногу, иратце помогло, но о полном исцелении пока еще речи не было. Софи с Габриэлем помогли ему дойти до комнаты, и сейчас Габриэль, скорее всего, возвращался от брата.

– Не входите туда, – шепнул Габриэль, – они стараются спасти Джема, и присутствие Уилла необходимо.

– Необходимо? Но зачем? Уилл ведь не врач.

– Они парабатаи, и Джеймс, даже в бессознательном состоянии, будет черпать от него силу.

– Но мне нужно сказать Уиллу буквально пару слов.

Габриэль вздохнул:

– Вы совсем недавно влились в ряды Сумеречных охотников, мисс, поэтому не все понимаете. Для нас потерять парабатая – большое горе. Это то же самое, что потерять мужа, жену, брата или сестру. Представьте, что на смертном одре лежит не Джем, а вы.

– Боюсь, Уилл не стал бы так переживать.

– Мисс Эрондейл, – фыркнул Габриэль, – если бы ваш брат не беспокоился о вас, он не стремился бы всеми силами оградить вас от меня.

– Да, он вас недолюбливает. Но почему? И почему сейчас вы проявляете заботу о моем брате? Вы ведь тоже питаете к нему не самые теплые чувства.

– Это верно лишь отчасти, – сказал Габриэль. – Я действительно недолюбливаю Уилла Эрондейла. Неприязнь между нами возникла давно. Говоря по правде, он когда-то сломал мне руку.

– В самом деле? – Брови Сесилии удивленно взмыли вверх.

– Но в последнее время я стал по-другому смотреть на некоторые вещи, – продолжил Габриэль. – До некоторых пор я был убежден, что ваш брат… подлец, но, когда Генри рассказал мне о нем подробнее, я понял, что у вашего брата просто очень своеобразные представления о чести.

– И это вызвало ваше уважение?

– По крайней мере, я стараюсь его понять. Что же касается Джеймса Карстейрза, то среди нас он один из лучших. Каким бы ни было мое отношение у Уиллу, сейчас его надо оставить в покое – ради Джема.

– Но я должна сказать брату нечто важное, – воскликнула Сесилия. – Это отнимет лишь пару секунд.

Габриэль потер виски.

– Хорошо, – сказал он, – я зайду и попрошу его выйти.

– Но почему вы, а не я?

– Если он разгневается, то пусть лучше злится на меня, а не на вас. Я верю вам, мисс Эрондейл, и надеюсь, что не обманусь в своих ожиданиях.

Габриэль толкнул дверь и вошел в комнату. С гулко бьющимся сердцем Сесилия прислонилась к стене и стала прислушиваться к доносившемуся до нее шепоту. Шарлотта сказала про руны кроветворения, что в данном случае они опасны… Вдруг дверь распахнулась, Габриэль вышел.

– Неужели Уилл… – схватилась за щеки девушка, но не договорила, увидев брата.

Молча кивнув, Лайтвуд удалился, оставив их наедине.

Раньше Сесилия не понимала, как это можно остаться с кем-то «наедине». Если кто-то рядом с тобой, то ты уже не один. Но теперь ей казалось, что в коридоре она стоит одна, потому что Уилл витал где-то далеко отсюда. Выглядел он ужасно – как призрак.

– Уилл… – произнесла она и, не дождавшись ответа, повторила, на этот раз тише и нежнее: – Гуилим Овейн.

Брат наконец удостоил ее взглядом. Глаза его были холодные, как воды затерянного в горах озера Ллин Мингил.

Овейн – валлийское имя, означающее «юный»; помимо прочего, так звали одного из рыцарей Круглого стола в легендах о короле Артуре.

– Когда я приехал сюда, мне было двенадцать, – сказал он.

– Я знаю, – в замешательстве произнесла Сесилия.

Неужели он думает, что она забыла это страшное время? Сначала она потеряла Эллу, а затем и старшего брата, которого так любила.

Глядя в пустоту, Уилл продолжил:

– Это случилось десятого ноября, и с тех пор в этот день меня всегда охватывала черная тоска. Меня одолевали мучительные воспоминания о маме, отце, о тебе… Я знал, что ты жива, что ты вместе с ними, что хочешь, чтобы я вернулся, но не мог не то что поехать, но даже отправить тебе письмо. Я писал письма дюжинами, но потом сжигал. Думал, ты ненавидишь меня и винишь в смерти Эллы.

– Мы никогда не считали, что в этом виноват ты.

– Со временем, в страхе ожидая наступления злополучного дня, я обнаружил, что на десятое ноября обязательно находятся какие-то дела, инициатором которых выступал Джем. То тренировка, то прогулка на другой конец города, какой бы отвратительной ни была погода. Порой после этих прогулок у Джема начинался жар, он кашлял кровью и надолго отправлялся в постель, но его болезнь тоже отвлекала меня от тяжелых мыслей. Я не сразу понял, что он поступал так ради меня. Джем делал все, чтобы я в этот злополучный день не пребывал в состоянии черной меланхолии.

Сесилия не сводила глаз с брата. Ей казалось, что она наконец увидела его таким, каким он был в детстве. Вот он неуклюже утешает ее, когда она разбивала коленки; вот он спит перед камином с открытой книгой на груди; вот со смехом выходит на берег после купания в озере. Стены, которой Уилл отгородился от окружающего мира, больше не существовало.

Уилл обнял себя за плечи, будто пытаясь согреться.

– Я понятия не имею, что со мной будет без него, – сказал он. – Тессу похитили, и это острым ножом кромсает мне сердце. Я не знаю ни куда идти, ни что делать. И тот единственный, с кем я мог бы поделиться своей болью, сейчас лежит на смертном одре.

– Уилл… Уилл… – Сесилия накрыла его руку своей ладошкой. – Пожалуйста, выслушай меня. Это касается Тессы. Мне кажется, я знаю, где Мортмейн.

– Откуда тебе знать? – От удивления его глаза округлились.

– Я была неподалеку и слышала, что Джессамина сказала тебе перед смертью, – произнесла Сесилия, чувствуя, как сердце брата с силой погнало по жилам кровь. – Она назвала тебя «несносным валлийцем».

– Джессамина? – в замешательстве произнес он.

По всей видимости, его мысли пошли по тому же пути.

– Джессамина сказала, что Мортмейн в Идрисе, – быстро заговорила Сесилия. – Но Конклаву известно, что это не так. Когда Мортмейн жил в Уэльсе, ты, в отличие от меня, его не знал. Он знает эти края не понаслышке, потому что вырос в горах. Подумай, Уилл.

– Ты думаешь… Кадер-Идрис?[15]

– В этих горах ему известна каждая тропка, – кивнула Сесилия, – и он, должно быть, находит весьма забавной шутку, которую сыграл с тобой и остальными нефилимами. Он увез Тессу туда, откуда бежал ты, – к тебе домой.

– Посеет[16]? – спросил Гидеон, принимая из рук Софи кружку, над которой поднимался пар. – Я опять чувствую себя ребенком.

– Он содержит вино и специи, способствует кроветворению и поэтому пойдет вам на пользу.

Стараясь не смотреть на юношу, Софи поставила поднос на тумбочку рядом с кроватью.

Нога Гидеона была перевязана. Он переоделся, но запах пота до конца еще не выветрился.

– Вот что восполнит мне потерю крови, – сказал он и поднял руку, на которой виднелись Руны кроветворения, санглие.

– Вы хотите сказать, что не любите посеет?

Софи могла напомнить, как злилась на него после истории с булочками, но прошлой ночью, прочитав письмо Консулу (пока еще не отправленное, оно лежало в кармане ее окровавленного передника), она совершенно простила этого чудака. А когда на ее глазах он получил ранение, душа девушки наполнилась ужасом.

– Посеет не любит никто. – Гидеон слабо улыбнулся.

– Я должна остаться и проследить, чтобы вы все выпили? Предупреждаю, если вы спрячете его под кроватью, у вас точно заведутся мыши!

Юноша напустил на себя виноватый вид. Софи хотелось побыть с ним подольше, но в этот момент в комнату с гордым видом вплыла Бриджит и заявила, что ей нужно выгрести из-под кровати булочки.

– Софи… – жалобно произнес Гидеон.

Девушка ответила ему строгим взглядом, и он поспешно сделал большой глоток поссета.

• Предыдущая
• 36/92
• Следующая