Ночной поезд в Мемфис - Питерс Элизабет - Страница 51

• Предыдущая
• 51/94
• Следующая

Уровень адреналина в крови снизился, и меня охватила дрожь и слабость. Шатаясь, я вернулась к кровати и присела на край.

Оглядев комнату, я вынуждена была признать, что мне случалось бывать запертой и в худших местах. Мебель выглядела так, словно ее только что привезли из местного магазина для покупателей с низким достатком, но была чистой и абсолютно новой. Кроме кровати, из удобств имелись стол, лампа и два стула с прямыми спинками. На столе стояли кувшин (пластмассовый), полный воды, стакан (пластмассовый), таз (вы уже догадались), лежали кусок мыла, полотенце и роман в мягкой обложке, впрочем, обложка отсутствовала. Я взяла книгу в руки. Это был роман Валери Вандин. Я швырнула его через всю комнату.

Дверь была только одна. Кое-какой опыт у меня имелся, ведь я выросла на ферме, поэтому нашла то, что искала, — оно было целомудренно спрятано под кроватью.

Обойдя комнату раз сорок или пятьдесят, я подняла брошенную книгу и начала читать.

Чувственная Мадлен де Монморанси уже второй раз отбивалась от злодея, когда я услышала за дверью какой-то звук. Книга и мои ступни соприкоснулись с полом одновременно. В комнате не было ничего, что могло бы послужить оружием, поэтому полагаться приходилось на ловкость, хитрость и голые руки, что ставило меня, следует признать, в невыгодное положение.

Но когда я увидела фигуру, возникшую в дверном проеме, кулаки мои сами собой опустились. Сколь угодно причудливая игра моего воображения не могла бы породить подобного видения.

Росту в ней было фута три, а лет — около ста, и ни единого зуба во рту. Черные одежды закрывали все, кроме лица и кистей рук, — обычный наряд правоверной мусульманки. У себя дома, где нет никого, кроме женщин, паранджу надевать не обязательно. Показав мне свои десны, что, может быть, и не означало улыбки, она бочком протиснулась в комнату и поставила на стол поднос.

Там, откуда я прибыла, бить старых дам кулаком не принято. Мой изумленный взгляд, вероятно, ободрил ее. Выпрямившись, отчего рост ее увеличился дюймов на шесть, она указала на дверь, а потом сделала вращательное движение своей костлявой кистью — один раз, второй, третий. Я поняла: три двери, три замка отделяют меня от воли.

Я уж было подумала, не пренебречь ли условностью насчет того, что старых дам бить нельзя, и не пнуть ли ее — не сильно, разумеется, так, чуть-чуть, как вдруг она проворно отпрыгнула назад, словно египетский сверчок. (Они черные, очень большие и не летают, а перемещаются с места на место прыжками, как кузнечики.) Прежде чем я успела сдвинуться с места, старушка была уже за дверью, которая с грохотом захлопнулась, и я услышала, как поворачивается ключ в замке.

Я даже не выругалась: была слишком ошарашена, чтобы сердиться. Что же это за чертова тюрьма? Где, черт возьми, я нахожусь? Кто, будь он неладен, все это устроил?

К тому времени, когда я выпила кофе и сжевала кусочек плоского пресного хлеба, я отлично знала ответ на последний свой вопрос, больно уж очевидно вся ситуация, включая и бабушку-Моисея, носила характер некой фантасмагории. Интересно, откуда он ее выкопал? Вот почему, пятьюдесятью страницами позже, услышав, что ключ в замке снова поворачивается, я не стала даже утруждать себя, становясь в атакующую позу. Там, где замешан Джон, с голыми руками делать нечего. Против него требуется водяная пушка.

Мужчина, который вошел, имел такой же самодовольный вид и так же снисходительно ухмылялся, но это был не Джон. Это был Фейсал.

— А у вас нет чего-нибудь из Барбары Майклз или Шарлотты Маклеод? — спросила я, помахав книгой. — Не выношу Валери.

Фейсал удобно устроился на стуле.

— Неверная реплика. Вам полагалось бы сказать нечто вроде: «Как вы посмели!» или «Что вам от меня нужно?» — а я должен был бы посмотреть на вас с вожделением.

— Не будем жонглировать словами, — сказала я. — Кто эта старая дама?

— Моя бабушка.

— Вы, низкий негодяй! Постыдились бы втягивать в свои сомнительные дела невинную старушку! Невинную?

— О, абсолютно. Она думает, что у меня к вам личный интерес.

— Так, постойте. — Я не поверила ему, но на всякий случай решила встать с постели и, пододвинув стул, уселась напротив. — Значит, милая старомодная мусульманская бабушка поощряет похищение и насилие?

— Конечно, нет! — Фейсал был шокирован. — Просто она знает, что я неотразим для женщин, и думает, что вы пока ломаетесь. Однако не волнуйтесь, — продолжал он, пока я подыскивала слова, чтобы выразить свое негодование, — как бы мне ни хотелось победить вашу девичью стыдливость, вам не грозят никакие посягательства с моей стороны.

— Это почему же? Фейсал вздохнул:

— Думаю, сказываются годы, проведенные в Оксфорде. Когда долго носишь личину, она прирастает намертво. Кроме того, мне сообщили, сколько квадратных дюймов кожи с меня спустят, если я хоть взгляну на вас не так. Думаю, он имел в виду «Венецианского купца».

— Да, он любит цитировать Шекспира, — согласилась я. — Как благородно с его стороны позаботиться о моей девичьей стыдливости! Или он бережет меня на будущее?

Фейсал сложил руки на груди:

— Вики, пожалуйста, отнеситесь к этому серьезно. Здесь вы в полной безопасности. Возможно, это единственное место в Луксоре, где вы действительно в безопасности. Я снабжу вас дополнительными материалами для чтения, если хотите, только посидите несколько дней тихо.

Чтобы показать, что хладнокровна не менее, чем он, я тоже сложила руки на груди и вытянула ноги:

— А что случится через несколько дней?

— Я не спрашиваю, насколько вы осведомлены... — начал Фейсал.

— Вероятно, больше, чем думаю. Интересно, что за ключи к разгадке тайны я видела, но не распознала? Ведь именно поэтому вы предприняли этот поспешный шаг?

Фейсал сдвинул красивые черные брови, но заговорил скорее озадаченно, чем сердито:

— Удивительно. Вы действительно не знаете, что это за ключик?

— Не понимаю.

— Похоже, действительно не понимаете. Тогда почему бы вам не расслабиться и не предоставить дело нам?

— Вы имеете в виду себя и Джона? Надежная опора, нечего сказать.

Мне так и не удалось узнать, почему у многих египтян такие прелестные, длинные и густые ресницы. У Фейсала они были пушистые, как зубная щетка. Он прикрыл ими глаза и сказал:

— Он втравил меня в это дело. Он же обещал и вытащить.

— Ах вы, бедный, милый, доверчивый человек! — сказала я с искренним сочувствием.

Хладнокровие начинало покидать Фейсала. Он грозно посмотрел на меня:

— С вами и впрямь слишком много хлопот. Я пытаюсь спасти вам жизнь, рискуя собственной, а вы... Если о моей роли в этом деле станет известно, я умру медленной и ужасной смертью.

— Где Шмидт? — спросила я, игнорируя эту мелодраматическую реплику. Правду он сказал или нет, в тот момент мне было наплевать.

— Он в безопасности.

И тут я поняла: сейчас или никогда. Пользуясь присутствием в доме большого, сильного мужчины, бабуля, быть может, ослабила бдительность и оставила незапертой хотя бы одну из трех дверей. Под влиянием той же иллюзии мужского превосходства и Фейсал мог пренебречь запорами на остальных дверях. Я вздохнула, улыбнулась, пожала плечами, откинулась назад, резко выбросила ноги в сторону стула, на котором сидел Фейсал, подцепила пальцами перекладину под сиденьем и дернула изо всех сил.

Стул вместе с Фейсалом весьма впечатляюще грохнулся. Как я надеялась и рассчитывала, затылок Фейсала вошел в выразительное соприкосновение с голыми досками пола. Его крик я услышала уже за дверью. Слова были арабские, но интонация вполне понятная и не владеющему этим языком.

Я возбужденно бегала по кругу, не зная, куда выскочить. В обоих концах коридора было по двери. Шанс — пятьдесят на пятьдесят, и я ринулась в левую.

Ошиблась. Дверь вела не на улицу, а на кухню. Я поняла это, как только открыла ее: плита, стол, мойка и бабушка.

Хотела бы я иметь такую реакцию, когда мне будет сто лет. Беззубо ворча, она отпрыгнула назад и схватила какой-то предмет со стола, где их лежало и стояло несколько: горшок, связка лука, длинный нож. Я не стала терять время, чтобы разглядеть, какой именно оказался у нее в руке, а толкнула старушку — настолько мягко, насколько позволяли обстоятельства, — и устремилась к другой двери. Вслед мне неслись визги и проклятия. Последние выкрикивал Фейсал, чьи шаги раздавались уже в коридоре.

• Предыдущая
• 51/94
• Следующая