Улица Пяти Лун - Питерс Элизабет - Страница 21

• Предыдущая
• 21/53
• Следующая

Мужчины вышли к обеду в смокингах. Если бы я не испытывала, мягко говоря, неприязни к «сэру Джону Смиту», то пришлось бы признать, что вечерний костюм удивительно идет его стройной фигуре и волосам цвета светлого золота. Из чистой любознательности я пригляделась к его талии. Ни грамма жира! А вот бедный Пьетро напоминал дыню, обвязанную пурпурной лентой.

Вдовствующая графиня сидела у окна в высоком резном кресле, больше похожем на трон. Присутствие матери явно стесняло сына. Свои любовные наклонности Пьетро был вынужден ограничить Хеленой, поскольку меня престарелая графиня подозвала к себе и затеяла светскую беседу.

Старушка была само очарование. Она напомнила мне мою бабушку. Не хочу сказать, что они похожи. Нет, моя бабушка Андерсен была типичной шведкой — ширококостной блондинкой, сохранившей пшеничный цвет волос даже в семьдесят лет, а глаза ее напоминали резцы из голубой стали. Но эти две женщины обладали удивительной внутренней силой.

Старая графиня питала слабость к светским скандалам. Она хотела знать все последние сплетни о новом муже Элизабет Тейлор, а также чем занимаются Жаклин Кеннеди и принцесса Диана. Увы, свежей информацией об этих дамочках я не располагала, но зато у меня имелось другое достоинство — умение слушать. Мы с сожалением констатировали, что жены последних американских президентов хотя и очень милые особы, но до Жаклин им по части скандалов ох как далеко.

Вскоре в гостиную забрел и юный Луиджи. Он рассеянно оглядел комнату, словно забыл, зачем сюда пришел, потом перехватил взгляд бабушки и расслабленной походкой направился к ней. Старушка протянула тонкую, испещренную венами руку и усадила юношу рядом с собой на низенькую скамеечку.

— Мой дорогой мальчик, поздоровайся с доктором Блисс, — нежно сказала вдова.

Луиджи поднял на меня взгляд. Я испытала легкое потрясение. Вместо мечтательной скуки в темных глазах юноши полыхал огонь.

— Buona sera, Dottoressa, — послушно сказал он.

Я поздоровалась, и наступило молчание. Луиджи продолжал поглаживать руку бабушки, ласково касаясь ее костлявых пальцев, совсем как влюбленный.

— Ты выглядишь усталым, сокровище мое, — сказала она. — Чем ты занимался? Тебе нужно поберечь силы, ты же растешь.

— Со мной все в порядке, бабушка. — Луиджи улыбнулся. — Ты ведь знаешь, что работа доставляет мне самое большое удовольствие.

Старушка обеспокоенно покачала головой:

— Слишком уж ты много работаешь, мой ангел.

На мой взгляд, Луиджи вовсе не производил впечатления перетрудившегося человека. С такой внешностью он запросто может сделать карьеру поп-звезды, по которой будут сохнуть сопливые девчонки.

— А чем вы сейчас заняты, Луиджи? — На мой вопрос он выразительно протянул покрытые цветными пятнами руки. — Ох, прошу прощения, я забыла. Какой вид живописи вам больше по душе?

Надо же такое ляпнуть. Конечно, молодые художники подражают тому или иному стилю, но никто не любит, когда им об этом напоминают. Все ведь считают себя новаторами. Не успела я исправить свой промах, как Пьетро разразился презрительным смехом:

— Вы имеете в виду стиль? О, наш Луиджи принадлежит к одной из самых современных школ. Полное отсутствие формы и смысла. Цветные пятна, размазанные по холсту.

Глаза мальчика сверкнули.

— Я экспериментирую. — Он обращался ко мне, игнорируя отца. — Искусство для меня — очень личное переживание. Подсознательное должно сразу переноситься на холст, вы не согласны, синьора?

— Согласна?! — выкрикнул Пьетро. — Да как Вики может согласиться?! Она ученый, искусствовед. Разве Рафаэль изливал на холст свое подсознание?

— Ну... — я очень кстати вспомнила о гравюрах Возрождения, — возможно, это не столь далеко от истины, как...

— Нет! Форма, техника, изучение анатомии... Вики, уж вы-то не будете этого отрицать!

Я уже собиралась отшутиться, но вдруг почувствовала напряжение, витавшее в комнате. Семейство Караваджо пожирало меня свирепыми и... голодными глазами — мальчик, родитель и бабушка. До меня дошло, что мы говорим вовсе не об искусстве. Это была старая вражда, вечная борьба отцов и детей. И еще я поняла, что буду полной идиоткой, если приму чью-нибудь сторону. И тут я поймала один иронично-издевательский взгляд. Разумеется, это был взгляд подлого Смита. Ну давай, выпутывайся, казалось, говорил он.

— Из меня плохой критик, — скромно начала я, опуская очи долу. — Будучи специалистом по Средневековью, я, естественно, ценю форму, но мне думается, что неверно придерживаться в искусстве только одного подхода. Мне трудно оценить ваши работы, Луиджи, пока их не увижу.

Неплохой ответ, правда? Каждый из слушателей мог интерпретировать его в соответствии со своими предпочтениями. Лицо Луиджи просияло. Боже, как юноша все же красив!

Он порывисто вскочил:

— Я вам покажу! Пойдемте...

— Луиджи! — Графиня усадила его обратно на скамеечку. — Ты забываешься, дитя мое. Скоро ужин.

— Тогда завтра! — Мальчик не сводил с меня требовательного взгляда.

— С большим удовольствием.

Пьетро презрительно фыркнул:

— Скорее уж с большим отвращением!

Наверное, я единственный в мире человек, которому еще не исполнилось тридцати и который знает все слова оперетты «Вернись ко мне, любимый». Я тут ни при чем, всему виной моя дурацкая память, как губка впитывающая бесполезные сведения. Моя шведская бабуля Андерсен любила распевать под собственный аккомпанемент песенки из старых оперетт Ромберга[15] и Виктора Херберта[16]. Вы не поверите, но, ей-богу, я знаю их все.

Сейчас это пришлось очень кстати. Вернувшись после ужина в гостиную, мы с Пьетро исполнили дуэт Нельсона и Жанетты. К тому времени я изрядно набралась, а потому не обращала внимания на веселящегося за спиной подлого Смита.

После вокальных упражнений Пьетро вошел в воинственную стадию и вызвал Смита на дуэль. Не помню, что послужило поводом, какое-то вымышленное оскорбление или что-то иное. Как и следовало ожидать, Смит принял вызов, после чего эта парочка принялась скакать по гостиной, размахивая шпагами. Впрочем, нет, шпаг под рукой не оказалось, поэтому они вооружились зонтиками. Даже старая графиня, наблюдая за кульбитами дуэлянтов, зашлась дребезжащим смешком. Что уж говорить про меня... Ладно, скажу — от хохота я сверзилась с дивана.

После дуэли графиня ушла спать, а Пьетро принялся показывать фокусы. Из старого цилиндра он извлек очень жирного и очень недовольного белого кролика. Похоже, кролик спал — уж не знаю, в шляпе или где-то еще, — и был очень возмущен тем, что его столь бесцеремонно разбудили. Он цапнул Пьетро, тот заголосил, и дворецкий утащил перепуганное животное. Хелена стала квохтать и причитать над раненым любовником, одновременно пытаясь длинной пушистой шалью перевязать ему палец. Я люблю балаган и веселье, но к тому времени с меня уже было довольно. А посему я пожелала всем спокойной ночи и отправилась спать.

Холодный душ прочистил мою голову от винных паров, и, вместо того чтобы забраться в кровать, я вышла на балкон.

Стояла фантастически красивая ночь. Полная луна большим серебристым шаром застряла в черных макушках кипарисов, подобно рождественской елочной игрушке. Яркое кружево звезд на мгновение всколыхнуло в душе ностальгию; такие звезды можно видеть только за городом, вдали от ярких уличных огней и сияющих неоновых вывесок. В бледном лунном свете парк казался картинкой, сошедшей со страниц любовного романа: чернота и серебро. Фонтаны выглядели россыпью бриллиантов, а розы — тончайшими шедеврами, вырезанными из слоновой кости. У меня даже колени от такой красоты подкосились. Возможно, виной тому было выпитое вино, но я так не думаю. Я опустилась в шезлонг и мечтательно взглянула на звезды. Мне хотелось... Угадайте с трех раз чего...

• Предыдущая
• 21/53
• Следующая