Послушник дьявола - Питерс Эллис - Страница 34

• Предыдущая
• 34/50
• Следующая

— Ответ может быть один-единственный, — сказал Кадфаэль. — Чтобы спасти кого-то другого.

— По твоим словам выходит, что он знает, кто убийца.

— Или думает, что знает, — возразил Кадфаэль. — Здесь одна завеса над другой скрывают людей друг от друга. Мне кажется, Аспли, если уж он так поступил со своим сыном, без сомнения, верит в то, что мальчик виновен. А Мэриет, приговорив себя к жизни, против которой восстает все его существо, а теперь и к позорной смерти, должен быть совершенно убежден в виновности другого человека, которого он любит и хочет спасти от смерти. Но если Леорик так ужасно ошибается, разве не может обманываться и Мэриет?

— А мы все? — спросил Хью, вздохнув. — Ладно, пошли посмотрим на этого лунатика, может, — кто знает? — если он будет продолжать лгать, настаивая на своем признании, он проговорится и выдаст что-нибудь полезное для нас. Похоже, он не был готов к тому, что расплачиваться за все придется другому бедняге, а не ему и не тому, кто ему дороже самого себя. Харальд достаточно быстро вынудил его заговорить.

Когда они пришли в приют святого Жиля, Мэриет спал в сарае. Кадфаэль стоял у его ложа и смотрел на странно спокойное чистое лицо, освободившееся от терзавшего его дьявола. Дыхание Мэриета было ровным, глубоким и свежим. Он вполне походил на измученного грешника, который исповедовался, очистил свою душу и получил тем самым облегчение. Но повторить свое признание перед священником он отказался. Этот аргумент Марка был очень сильным.

— Пусть спит, — сказал Хью, когда Марк, хоть и неохотно, собрался будить больного. — Мы подождем.

И они ждали почти час, а потом Мэриет вздрогнул и открыл глаза. Но даже тогда Хью велел сначала осмотреть его, накормить и напоить и лишь потом согласился сесть рядом с Мэриетом и послушать, что тот скажет. Кадфаэль осмотрел больного и не нашел особых повреждений; все должно было зажить через несколько дней, хотя, падая, Мэриет подвернул ногу и какое-то время ему будет трудно и больно ступать на нее. Ударившись головой, он получил изрядное сотрясение и смутно воспринимал происходящее сейчас, но все, что было в прошлом, Мэриет помнил твердо и хотел об этом заявить. Рана на виске тоже должна была скоро зажить, кровотечение уже прекратилось.

В слабом свете, проникающем в сарай, широко раскрытые, напряженные глаза Мэриета горели, как у кошки. Тихим голосом, но решительно, медленно, делая упор на каждом слове, он повторил признание, которое сделал брату Марку. Мэриет старался, чтобы речь его звучала убедительно, поэтому охотно и терпеливо позволял раскапывать подробности. Кадфаэль, слушая его, с тревогой вынужден был признать, что все, что говорил Мэриет, похоже на правду. Кажется, и Хью думал так же.

Хью задавал вопросы медленно, ровным голосом.

— Ты видел, как гость уезжает, сопровождаемый твоим отцом, и не возражал. А потом ты тоже покинул дом — верхом или пешком?

— Верхом, — с готовностью отвечал Мэриет; ведь если бы он ушел пешком, как бы он успел сделать круг и опередить всадника, двинувшегося вперед после того, как провожающие расстались с ним и вернулись домой? Кадфаэль вспомнил, что Айсуда говорила, как Мэриет в тот день приехал домой под вечер вместе с отцом и его спутниками, хотя уезжал не с ними. Она не сказала, ехал он на лошади или шел пешком. Это надо будет проверить.

— У тебя было намерение убить его? — мягко добивался своего Хью. — Или эта мысль пришла тебе в голову неожиданно? Что ты мог иметь против мастера Клеменса, чтобы желать его смерти?

— Он слишком вольно вел себя с невестой моего брата, — отвечал Мэриет. — Я был возмущен — священник, а ведет себя, как кавалер, и так уверен в своем превосходстве перед нами. Человек, у которого и манора нет, только ученость и имя его патрона вместо земли и благородного происхождения, а смотрел на нас свысока, хотя наш род имеет очень древние корни. Обидевшись за брата…

— Но твой брат даже не пошевелился, чтобы потребовать прекратить ухаживание, — проговорил Хью.

— Он ушел в Линде, к Розвите… Накануне вечером он провожал ее домой, и я уверен, они поссорились. Он ушел очень рано, даже не попрощался с гостем, ушел мириться с ней… Он вернулся домой только поздно вечером, — ясно и отчетливо сказал Мэриет, — после того, как все давно кончилось.

Верно, и Айсуда так говорила, подумал Кадфаэль. После того, как все кончилось и Мэриета привели домой как уличенного убийцу; а домочадцы увидели юношу только после того, как он заявил о своем решении удалиться в монастырь. Он был готов сдержать слово и потому приехал в аббатство как послушник, полностью отдавая себе отчет в том, что делает. Так он и сказал своей проницательной и наблюдательной подруге детских игр, сказал спокойно, совершенно владея собой. Он делал то, что хотел делать.

— Но, Мэриет, когда ты уехал, ты собирался убивать мастера Клеменса?

— Я ни о чем не думал, — ответил Мэриет, в первый раз заколебавшись. — Я уехал один… Но я был рассержен.

— Ты изрядно торопился, если догнал уехавшего гостя, — проговорил Хью мягко, но настойчиво. — Ведь ты отправился по кружному пути, а потом, как ты говоришь, обошел и перехватил его.

Мэриет вытянулся на постели и застыл, не сводя расширенных глаз со спрашивающего. Он сжал челюсти.

— Я торопился, хотя определенной цели у меня не было. Я был в глубокой чаще, когда услышал, что он едет в мою сторону, едет не спеша. Я приблизился и спустил стрелу. Он упал. — Пот выступил под повязкой на бледном лбу Мэриета. Он закрыл глаза.

— Хватит! — сказал Кадфаэль, трогая Хью за плечо. — С него довольно.

— Нет, — возразил Мэриет упрямо. — Дайте досказать. Когда я подошел к нему, он был мертв. Я убил его. И мой отец застал меня в тот самый момент. Собаки — с ним были собаки — учуяли меня и привели отца ко мне. Он решил скрыть содеянное ради меня и ради нашего честного имени, но если он и поступил незаконно, чтобы сохранить мне жизнь, то винить надо меня, я — причина всего. Но преступления он не простил. Он обещал скрывать его в течение всей моей жизни с условием, что я покину мир и уйду в монастырь. Что сделали с телом потом, мне никто никогда не говорил. Я принял наказание, добровольно согласился с ним. Я даже надеялся… я пытался… А теперь забудьте все, что было сделано для меня, и дайте мне заплатить за мое преступление.

Мэриет решил, что беседа окончена, и у него вырвался тяжелый вздох. Хью тоже вздохнул, пошевелился, как будто хотел встать, а потом спросил как бы невзначай:

— В котором часу, Мэриет, отец застал тебя на месте преступления?

— Около трех часов пополудни, — не задумываясь, ответил юноша, попадая в расставленную ловушку.

— А мастер Клеменс уехал сразу после заутрени? Долго же он ехал какие-то три мили, — произнес Хью обманчиво мягким тоном.

Глаза Мэриета, полузакрывшиеся было от усталости и напряжения, широко распахнулись в испуге. Ему стоило судорожных усилий овладеть своим голосом и лицом, однако он справился с этим — решимость стоять на своем помогла ему, преодолев смятение, найти правдоподобный ответ.

— Я говорил кратко, желая скорее покончить со всем. Когда это случилось, было, наверное, не позже полудня. Но я убежал и оставил его лежать на дороге, а сам бродил по чаще в ужасе от своего поступка. В конце концов я вернулся. Мне казалось, лучше спрятать его в кустах подальше от дороги, где бы его никто не нашел, а я мог бы потом прийти ночью и похоронить его. Мне было страшно, но я все-таки вернулся. Я не жалею, — сказал в заключение Мэриет, сказал так просто, что в этих последних словах почувствовалась правда. Однако он никогда не стрелял в человека. Он наткнулся на мертвого, лежавшего в луже крови, и был так же ошеломлен и так же застыл на месте, как когда он увидел окровавленного брата Волстана, распростертого под яблоней.

«Да, в трех милях езды от Аспли, — с уверенностью подумал Кадфаэль, — но далеко после полудня и после того, как отец выехал из дома с соколом и собаками».

• Предыдущая
• 34/50
• Следующая