Послушник дьявола - Питерс Эллис - Страница 41
- Предыдущая
- 41/50
- Следующая
Кадфаэль отвел девушку прямо к сараю, но в этот час он был пуст. Время вечерней трапезы еще не подошло, но было уже слишком темно, чтобы заниматься чем-нибудь на улице. Низкое ложе одиноко стояло, аккуратно застеленное коричнево-серым одеялом.
— Это его кровать? — задумчиво спросила Айсуда, глядя на скромное ложе.
— Да, он спал наверху, на чердаке, из страха потревожить своих товарищей, если ночью начнет кричать, и здесь он упал. По словам Марка, он во сне пошел к Хью Берингару признаваться в убийстве и уговаривать отпустить узника. Ты подождешь здесь? Я найду его и приведу.
Мэриет сидел за маленьким столиком брата Марка в передней части общей комнаты и чинил переплет требника, подклеивая к нему полоску кожи. Лицо юноши выражало сосредоточенность, пальцы двигались ловко и уверенно. Когда Кадфаэль сообщил ему, что в сарае ждет посетитель, Мэриет внезапно разволновался. К Кадфаэлю он привык и не имел ничего против его присутствия, но общения с другими избегал, как будто был носителем какой-то заразы.
— Лучше бы никто не приходил, — произнес Мэриет, как человек, которого раздирают противоречивые чувства — благодарность за неожиданно проявленное к нему внимание и боязнь боли, которую такое внимание может принести. — Зачем это теперь? О чем разговаривать? Я рад, что я здесь, мне так спокойно. — Он закусил губу и спросил, смирившись:
— Кто это?
— Тот, кого тебе не надо бояться, — ответил Кадфаэль, думая о Найджеле. Если бы доказательства его братского внимания были представлены, их, пожалуй, было бы трудно вынести. Но таковых не было. Женихам простительно, конечно, отставлять в сторону все другие дела, но Найджел мог бы по крайней мере спросить о брате. — Это всего лишь Айсуда.
Всего лишь Айсуда! Мэриет вздохнул с облегчением.
— Айсуда вспомнила обо мне? Это очень славно. Но она знает, что я признавший вину преступник? Я бы не хотел, чтобы она по ошибке…
— Знает. Тебе вообще не нужно говорить об этом, тогда и она не будет. Айсуда попросила меня привести ее сюда, потому что искренне любит тебя. Тебе ничего не стоит побыть с ней несколько минут, и сомневаюсь, чтобы она дала тебе раскрыть рот, похоже, говорить, собирается она сама.
Мэриет пошел с братом Кадфаэлем без особой охоты. Его не сильно волновала мысль о том, что придется вынести от подруги детства проявление привязанности, сочувствия, а может, и превосходства. Дети нищих, живущие здесь, в приюте, отнеслись к нему хорошо, нетребовательно, не задавали никаких вопросов. Вот и он может принять таким же образом сестринскую любовь Айсуды, во всяком случае так он полагал.
За это время Айсуда нашла в стоявшем рядом с кроватью ящике кремень и лучинки, высекла искру и зажгла фитиль маленькой лампы, аккуратно поставив ее на большой плоский камень, положенный на безопасном расстоянии от сухой соломы. Лампа бросала неяркий мягкий свет на изножье кровати, где и уселась девушка. Она отбросила капюшон, так что прикрытыми оставались только плечи и спина, а ее величественный наряд, лента в волосах и спокойно сложенные на коленях руки были на виду. Когда Мэриет вошел, Айсуда встретила его тихой улыбкой, как у пресвятой Девы с изображений Благовещения, посмотрев на которые сразу отчетливо понимаешь, что сообщение архангела излишне, потому что Мадонна давно обо всем знает.
Мэриет остановился, задохнувшись, и стал пристально вглядываться в эту молодую даму, присевшую в ожидании на его ложе. Как можно было так измениться всего за несколько месяцев? Он хотел было проговорить вежливо, но решительно: «Тебе не следовало приходить сюда», но не мог произнести ни слова. Вот она сидит перед ним, уверенная в себе, в правильности выбора места и времени, и он почти испугался ее и того, что она найдет его так печально изменившимся — худым хромым изгнанником, ничуть не похожим на мальчика, который еще совсем недавно носился повсюду вместе с ней. Но Айсуда поднялась, пошла ему навстречу, обхватила голову Мэриета и, пригнув к себе, звонко поцеловала.
— Знаешь, ты стал почти красивым. Мне так жаль, что ты разбил голову, — сказала она, коснувшись пальцами затянувшейся раны, — но это пройдет, у тебя даже шрама не останется. Кто-то хорошо потрудился, штопая этот порез. Ты можешь поцеловать меня, ты же еще не монах.
Губы Мэриета, неподвижные и холодные, коснувшись ее щеки, внезапно задрожали от нахлынувшего на юношу чувства. Не как к женщине, еще нет, просто как к человеку, одарившему его теплом и добротой, пришедшему к нему с раскрытыми объятиями, без лишних вопросов и попреков. Раздираемый собственным порывом и охватившим его внезапно стеснением перед этим преобразившимся существом, Мэриет неумело поцеловал девушку и фыркнул при этом.
— Ты еще хромаешь, — проговорила она заботливо, — пойдем, сядь рядом со мной. Я долго не пробуду, чтобы не утомлять тебя, просто я не выдержала — быть так близко и не повидаться. Расскажи мне об этом месте, — потребовала она, заставляя юношу опуститься на кровать рядом с собой. — Здесь и дети есть, я слышала их голоса. Совсем маленькие дети.
Как очарованный, он начал отрывистыми фразами, запинаясь, рассказывать о брате Марке, таком маленьком, хрупком и надежном, который был отмечен Богом и хотел стать священником. Мэриету нетрудно было говорить о своем друге и о несчастных, которым выпала удача попасть в такие руки. Ни слова о себе, ни слова о ней все время, пока они сидели рядом, плечом к плечу, а их глаза непрестанно отмечали и оценивали изменения, происшедшие с ними за это трудное время. Мэриет забыл, что он — сам себя приговоривший человек, у которого впереди короткая, словно остановившаяся жизнь, а она — юная наследница манора, вдвое богаче их собственного, Аспли, к тому же внезапно превратившаяся в красавицу.
Как будто они оказались изолироваными от всего, время и угрозы мира перестали существовать для них. Кадфаэль, удовлетворенный, тихо удалился; воспользовавшись свободной минутой, он пошел перекинуться словом с братом Марком. У Айсуды хорошее чувство времени, она не станет сидеть слишком долго. Ее задача заключалась в том, чтобы поразить, согреть, зародить нелепую, но заслуживающую доверия надежду; потом можно уйти.
Когда Айсуда решила, что пора уходить, Мэриет вывел ее из сарая за руку. Они оба разрумянились, их глаза сияли, и по тому, как они двигались, было видно, что они освободились от испытанной в первый момент скованности и стали болтать и спорить друг с другом, Как раньше. И это было хорошо. При прощании Мэриет подставил щеку, Айсуда быстро поцеловала его, в ответ подставила свою, сказав, что он упрямый негодник, каким был всегда, и ушла, немного приободренная, оставив его возбужденным, в почти радостном настроении.
— Я все же сказала, что пришлю за ним лошадь завтра рано утром, — сказала Айсуда Кадфаэлю, когда они на обратном пути дошли до первых домов предместья.
— Я то же самое обещал Марку, — ответил монах. — Но Мэриету лучше приехать незаметно, хорошенько завернувшись в плащ. Видит бог, серьезных причин для этого нет, но у меня чешутся руки, и я хочу, чтобы Мэриет был здесь, только его близкие родственники не должны знать об этом.
— Мы слишком уж беспокоимся, — заявила девушка жизнерадостно, воодушевленная своим успехом. — Ведь я сказала тебе, что он мой и никто не отнимет его у меня. Если для того, чтобы вернуть мне Мэриета, убийца Питера Клеменса должен быть схвачен — нечего тревожиться, он будет схвачен.
— Девочка, ты пугаешь меня, — глубоко вздохнул Кадфаэль. — Но я верю, что Бог избрал тебя для осуществления своих планов и карающая молния вылетит из твоей руки.
В теплой, освещенной мягким светом маленькой комнатке странноприимного дома после ужина сидели две девушки, обсуждая предстоящие завтра дела. Спать им не хотелось, слишком многое занимало их умы, чтобы они могли помышлять о сне. Служанка Розвиты, приставленная к ним обеим, ушла спать час назад. Этой простой деревенской девушке нельзя было доверить выбор драгоценностей, украшений и духов, приличествующих такому знаменательному событию — свадьбе. Поэтому на Айсуду была возложена обязанность причесать подругу, помочь ей надеть свадебный наряд, проводить от странноприимного дома до церкви, там у входа снять плащ с плеч невесты и снова набросить (ведь был декабрьский мороз!), когда та, уже в роли новобрачной, выйдет из церкви, опираясь на руку своего мужа.
- Предыдущая
- 41/50
- Следующая
