Зибровский водяной. Сказы - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 14
- Предыдущая
- 14/21
- Следующая
А Фролка уже оказался пред очами государя.
– Благодарствую, дедушка, за резвую дорогу! – бросил на прощание стрелец подводному знакомцу. – Прощевайте!
Добрый молодец ловко спрыгнул с сомов на деревянные мостки, поправил как следует кафтан и шапку, подтянул портупею и перевязь. Пучеглазый Зибровский водяной отпустил поводья и, погружаясь в пучину, успел нашептать служивому:– Свидимся… Эх, обесчестил меня, ославил, поганец, аж на две реки, вот увидишь: поквитаюсь я с тобой…
Раз – и сгинул водяник в речной пучине, будто и не существовало его никогда наяву, а всё во сне привиделось.
Стрелец не обратил внимания на злобные посулы, голова в те минуты была другим занята…
– Великий государь, не вели казнить, вели слово молвить!
– Говори, стрелец.
– Я стрелец Фролка сын Петров! Отрядил меня думный дьяк Ржевский с царским посланием к тульскому воеводе…
Доложил Фролка чин по чину, ещё раз поклонился до земли государю и отдал в царские руки письмо воеводы. Царь прежде ревизовал печать, опосля пробежал глазами по строчкам и отдал свиток подбежавшему в бархатном кафтане телохранителю – рынде. Ещё разок бросил Иван Васильевич взор на молодца, словно размышляя: казнить или миловать, али наградить за смекалку…
– Поведай – ка, отрок, как было дело с водяной нечистью – то? – строго спросил царь, и даже царица отложила вышивку и заёрзала на мягких подушках. Рынды с топориками подошли поближе и застыли прямо за государем.
Заикаясь от волнения, Фролка поведал царю и царице приключившуюся с ним по дороге историю. Государь выслушал, не промолвив ни слова, ну а после похвалил стрельца за храбрость и, главное, за находчивость. Однако по-отечески и побранил:
– Пошто поганой нечестью смущал народ московский! То великий грех!
– Помилуй, царь-батюшка, – просил Фролка. – Скажу как есть – совсем не подумал я об этом.
– Когда ж тебе было думать, коль все мысли о девке!
Царь угомонился и на прощание одарил стрельца за верную службу золотым рублём да отпустил к невесте. Тут хватилась государыня:
– Погоди, погоди, стрелец! Небось, изголодался? – спросила царица. – На вот, перекуси, поди, мать все глаза выплакала, пока ты скитался.
– Благодарствую, матушка-царица, у меня во рту почитай не было маковой росинки аж с самого Венёва!
– Вдалеке Венёв, да Белёв далече! – пошутил Иван Васильевич.
Государыня повелела прислуге собрать Фролке свежих кулебяк и расстегаев, а его невесте из царских кладовых пожаловала платок, расшитый неведомыми на Руси жар-птицами.
– Жениться тебе надо, молодец, – на прощание строго молвил государь, отпуская стрельца восвояси. – Да сходи к игумену в Симонов монастырь, покайся! Запомни, знакомство с нечистой силой до добра не доведёт!Фролка до самой земли поклонился царю и царице и, пожелав доброго здоровья и долгие лета, отправился восвояси. Как мечталось, поспел до темноты в Воробьёву слободу, к своей милашке…
Миновало два года, всего-то пару раз отцвели мать-и-мачеха и черёмуха в овражке за стрелецкой слободой. А Фролка исполнил почти все царские наказы и с благословения родителей заслал сватов к Марусе. Всё прошло ладно, и осенью сыграли свадьбу, на которой гуляла почитай вся Воробьёвская слобода. На царский рубль и жалованье, да ещё считай и Машино приданное молодожёны срубили дом и обустроили усадьбу. Вроде всё поспел, голубчик, да вот только до монастыря так не добрался…
Как установлено отцами нашими и дедами, через девять месяцев народился у Фролки и Маруси сын, нарекли в честь царя – Иваном. Только некогда молодым забавляться. По весне Фролка с полком отправился под Серпухов караулить орды крымского хана, а все немалые заботы по дому и хозяйству переложил на плечи Маруси. Весь день жёнушка не присядет, не приляжет – то ребёночка надо покормить, то прибраться, то взглянуть, как в лавке идёт торговля, не ворует ли приказчик…
Вот так, быстрым стрижом пролетел весь день – то молоко убежало, то ворона цыплят поклевала, Маруся прямо с ног сбилась в домашних хлопотах. Только к вечеру выбралась она к Москве-реке, пришла на мостки бельё постирать-пополоскать. Прихватила с собой малыша, с нянькой не оставила и свекрови не отнесла, а на бережке старый кафтан постелила и на него посадила Ванечку, а в ручки сунула глиняную птичку-свистульку Да недолго на солнышке дитё тешилось.
Нежданно-негаданно набежала волна белой лошадкой на берег, прямо к мальчишке. Глядите, люди честные, – в ней-то оказался сам зибровский водяной. Хвать ребёнка скользкими руками, и тотчас сгинули в реке. Заголосила мать и бросилась с мостков прямо в воду, да где там, разве схватишь нечистого, коль за рыбёху сам водяной.
Прибежала вся в слезах Маруся домой и рассказала о случившемся на Москве-реке. Схватились за головы две стрелецкие семьи и айда на берег, да поиски ничего не принесли. Тогда с печальным известием послали отрока к Фролке – поведать, что стряслось.
Только на следующий день в военный стан подле Высоцкого монастыря принесли весть стрельцу о пропаже первенца. Побелел как полотно Фролка, всё сразу припомнил – и последние слова водяного, и царское веление, вздохнул – и бегом к стрелецкому голове:
– Боярин, дозвольте мне отлучку из полка, надобно сыскать моего пропавшего сына!
– Слыхал, слыхал, Фролка, о твоём горе… Ступай, с кем не случается! Нужна будет подмога, то дай мне только знать.
Прибёг Фролка к Высоцкому монастырю. Постучал в ворота. Отвели его послушники в тёмную келью к настоятелю. Во всём покаялся стрелец. Однако долго хранил молчание старец, перебирая чётки и молясь на тусклые образа. Наконец игумен поднял голову и начал своё повествование:
– Давным-давно, ещё отроком, до поступления в монастырь, я был простым рыбаком на Оке, пока не оказался в нашей обители. Оттого ведаю об ужасных проделках водяных. Не стану смущать тебя разными историями, слаб ты ещё в вере, но видится мне, предстоит тебе пройти суровое испытание, и если ты его с честью выдержишь, то спасёшь своего сына, если нет, то он навсегда останется в подводье у водяного. Я со всей нашей братией и прихожанами помолюсь за тебя и за Ваню, но времени у тебя осталось только четыре дня, поспешай. Инок Афанасий выведет тебя на дорогу, ведущую в сельцо Зиброво, поторапливайся, да поможет тебе Бог!
Старец умолк, перекрестился на образа и глянул прямо в глаза Фролке:
– Самое важное: ты должен уяснить, что ты сам навлёк на сына смертельную опасность, заигрывая с подводным обитателем! Непросто избавиться от искушения, вот ты и не сумел…
– Понимаю и раскаиваюсь в тяжких грехах моих.
– К этому разговору мы ещё вернёмся после твоего возврата. Важно, дабы ты цел остался. Ну а если сложишь буйную голову, то на том свете сполна расплатишься за свои прегрешения.
Огонь свечи затрепетал, и даже еле-еле заметная красная точка в лампадке у образов померкла на минуту. Игумен смахнул нагар с фитиля, и яркий свет озарил келью. Всего-навсего в углах, под низкими сводами, ещё осталась тьма, но на душе у стрельца стало спокойнее.
– Отец-настоятель, благословите, – попросил Фролка.
– Благословляю.
Как ошпаренный Фролка вылетел за монастырские ворота. Молодой инок повёл стрельца огородами за село и указал на дорогу, ведущую в глухой сосновый бор:
– Иди прямо на восход, в сторону не сворачивай. Но учти, дорога опасная, да ты и сам знаешь про лихих людей…
– А далеко до Сенькиного брода? – спросил стрелец.
– Да почитай вёрст под тридцать, не меньше. Да кто считал версты на наших дорогах? Может, за день с божьей-то помощью и доберёшься.
– Думаю, сумею. Я с малолетства на ногу лёгкий, не зря меня везде посылали с царскими указами.
– С таким оружием не пропадёшь, но не забудь главное – молитву.
– Как без неё, ведь иду сына вызволять из беды!
– Молитвой дух укрепляй!
– Спаси Бог, отец Афанасий, за помощь! – простился стрелец.
- Предыдущая
- 14/21
- Следующая
