Охотница за нечистью. Часть 2 (СИ) - Гончарова Виктория - Страница 27

— Так что за сны тебя мучают? — не выдержав долгой паузы, вновь поинтересовался ведьмак.

Девушка так сильно сжала челюсти, что казалось, сейчас раздробит зубы в алмазную пыль.

— Плохие сны, Воланд, — угрюмо прошептала она.

Мира не сказала ведьмаку того, что в своих снах она раз за разом теряет братьев, раз за разом она ищет их и хочет к ним.… Где бы они ни были.

***

Матушка Хэй была действительно старой женщиной. Нет, не в смысле возраста. Было ей по эльфийским меркам всего лишь пятьдесят лет, но если судить по меркам её души, которая изведала ни мало горя и бед – то она была уже очень стара. Матушке Хэй не довелось познать счастья материнства, так что воспитанница — миледи Мэрит — была её единственным утешением.

Она любила девочку как родную дочку. Оберегала её от любых невзгод и печалей. Матушка делала для неё то, что должна была делать Грай. Наставница была тем буйком во время шторма, была солнцем во время снегопада и, к сожалению, была тем, кого порой Мэрит ненавидела. Матушка Хэй часто спрашивала себя, что за чувство сильней: ненависть или любовь? И никогда не находила ответа, потому что была убеждена, что ненависть и любовь всегда ходят рука об руку. Порой одного человека ты можешь ненавидеть настолько, насколько и любить. В этом и заключался весь трагизм любви.

Наставница, нервничая, постучала в двери маленького домика на холмах, но потом, опомнившись, дернула дверную ручку и вошла. Никто, кроме эльфа, не мог открыть эту дверь, естественно пленник, поселенный в этот дом не смог бы впустить её.

Матушка Хэй оглядела когда-то свою бывшую мастерскую: массивная кровать, высеченная из кедра, тумба, на которой в маленькой вазочке стояли полевые цветы, которые скорей всего принесла Мэрит, девочка не могла видеть какое-либо помещение без источника жизни, а главным источником жизни Леди Загадочного леса считала природу и её плоды.

На кровати утомленно сопел Дмитрий Ивашков, Король своей династии и враг всего рода нечисти. Как думала сама наставница.

Матушке было стыдно признаться, но она действительно находила этого юношу весьма привлекательным: тёмные волосы, чуть завивающиеся на концах, спадали на его лицо; красивые глаза, очень темные, в которых как казалось Хэй, таилась тьма. При своей долговязости он был достаточно мускулист, но было в нём что-то такое… хрупкое. Будто он был хрустальной вазой, которую очень легко разбить. Когда он спал, то его сосредоточенное лицо разглаживалось, и подлинность его настоящего характера становилось сложно скрыть. Обезоруженным во сне он становился тем восемнадцатилетнем юношей, которым являлся.

Матушке почему-то вдруг стало жалко будить сего молодого человека и рушить его равномерное сопение. Но на самом деле ей этого делать и не пришлось. Дмитрий резко отрыл глаза и, подорвавшись с кровати, откинул одеяло на пол. Удивленно проморгав, он уставился в недоумении на эльфийку, ожидая от неё каких-то действий.

— Не беспокойся, охотник. Я пришла поговорить с тобой, — матушка Хэй выставила руку перед собой, успокаивая его. — Ляг обратно и приготовься очень внимательно слушать меня.

Матушка Хэй медленно подошла к дубовому столу и присела на стул, стоявший подле. Посмотрев на охотника, который так и не присел, она нервно улыбнулась ему.

— Знаешь, она таким тебя и представляла. Красавец, — прошептала наставница, но достаточно громко для того, чтобы Дмитрий смог услышать её. Не обращая внимания на его смятение, она продолжила: — Ты когда-нибудь любил, Дмитрий Ивашков?

Последнюю фразу она произнесла как самое отвратительное ругательство, будто выплюнула ему его же имя в лицо.

На изумление матушки Дмитрий не слишком удивился поставленному вопросу. Он скорей задумался, решила для себя Хэй. И Дмитрий, правда, задумался.

Вся его жизнь не просто состояла в тренировках, охоте и учениях, нет, вся его жизнь была одним сплошных законом и правилом: заботиться о сестре, положить на алтарь Всевышнего свою жизнь, если понадобится, оберегать её от той судьбы, которая уготована ему. В его бытие не было месту любви. Он просто не успевал. Всех кого он любил — умерли. Кто остался — оберегал.

— Я люблю сестру, — сказал он, сжав челюсти.

— Нет. Не так, — она покачала головой и тихо по-старчески засмеялась.

Дмитрий не лукавил. Он отлично понял вопрос женщины, но ему было стыдно признаться, что за свои восемнадцать лет он ни разу не любил. Восемнадцать лет кажется ерундовым возрастом. Он мог бы ещё поспеть, но суть была в том, что поспевать некуда. В их мире они умирали молодыми, ибо рисковали своей жизнью каждый божий и небожий день. Как же не влюбиться в этом возрасте, когда ещё есть возможности? Он не мог.

— Не любил, — говорит юнец. — Не успел.

И тут матушке до щемящего чувства в сердце стало жаль охотника. Как такой молодой парень может говорить о том, что он чего-то не успел? Ведь у него целая жизнь впереди.… Но это была ложь. Ведь этот молодой красивый парень находится в плену у самого Лорда Загадочного леса. Он изначально приговорен к смерти, и она это понимает. И понимает затруднительность той ситуации, в которую попала её воспитанница.

— А вот Мэрит любила. Всю жизнь любила, — матушка постучала перстнем по столу. Нервничая. — Призрака из мечтаний всю жизнь любила. Представляешь?

— Вы это о чём? — обеспокоенно спросил парень.

— О тебе, Дмитрий Ивашков.

Женщина встала со стула и, отвернувшись от молодого человека к окну, стала говорить:

— Почти двенадцать лет тому назад, еще, когда мать Мэрит была жива, моя воспитанница получила пророчество от той, кого вы зовете провидица Ибсен…

— Не одни мы так её зовем, — усмехнувшись, подметил парень.

— Нет. Не одни. Но ты, правда, думаешь, что зовут её так? Ибсен — опасная женщина. Нет на свете существа, могущественней и старше её. Как бы не сложилась далее твоя судьба, малец, я советую держаться подальше от таких, как она, — голос её звучал отрешенно, да и она сама была отрешенной. — Мэрит было пять лет, когда провидица Ибсен предрекла её дальнейшую судьбу. Она сказала ей, что всю свою жизнь она будет одиночкой. И что встретит она себе возлюбленного подобного ей. Такого же одинокого… но вот только…

— Только любовь их будет запрещена, — закончил за матушку Хэй Дмитрий. Его удивлению не было предела. — Это же мое пророчество!

— Ибсен сказала Мэрит, что он один из охотников. Мэрит всю свою жизнь лелеяла мысль о прекрасном принце из мечтаний. Она создала твой образ у себя в голове и восторгалась тобой, даже не зная о тебе, Дмитрий. Она любит лишь твой образ, созданный ею же, — матушка смотрела на восходящие солнце, с этого окна отлично открывался вид на рассвет. — Она украла в тринадцать лет у своего отца книгу с пророчествами, данными вашим династия. Среди них она отыскала твоё… и тогда всё совпало. Теперь она знала твоё имя.

Дмитрий был очень удивлен. Он не знал, что и думать об этом всем. Молодая эльфийка была для него всего лишь девочкой. Юной и очень доброй, девушкой, которая помогала ему всё это время. Он, правда, думал, что источником её безрассудной помощи валяется урожденная доброта, а не нежные чувства, которые как оказалось она питает к нему.

В прошлом году на Зимнем балу она сама лично на память продиктовала ему его же пророчество. Тогда он подумал, что она слишком любопытна и как все остальные пытается заглянуть к нему в душу. Все они так делали. Его пророчество было выставлено на всеобщий показ, все знали, что ему уготовано, что он одинок и скорей всего когда-нибудь нарушит одно из главных правил Кодекса: никаких близких связей с нечистью. Все знали, но всем было плевать. Не в том смысле, что все его покинули, и он остался со своими проблемами в одиночку. Нет, всё было совсем по-другому. Всем было наплевать на истоки его одиночества, на причины.

И тогда на Зимнем балу он рассердился на Мэрит. Думал, что она такая же как и все остальные. Будет спрашивать, почему же так случилось, что он один, может быть, будет даже жалеть, но и как все остальные уйдет. Оставив его наедине с проблемами, которые он привык разрешать сам.