Торнсайдские хроники - Куно Ольга - Страница 26
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая
Вне всяких сомнений, они давно это сделали. И не нашли там ничего, к чему можно было бы всерьез прицепиться, иначе не беседовали бы сейчас со мной, а Люк давно уже прохлаждался бы в застенках Стонрида.
— И вы не можете сообщить нам ничего сверх этого?
— Я всего лишь коллега Лукаса. Мы не являемся близкими друзьями, так что он не стал бы доверять мне какие бы то ни было секреты, даже если бы они у него были.
— Неужели? А у нас как раз совсем другая информация.
— Ваша информация ошибочна. И Лукас, и я — люди общительные, таковы издержки нашей профессии, но не более того. Я не знаю о нем ничего такого, что не было бы известно всем шапочным знакомым.
— Ну хорошо. Может быть, вам известно что-нибудь о других своих коллегах?
— Вы имеете в виду: что-нибудь дурное?
— Можно сказать и так.
— Знаю, — подалась вперед я. — О нашем главном кураторе, Фредерике Миллере.
— Так-так.
Чиновник обмакнул перо в чернильницу и приготовился записывать.
— По правде сказать, он порядочный мерзавец.
— Объясните, пожалуйста, в чем это проявляется.
— Он… — Я огляделась, проверяя, что больше нас никто не услышит. — Он отказался повысить мне жалованье!
— И это все? — Чиновник был сильно разочарован.
— Целых два раза отказался! — воскликнула я, пытаясь добавить своему аргументу весомости.
Чиновник вздохнул. Не от грусти, не от разочарования, не от усталости. А потому, что так было запланировано. Вздох как выражение немого упрека.
— Итак, я вижу, вы не желаете с нами сотрудничать, — бесстрастно констатировал он.
— Отчего же? Я искренне отвечаю на все ваши вопросы.
— Хорошо. В таком случае вот еще несколько. Это правда, что вы намереваетесь взять интервью у его величества короля Рауля Первого Истлендского?
Я внутренне напряглась. Интересно, и кто же снабдил их этой информацией? Впрочем, то, о чем знала вся редакция, навряд ли можно было назвать секретом. Еще недавно я не видела в этой информации ничего для себя опасного, но в свете нынешней обстановки в графстве… Не думаю, что сам Рауль стал бы расправляться с газетчицей только из-за того, что она возжелала взять у него интервью. Но кто же ему расскажет? Все решится здесь, так сказать, на местах…
— А что в этом такого? — осведомилась я, не видя смысла отрицать очевидное. — Я хотела написать краткую биографию его величества. В этом нет ничего предосудительного. Господин граф, например, против подобной статьи не возражал и даже остался доволен результатом. А если бы король не захотел давать интервью, значит, я уехала бы ни с чем. Только и всего.
— Допустим, — кивнул чиновник. — А как насчет вашей статьи о грабителях?
— А что с ней? — нахмурилась я.
— Откуда у вас подобные познания?
— Это часть моей работы.
— Какой именно работы?
— Работы газетчицы.
— А мне кажется, что быть газетчицей недостаточно для того, чтобы так подробно разбираться в предмете.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что только вор может настолько хорошо знать подноготную других воров.
— Ничего подобного.
— Это все, что вы можете сказать в свое оправдание?
— Не понимаю, почему я должна оправдываться.
Я начинала нервничать. У чиновника был слишком уверенный тон, и некоторые мелкие штрихи в его поведении указывали на то, что именно сейчас мы подошли к тому моменту, ради которого и затевался весь разговор. Похоже, я ошибалась, думая, что меня вызвали сюда в качестве информатора. Главная цель заключалась в другом.
— Из вашей статьи очевидно, что вы самолично участвовали в грабежах, причем неоднократно, — жестко произнес чиновник. — Стало быть, речь идет не об одном случайном инциденте, а о целой серии преступлений. В правовом графстве мы не можем закрыть глаза на столь неуважительное отношение к закону, равно как и на ущерб, нанесенный нашим гражданам вами и вашими сообщниками.
— Какими еще сообщниками? — воскликнула я, отлично осознавая, что самообладание мне все-таки изменило.
— Профессиональными грабителями, теми самыми, о которых вы написали статью.
— Это вовсе не означает, что я сама являюсь профессиональным грабителем!
— Разумеется нет. Вы только сообщница. Поэтому назначаемое вам наказание будет достаточно легким.
— Какое наказание?
Я сжала зубы и сделала глубокий вдох. Уж лучше выслушать приговор сразу. Они явно все решили еще до того, как вызвали меня сюда, так что изменить все равно ничего не получится. Чиновник сам сказал, что наказание будет легким. Скорее всего, дело ограничится несколькими сутками в КПЗ. Ладно, ничего, где наша не пропадала. Для газетчика это даже своего рода повод для гордости. Проверка на прочность. Интересно, они хотя бы дадут мне возможность вернуться домой и собрать кое-какие вещи? Или отправят в камеру прямо отсюда?
Подтверждая мое подозрение о том, что все было решено заранее, чиновник извлек из ящика стола какую-то бумагу и торжественно зачитал:
— Вы приговариваетесь к трехчасовому пребыванию у позорного столба, расположенного на главной городской площади. Без использования колодок. Табличка с указанием вашей вины будет установлена рядом со столбом, чтобы информировать прохожих о сути вашего преступления. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. — Он поднял глаза от документа. — Наказание вступает в силу завтра в восемь часов утра. Пока можете отправляться домой, по месту вашего проживания, однако завтра ровно в восемь я настоятельно рекомендую вам быть на главной площади и обратиться к дежурящему там стражнику. Иначе за вами будет отправлен отряд наших воинов и вы будете заключены под стражу. В этом случае наказание, которое вы понесете, будет значительно более суровым. Наш разговор окончен.
Сказать, что я была ошарашена, значит ничего не сказать. Физически ощущая, как мне свело скулы, я вышла из кабинета, не в силах даже раскрыть рот. Молча прошла под высоким каменным сводом, напоминающим внутреннюю часть колпака, мимо нескольких одинаковых дверей и, сама того не заметив, вышла на улицу. Возвращаться в редакцию я не стала, хотя прежде собиралась поступить именно так. Но созерцать лица коллег в преддверии ожидавшего меня позора не хотелось совершенно. Я направилась прямо домой, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Иногда я натыкалась на прохожих и, едва восстанавливая равновесие, безо всяких извинений двигалась дальше.
Позорный столб. Уж лучше бы они посадили меня в тюрьму. На день, на неделю, да хоть на два месяца, как того злополучного советника. В течение трех часов сидеть у всех на виду под красноречивой табличкой: «За воровство», ловя на себе жадные до сплетен взгляды? А мальчишки в это время будут кидать в меня грязью? Привязать к столбу меня, у которой полгорода знакомых? В самом центре, да еще и в наиболее людное время?
К лицу прихлынула волна жара, которая возвестила о том, что его цвет резко поменялся на пунцовый. «Ничего, привыкай, — мрачно сказала я себе. — Завтра в восемь утра оно у тебя и вовсе пойдет пятнами. Впрочем, отмыться от этого позора тебе не удастся уже никогда. О тебе будут знать все: коллеги, друзья, приятели, завсегдатаи „Хмельного охотника“, Рэйчел из дома свиданий, Норман со своей новой девицей, светловолосый Ланс, соседи, включая достопочтенную Лукрецию, словом, все, решительно все. После такого хоть прямо сразу собирай вещи и уезжай подальше из этого паршивого графства, как тот лекарь. И к чертовой матери все — друзей, карьеру, дом… Семьи нет — и на том спасибо».
Без использования колодок. Ну что ж, и то хлеб. Хоть за это вам низкий поклон… Крамольная мысль, потихоньку затесавшаяся в мой мозг уже некоторое время назад, подкараулила сознание в темном углу и неожиданно выскочила на свет. Есть ведь один человек, который способен отменить этот приговор. И я, в отличие от многих других жертв судебного произвола, с этим человеком знакома. Если я пойду к Рейвену с прошением, навряд ли он мне откажет.
Хотя, конечно, и не задаром. Совершенно ясно, чего именно он захочет взамен. Дьявол, вот это выбор! Ну, и что хуже? Глобальный позор один на один или меньший, но на всеобщее обозрение? Надо же, граф ведь хотел, чтобы я пришла к нему сама, и вот, еще немного — и именно так оно и выйдет… Что?!
- Предыдущая
- 26/78
- Следующая