Торнсайдские хроники - Куно Ольга - Страница 47

• Предыдущая
• 47/78
• Следующая

— О! Госпожа Аткинсон! — радостно завопил, выбираясь из группы сокамерников, здоровый небритый громила. — Вы меня помните? Вы еще давали мне автограф!

— Ну как же, — пробормотала я. Ага, такое, пожалуй, забудешь. — Если не ошибаюсь, Томми Костолом?

— Он самый! — Громила совершенно платонически приобнял меня, как старого друга и обернулся к остальным. — Значит, так, вот это — Абигайль Аткинсон, самая талантливая газетчица королевства. Кто ее обидит, будет иметь дело лично со мной. Это всем понятно?

— Слушай, ты, не думай, что ты здесь самый умный, — произнес знакомый нахальный голос, и из толпы узников мне навстречу выбрался Люк.

— Ты-то что здесь делаешь?! — изумленно воскликнула я, в свою очередь обнимая газетчика. — Я думала, КПЗ — это твой потолок!

— Перешел на новый уровень, — гордо ответил приятель. — Не все же, как ты, одним прыжком добираются до таких высот!

— Ты хотел сказать — низов, — поправила я.

— Не будем вдаваться в детали.

Обстановка потихоньку разрядилась; люди в обеих камерах начали переговариваться друг с другом, а я получила возможность получше изучить своих сокамерников. Кого-то я знала в лицо; по поводу некоторых меня просветил Люк. Из реальных преступников помимо Томми здесь находился всего один человек, посаженный за ограбление со взломом. Все остальные были примерно такими же преступниками, как мы с Люком, то есть горожанами, сказавшими или услышавшими что-то не то, оказавшимися неугодными кому-то не тому (но не в достаточной степени, чтобы угодить в места более отдаленные), либо просто не пожелавшие проявить должного почтения к «правильным» людям.

Обычно двое стражников сидели в конце коридора, в то время как остальных охранников отсюда видно не было: они находились дальше, в коридоре, отделявшемся от нашего очередной решетчатой дверью. Непосредственно к нам стражники приближались лишь в редких случаях, чтобы принести еду и воду либо посадить, а реже — выпустить кого-то их заключенных. Когда тот же страж, что отпирал для меня дверь, подошел к камерам с водой, рыжеволосая женщина снова прильнула к решетке.

— Эй, ты! — крикнула она ему, тем самым привлекая внимание всех заключенных. — Почему это ее можно сажать в мужскую камеру, а нас нельзя? Я, может, тоже к мальчикам хочу!

— Да, и я тоже! — присоединилась к ней одна из сокамерниц.

— Точно! А меня — к девочкам! — тут же встрепенулся Люк.

В рядах «девочек» начался некоторый переполох. Некоторые принялись поправлять прически, одна даже извлекла из кармашка маленькое зеркальце.

К стражнику потянулись многочисленные требовательные руки. Расстояние между камерами было небольшим, и он вынужден был сжаться в комок, чтобы проскочить между двумя решетками.

— А я с мужем вместе сидеть хочу! — заявила невысокая полноватая блондинка лет сорока. — А то что это он там, а я здесь?

— Он уже три дня, как там, а ты здесь! — рявкнул стражник. — Что тебе вдруг приспичило-то!

— Эй, ты, не кричи на мою жену! — возмущенно вступил в дискуссию один из моих сокамерников, в котором я опознала нашего районного зубодера. — А то я тебя сейчас обслужу вне очереди, всю жизнь одними кашками будешь питаться!

Стражник на всякий случай отодвинулся от мужской камеры подальше, приблизившись таким образом к женской. И тут же вздрогнул, ощутив, как цепкие женские пальчики ухватились за его плечо.

— А то и приспичило! Раньше он в какой камере сидел? В мужской! — строго заявила блондинка. — А теперь в какой?

— В какой? — обреченно спросил стражник.

— А непонятно в какой! — авторитетно заявила женщина. — Он теперь, получается, с посторонней женщиной будет ночевать. Я же ему, когда домой вернемся, этого так просто не спущу!

— А если я его в твою камеру пересажу, спустишь? — ехидно спросил стражник, выворачиваясь из ее хватки. — Здесь же вон сколько баб.

— Это тоже не спущу, — признала блондинка. — А двуспальные камеры у вас есть?

— Ой, и нам с мужем тоже двуспальную камеру! — завопила знакомая мне женщина, по профессии художница.

— А отдельные камеры только женатым дают? — тут же подскочила к решетке очередная бойкая девчушка. — А мне во-о-он тот мальчик нравится!

— Кто, я? — с интересом прильнул к прутьям молодой голубоглазый парнишка, ученик лекаря.

Стражник закончил возиться с посудой и поспешил ретироваться обратно, в спасительную нишу в конце коридора. Я тоскливо проводила его глазами. Где-то там, за поворотом, находилась камера с секретом, дверью, ведущей в потайной ход. Правда, вел этот ход в тюрьму, которая была много хуже и страшнее этой, но были ведь из него и другие выходы — например, в замковый парк. Увы, та камера была сейчас недосягаема.

— И как теперь убить время? — пробормотал Марк, учитель из местной школы для мальчиков.

— У кого-нибудь есть карты? — поинтересовалась я.

— Ну, есть.

Приятель Томми Костолома выудил из-за пазухи помятую колоду.

— Во что будем играть? — без особого энтузиазма спросил Марк.

— В «верю — не верю», — решительно заявила я.

— А на что?

— На раздевание.

Кажется, мой ответ ошарашил решительно всех.

— Абигайль, ты что, совсем умом тронулась? — прошептал сквозь зубы Люк.

— А что такого? Хочу обзавестись обновкой!

— Сама-то проиграть не боишься?

— А мне и так терять нечего.

Ага, сейчас я проиграю! У меня был лучший учитель в Торнсайде.

— А если все-таки потеряешь? — поинтересовался Люк.

— А Томми обещал, что никому не даст меня в обиду.

— А я и не про мужчин, — отозвался газетчик. — Ты знаешь, что с тобой вот они сделают?

И он указал в сторону прислушивавшихся к дискуссии женщин.

— А пусть они сначала меня достанут, — пожала плечами я. — Ну, так чего мы ждем?

Приятель Томми принялся сдавать карты. Когда вся колода была поделена между шестью участниками, мне как единственной женщине предоставили право первого хода. Я аккуратно выложила на пол камеры семь карт и с милой улыбкой объявила:

— Семь дам.

— Нет, нет, что ты делаешь?! — вопил, хватаясь за голову стражник. — Правую, крайнюю правую надо было выбирать!

— Что, что там? — закричала из женской камеры рыжеволосая, силясь рассмотреть только что открытую карту.

— Не угадал он! — разочарованно простонал второй стражник.

— Ты проиграл.

Я удовлетворенно вытянула руку. Ученик лекаря тоскливо вздохнул и, сняв рубашку, передал ее мне. Женщины довольно завизжали. Тут я их понимала: торс у юноши был ничего так. У Кентона, конечно, лучше, но, как говорится, на безрыбье…

Я с удовольствием натянула на себя рубашку. Признаюсь, это было нелегко, учитывая, что ее пришлось напяливать поверх трех других рубашек и двух курток, в которые я успела облачиться за время игры. На ногах красовались две пары брюк, тоже натянутые одни поверх других. Сидевшие в камере полуголые мужчины мрачно следили за моими ухищрениями, пока я с трудом влезала в свой новый выигрыш.

— Аби, а не запаришься? — едко осведомился Люк, торс которого тоже остался обнаженным, на радость сидящим напротив женщинам.

— Нет, — поспешила разочаровать его я. — Я успела достаточно промерзнуть, теперь ваша очередь.

— Абигайль, ты бы лучше отдавала свой выигрыш нам! — предложила художница.

— Это еще с какой стати? — возмутилась я.

— Так ты же потом подобреешь и все им вернешь! — воскликнула она. — Или сами отберут. А так все бы было вне пределов их досягаемости. И им пришлось бы очень сильно постараться, чтобы выпросить у нас свою одежду обратно.

— Ладно, когда прогреюсь, может быть, передам кое-что вам, — щедро согласилась я.

— Эй, мы так не договаривались! — Мужчины ощутимо занервничали.

— Главное, одежду вот этого красавчика нам отдай, от греха подальше! — как-то неоднозначно заявила рыжеволосая, кивая в сторону Люка.

— Нет, ну это уже произвол! — возмутился газетчик.

— Толпы поклонниц! — подбодрила приятеля я. — Что поделать, за популярность надо платить!

• Предыдущая
• 47/78
• Следующая