Разгадай меня - Мафи Тахира - Страница 37

• Предыдущая
• 37/101
• Следующая

Это я.

Джульетта, у которой есть мечта.

Одна только мысль о ней приносит мне сплошные огорчения. Как это неприятно сознавать, что я была настолько самонадеянна, что смогла подумать, будто сумею изменить положение дел. Я смотрела в зеркало, и мне действительно даже нравилось это бледное лицо, смотрящее на меня.

Как все это печально.

Я всегда осмеливалась сравнивать себя с принцессой, той самой, которая убегает из дома и находит волшебницу-крестную, а та уже превращает девочку в красавицу с ослепительным будущим. Я цепляюсь за эту мечту, как за надежду, за ниточку, сотканную из бесконечных «может быть» и «а что если». Надо было слушаться родителей, когда они говорили мне, что такие, как я, не имеют права мечтать. Таких, как я, надо уничтожать, вот что моя мама мне говорила.

И я начинаю думать, что они были правы. Я начинаю размышлять над тем, а не лучше ли прямо сейчас закопать меня под землей, но тут же вспоминаю, что, по сути, я уже под землей, и даже лопаты не понадобилось.

Как странно.

Я ощущаю пустоту.

Как будто внутри меня может гулять эхо. Как будто я тот самый шоколадный заяц, которого продают в канун Пасхи, у него внутри ничего нет. Это просто шоколадная оболочка, а внутри — мир из «ничего». Я точно такая же.

Внутри меня пусто.

Здесь меня все ненавидят. Тонкие, почти неуловимые нити дружбы, которые я начала выстраивать, все разрушены. Кенджи от меня устал. Касл разочарован и даже возмущен моим поведением. С тех пор как я сюда приехала, от меня тут одни только неприятности. А человек, единственный, кто сумел попытаться различить во мне что-то хорошее, теперь расплачивается за это своей собственной жизнью.

Тот самый, кто осмелился прикоснуться ко мне.

Ну хорошо, один из двоих.

Я вдруг осознаю, что слишком много стала думать об Уорнере.

Я помню его глаза, его странную доброту и жестокую, рассчитанную до мелочей манеру вести себя. Я помню, как он посмотрел на меня, кода я впервые выпрыгнула из окна, чтобы совершить побег, и еще я помню ужас на его лице, когда я наставила его же пистолет ему в грудь. Теперь я удивляюсь, почему же меня так занимает человек, с которым у меня нет ничего общего, но вместе с тем он так похож на меня.

Интересно, потому что нам придется еще раз встретиться, наверное, это произойдет достаточно скоро. Как же он себя поведет при этой встрече? Я понятия не имею о том, хочет ли он видеть меня живой, особенно после того, как я пыталась убить его. И еще мне непонятно, что может заставить девятнадцатилетнего мужчину мальчишку человека вести такую жалкую и страшную жизнь, но я тут же понимаю, что лгу сама себе. Потому что я сама, наверное, единственная, кто может его понять.

И вот что мне достоверно известно.

Я знаю, что Уорнер — это измученная душа, который, как и я, рос, не зная тепла, дружбы и любви или просто спокойного существования. Я знаю, что его отец является лидером Оздоровления, и он аплодирует сыну за убийства, вместо того чтобы осуждать их. И еще мне известно, что Уорнер понятия не имеет о том, каково это — быть просто нормальным человеком.

Впрочем, я тоже.

Он прожил свою жизнь, чтобы помогать отцу выполнить его задачу — достичь глобального господства на планете, при этом не останавливаясь ни перед чем и не придавая ценности человеческой жизни. У него имеются власть, сила, положение в обществе, которые позволяют ему совершать огромные разрушения, и всем этим он гордится. Он убивает без сожаления и угрызений совести и хочет, чтобы я присоединилась к нему. Он видит меня такой, какая я есть, и рассчитывает, что я буду жить, пользуясь своим потенциалом так, как хочется ему.

А я, запуганная девушка со смертельным прикосновением. Грустная, жалкая девчонка, и нет у меня больше ничего, чем я могла бы быть полезна миру. Ни на что негодная, разве только быть использованной в качестве оружия, орудием пыток, средством для управления людьми. Вот каковы его желания.

Правда, в последнее время я задумываюсь о том, что не так-то уж сильно он и не прав. В последнее время я уже ничего не понимаю, я не верю даже в то, во что старалась верить раньше, и уж меньше всего я понимаю, кто я такая есть. Шепот Уорнера заполняет мне голову, он повторяет снова и снова. Что я могу стать кем-то большим, я могу быть сильнее, я могу стать всем. Я могу стать гораздо более значительной, чем запуганной девочкой.

Он говорит, что мне может принадлежать власть.

И все же я сомневаюсь.

Меня совсем не привлекает та жизнь, которую он мне предлагает. В ней я не вижу никакого будущего. Несмотря ни на что, я продолжаю повторять, что не желаю причинять людям боль. Я хочу совсем не этого. И даже если весь мир меня ненавидит, даже если они никогда не прекратят меня ненавидеть, я никогда не позволю себе мстить невинному человеку. Если я умру, если меня убьют, если я погибну во сне, я буду умирать, зная, что у меня остается хотя бы частица чувства собственного достоинства. Кусочек человечности, который принадлежит мне и находится целиком и полностью под моим контролем. И я не позволю никому отнять его у меня.

Поэтому надо постоянно напоминать себе о том, что Уорнер и я — это как бы два разных слова.

Мы синонимы, но мы при этом совсем не одно и то же.

Синонимы знакомы друг с другом как старые коллеги, как добрые друзья, которые многое вместе повидали на своем веку. Они обмениваются историями, воспоминаниями о своем происхождении, но при этом иногда забывают о том, что, хотя они и похожи, вместе с тем они совершенно разные и, хотя они обладают общими чертами, один из них никогда не станет другим. Потому что тихая ночь и спокойная ночь — совсем не одно и то же, так же как твердый человек и решительный человек или яркий свет и ослепительный свет, потому что то, как эти слова вклиниваются в предложения, может изменять смысл всего сказанного.

Они совсем не одно и то же.

Я всю свою жизнь сражалась за то, чтобы стать лучше. Я сражалась, чтобы стать сильнее. Потому что в отличие от Уорнера я не хочу олицетворять ужас на Земле. Я не хочу причинять людям боль.

Я не хочу использовать свою силу, чтобы калечить кого-то.

Но потом я смотрю на обе руки и отчетливо вспоминаю все то, на что я могу быть способна. Я помню, что я натворила, и я хорошо представляю себе, что еще я в состоянии сделать. Потому что очень сложно сражаться с тем, чем ты не умеешь управлять, а именно сейчас я не могу управлять даже своим собственным воображением, в то время как оно жестоко хватает меня за волосы и увлекает в темноту.

Одиночество — это такая странная штука.

Оно наползает на тебя тихо и спокойно, устраивается рядом с тобой в темноте, гладит тебя по головке, пока ты спишь. Оно обволакивает тебя изнутри, сжимая так крепко, что тебе становится трудно дышать, ты почти не чувствуешь пульса своего сердца, а оно бросается на тебя, добирается до затылка и касается своими губами крошечных волосков сзади на шее. Оно оставляет ложь в твоей душе, лежит рядом с тобой по ночам, высасывает свет из всех уголков. Оно твой постоянный спутник, оно жмет тебе руку лишь для того, чтобы дернуть тебя вниз как раз в тот самый момент, когда ты стараешься подняться.

Ты просыпаешься утром и размышляешь над тем, кто же ты такой на самом деле. Тебе не удается заснуть ночью, и ты лежишь на кровати и трясешься. Тебя гложут сомнения-сомнения-сомнения:

надо

или не надо

а стоит ли

почему нет

И даже когда ты готов отпустить. Когда ты готов освободиться. Когда ты готов стать совершенно новым и совсем другим. Одиночество — твой старый друг, оно стоит рядом с тобой в зеркале, смотрит тебе в глаза и бросает тебе вызов — попробуй-ка прожить теперь без него. Ты не находишь слов, чтобы бороться с самим собой, чтобы воевать со словами, повторяющимися снова и снова, — ты еще недостаточно готов, недостаточно силен, недостаточно, а достаточно не будет никогда.

• Предыдущая
• 37/101
• Следующая