Разгадай меня - Мафи Тахира - Страница 95

• Предыдущая
• 95/101
• Следующая

Я чувствую привкус металла во рту, но все же нагло вру ему:

— Со мной все будет в полном порядке.

Он выжидает всего пару секунд, потом говорит:

— Просто… ну хорошо… в таком случае прошу тебя, не бойся использовать свои способности, чтобы защищаться. Я понимаю, что тебе не нравится причинять людям боль и так далее, но эти ребята сюда тоже не прогуляться вышли. Уж они-то обязательно воспользуются своим шансом убить тебя.

Я киваю, хотя при этом знаю, что он этого все равно не увидит.

— Хорошо, — говорю я. — Да, я все понимаю.

Но при этом я чувствую, что начинаю паниковать.

— Пошли, — шепчу я.

Я не чувствую своих ног.

Двадцать семь человек выстроили в шеренгу. Они стоят бок о бок посреди большого пустого поля. Здесь мужчины, женщины и дети, все самого разного возраста. Большие и маленькие, высокие и низкие. Они стоят перед отделением из шести вооруженных солдат, готовящихся казнить их всех. Дождь не перестает лить. Он как будто стал злее и жестче. Вода обрушивается на нас сверху, отчаянно колотит всех и вся своими слезами, твердыми, как мои кости. Ветер — тот вообще, похоже, сошел с ума.

Солдаты еще что-то обсуждают. А именно как лучше убить несчастных. Как избавиться от двадцати семи пар глаз, уставившихся вперед. Кто-то тихо плачет, кто-то трясется от горя и ужаса, остальные держатся стоически, без страха глядя в лицо смерти.

Один из солдат стреляет.

Первый мужчина в шеренге оседает на землю, и мне кажется, будто кто-то хлестнул мне по спине кнутом. Самые разные эмоции пробегают по мне с огромной скоростью, и я боюсь сейчас лишиться чувств. Я цепляюсь за сознание с животным отчаянием, я пытаюсь сглотнуть слезы, заставить их убраться прочь с глаз, я пытаюсь не обращать внимания на боль, разрывающую меня изнутри пополам.

Я не понимаю, почему никто не шевелится, почему они продолжают стоять на месте, почему никто из гражданских не пытается убежать, спастись, и только потом до меня доходит, меня осеняет: бежать или сопротивляться тут бесполезно. Это не вариант. Они обречены. У них даже нет оружия. Никакого.

Зато у меня есть.

У меня есть пистолет.

Даже два.

Наступает подходящий момент, вот где мы должны проявить себя, вот где нам суждено сражаться, нам троим, троим постаревшим детям, чтобы спасти двадцать шесть человек. Спасти или погибнуть самим вместе с ними. Мой взгляд прикован к девчушке чуть постарше Джеймса, она широко раскрыла глаза от ужаса, она так напугана, штанишки спереди у нее уже намокли. И все это рвет меня на части, все это просто убивает меня, свободной рукой я уже тянусь к пистолету и говорю Кенджи, что я готова к бою.

Я вижу, что тот же солдат начинает прицеливаться уже во вторую жертву, и в тот же момент Кенджи отпускает нас.

Мы выхватываем из кобуры свои три пистолета, и мне кажется, что я слышу свист пуль даже еще до того, как они вылетают в воздух. Одна из них красной меткой попадает в шею солдата, хотя я не знаю, моя ли это пуля или нет.

Впрочем, сейчас это уже не так важно.

Мы должны справиться еще с пятью солдатами, и они теперь хорошо видят нас.

Мы бежим.

Мы уклоняемся от пуль, посланных нам вслед, и я вижу, как Адам падает на землю. Я вижу, что он продолжает стрелять, хотя не могу определить цель. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать Кенджи, но он исчез, и это меня радует. Еще три солдата падают замертво. Адам пользуется замешательством противника и укладывает наповал еще одного. Я стреляю в пятого со спины.

Я не знаю, убила я его или нет.

Мы кричим и просим гражданских следовать за нами, мы отводим их назад в жилые кварталы, время от времени крича на них и напоминая, чтобы они пригибались почаще и не попадались на глаза солдатам оздоровленцев. Мы говорим, что подмога скоро прибудет, а пока что мы делаем все возможное. Они тянутся к нам, хотят потрогать нас, поблагодарить от души и пожать нам руки, но у нас на это все нет времени. Мы должны переместить их в более или менее безопасное место и двигаться дальше, туда, где сейчас происходит основное сражение.

Я никак не могу забыть того мужчину, которого нам так и не удалось спасти. У меня не выходит из головы этот человек под номером двадцать семь.

Я не хочу, чтобы такое когда-либо повторилось на моих глазах.

Мы пробегаем милю за милей к своей цели, теперь уже ни от кого не прячась и не имея никакого определенного плана. Мы до сих пор не разговариваем друг с другом. Мы не стали обсуждать то, что успели сделать, или то, что нам еще предстоит. Мы знаем только то, что нам надо бежать вперед.

Мы следуем за Кенджи.

Он находит путь, петляя по вымершим жилым кварталам, и мы понимаем, что тут произошло что-то страшное. Нигде не видно признаков жизни. Маленькие металлические коробки, которые служат жильем для гражданских, полностью разрушены, но мы понятия не имеем, находились ли в них люди в момент невиданной катастрофы.

Кенджи напоминает нам о том, чтобы мы держали ухо востро и смотрели в оба.

Мы углубляемся в самый центр контролируемой территории, того куска земли, который предназначен для обитания гражданского населения. Наконец до нас доносится топот ног и шум машин.

Где-то рядом идут танки.

Они работают на электричестве, а потому почти не слышны, когда движутся по улицам, но я достаточно повидала их и знаю, что означает это тихое мурлыканье электродвигателей. Адам и Кенджи тоже хорошо знакомы с ними.

Мы идем на этот звук.

Нам приходится сражаться с ветром, который словно вознамерился не пускать нас больше вперед, как будто он знает, какой ужас ожидает нас там, а потому хочет отбросить назад, пытается защитить от кошмаров, происходящих в дальней части жилых кварталов. Ветер не хочет, чтобы мы все это увидели своими глазами. Он не хочет, чтобы мы погибли уже сегодня.

Где-то недалеко раздается взрыв.

Метрах в двадцати от нас вспыхивает огромное пламя, летящее вверх, в атмосферу. Языки его лижут землю, пожирая кислород, и даже дождь не в состоянии потушить огонь. Они раскачиваются из стороны в сторону на ветру, но потом смиряются и покорно затихают, умирая где-то высоко в небе.

Мы должны быть там, где только что родилось это пламя. Там произошло что-то серьезное и очень важное.

Мы пытаемся как можно скорее пройти через топкую часть дороги, где ноги увязают в грязи, сильно тормозя наше продвижение, и я перестала чувствовать холод. Мы бежим дальше, и я забыла о том, что промокла насквозь. Я только ощущаю приток адреналина, кочующего по моим конечностям, заставляя меня нестись вперед с пистолетом в руке, который я готова нацелить во врага, чтобы выстрелить.

Но как только мы добегаем до места взрыва, я понимаю, что еще немного — и я выроню свой пистолет.

Я едва не падаю на землю.

Я почти не верю своим собственным глазам.

Повсюду я вижу убитых, убитых и снова убитых.

Так-много-мертвых-тел-перемешанных-с-землей-и-вмятых-в-нее-что-я-не-могу-понять-они-наши-или-чужие-и-мне-удивительно-что-же-все-это-значит-и-я-уже-не-понимаю-саму-себя-и-зачем-этот-пистолет-у-меня-в-руке-и-еще-я-думаю-обо-всех-этих-солдатах, я думаю-о-том-что-они-ведь-такие-же-как-и-Адам, как-и-миллион-других-измученных-осиротевших-душ-которые-просто-хотели-выжить-и-соглашались-на-любую-работу-что-бы-им-ни-предложили…

Мое сознание объявило войну самому себе.

Я часто моргаю, чтобы загнать слезы назад, чтобы исчезли и этот дождь, и весь этот ужас, и я понимаю, что должна шевелить ногами, я понимаю, что мне нужно двигаться вперед и проявлять храбрость. Я должна сражаться, нравится мне все это или нет, потому что мы не должны допустить, чтобы этот кошмар продолжался.

И в этот момент на меня кто-то нападает сзади.

Меня сбивают с ног. Я падаю на землю лицом в грязь, и я начинаю отчаянно лягаться, я хочу закричать и понимаю, что кто-то успевает выкрутить у меня из руки пистолет. Чей-то локоть упирается мне в спину, а Кенджи и Адам куда-то подевались, они, наверное, уже сражаются где-то в центре боевых событий, а я сейчас, наверное, умру. Я понимаю, что для меня все кончено, хотя все это кажется каким-то нереальным, как будто это просто увлекательная история, которую мне кто-то пересказывает. Потому что смерть — это нечто странное и отдаленное, и приходит она к незнакомым людям, к совершенно посторонним людям, и, уж конечно, со мной такое не может произойти, только не со мной, не с тобой и ни с кем из всех нас.

• Предыдущая
• 95/101
• Следующая