Тень ворона - Питерс Эллис - Страница 15
- Предыдущая
- 15/68
- Следующая
— И даже душа невинного, только что родившегося и самого беззащитного из божьих созданий?
— Милорд, вы прекрасно знаете, что согласно букве священного закона некрещеных не позволено хоронить в церковной ограде. Я блюду закон, данный нам свыше. Иначе я не могу поступить. А если господу милосердному будет угодно, он найдет этого младенца, где бы тот ни лежал — в освященной земле или в неосвященной.
При всем бессердечии ответ был в своем роде хорош. Аббат задумался, глядя на каменное, самоуверенное лицо собеседника.
— Буква закона значит немало, в этом я с вами согласен. Но дух закона все же выше. И вы могли бы рискнуть спасением своей души ради новорожденного младенца! Прерванную молитву можно потом докончить, и это не сочтется за грех, если на то была достаточно важная причина. Кроме того, напомню вам об Элюнед. Эта девушка погибла после того, — заметьте, что я говорю именно «после того, как», а не «из-за того, что»! — она погибла после того, как вы прогнали ее из церкви. Отказ в исповеди и покаянии дело очень серьезное, даже если речь идет о великом грешнике!
— Отец аббат! — воскликнул Эйлиот, который до сих пор, в сознании своей праведности, пребывал в невозмутимом спокойствии. На этот раз он не выдержал и вспылил: — Там, где нет душевного раскаяния, не может быть речи о покаянии и отпущении грехов! Эта женщина много раз клялась на словах и обещала исправиться, но так и не сдержала слова. Я слышал от людей, какая у нее слава, она неисправима! Я не мог по совести исповедовать ее, потому что не мог поверить ее обещаниям. Тому, кто неискренне кается, исповедь не зачтется. Было бы смертным грехом отпустить ей грехи. Неисправимая блудница! Жива она или умерла — не имеет значения. Я ни о чем не жалею! И если бы снова пришлось — поступил бы точно так же. Я дал святые обеты и не могу кривить душой.
— И, не кривя душой, вам придется держать ответ за две погибшие жизни, — торжественно произнес Радульфус. — Возможно, господь посмотрит на это дело иначе, чем вы. Соблаговолите вспомнить, отец Эйлиот, что вы призваны наставлять к раскаянию не праведников, а грешников, людей немощных и оступающихся, которые живут в страхе и пребывают в невежестве, не обладая вашей несравненной чистотой. Умерьте ваши требования в соответствии с их возможностями и не будьте столь суровы к тем, кому далеко до вашего совершенства! — Тут аббат Радульфус умолк, ибо увидел, что его язвительная ирония пропала даром: гордое, непроницаемое лицо священника даже не поморщилось. — И не раздавайте столь поспешно колотушки детям, — прибавил аббат. — Это допустимо только в случае злонамеренной шалости. Ошибаться же свойственно всем, даже вам.
— Я стараюсь поступать правильно, — промолвил Эйлиот. — Старался раньше и буду стараться впредь.
С этими словами он вышел тем же уверенным, стремительным и твердым шагом, и полы его одеяния взвились у него по бокам, словно широкие крылья.
— Это человек воздержанный, несгибаемой прямоты и сурового целомудрия, честность его непоколебима — так высказался аббат Радульфус наедине с приором Робертом. — Человек, наделенный всеми добродетелями, кроме смирения и человечной жалости. Вот что по моей милости свалилось на Форгейт! Что же нам с ним теперь делать?
В двадцать второй день декабря почтенная Диота Хэммет появилась у ворот аббатства с закрытой корзинкой в руке и вежливо спросила, нельзя ли ей повидать своего племянника Бенета, чтобы передать ему рождественский сладкий пирог да немного медовых булочек, испеченных к празднику. Привратник узнал домоправительницу священника и показал ей, как пройти в сад, где в это время находился Бенет. Тот заканчивал подстригать разросшуюся за лето живую изгородь.
Заслышав голоса в саду, Кадфаэль выглянул за дверь и, сразу догадавшись, кто эта пожилая женщина, хотел было снова вернуться к своей ступке, как вдруг его что-то насторожило. В тоне, которым они друг друга приветствовали, ему почудился какой-то непривычный оттенок. Монах не удивился, что они обрадовались друг другу, — сдержанное родственное чувство между теткой и племянником вполне объяснимо, и то, что увидел Кадфаэль, было просто теплой встречей близких людей. Но в том, как держалась женщина, монах уловил какую-то скрытую нежность, смешанную со странной почтительностью, а юноша, к его удивлению, обнял гостью с порывистой, ребяческой лаской. Конечно, Кадфаэль уже понял, что этот парень ни в чем не знает середины, и все-таки тут было что-то особенное — между этой тетушкой и племянником было что-то другое, нежели спокойная родственная приязнь.
Кадфаэль вернулся к своей работе, оставив Диоту и Бенета наедине друг с другом. Вдова Хэммет оказалась чистоплотной, аккуратной женщиной с приятной наружностью, одета она была в скромное черное платье, приличествующее домоправительнице священника; седые, гладко причесанные волосы были прикрыты черным платком. Овальное лицо женщины, обыкновенно немного печальное, оживилось радостью при виде юноши. В этот миг ей можно было дать лет сорок, не больше, да, быть может, столько ей и было на самом деле.
«Сестра его матери? — подумал про себя Кадфаэль. — Если так, то он, как видно, уродился в отца, на тетку он совсем не похож. Ну да что там! Мое ли это дело! « — отмахнулся Кадфаэль от этих мыслей.
Тут к нему в сарайчик ввалился Бенет с корзинкой в руках и высыпал на стол лакомые дары Диоты.
— Нам повезло, брат Кадфаэль! Такой стряпухи, как Диота, даже на королевской кухне не сыщется! Так что мы сейчас угостимся на славу!
И он выскочил с пустой корзинкой так же проворно, как прибежал. Кадфаэль проводил его взглядом и увидел в раскрытую дверь, как Бенет вместе с корзинкой передал Диоте какую-то небольшую вещицу, которую вынул из-за пазухи. Диота приняла ее без улыбки и кивнула ему с серьезным выражением, а юноша нагнулся к ней и поцеловал в щеку. Женщина заулыбалась. Против Бенета и впрямь было трудно устоять! Она повернулась и пошла прочь, а он проводил ее долгим взглядом, прежде чем вернуться в сарайчик к Кадфаэлю. Обаятельная улыбка мгновенно заиграла на его лице.
— Ни под каким видом, — назидательно стал Кадфаэль читать наизусть строку из устава, — монах не должен принимать даже маленьких подарков, будь то от родственников или от других лиц, не испросив перед тем позволения у аббата. Вот, сын мой, как гласит устав.
- Предыдущая
- 15/68
- Следующая
