В оковах льда - Монинг Карен Мари - Страница 11

• Предыдущая
• 11/98
• Следующая

Если бы только смириться с тем, что он выглядит как самый жуткий из всех Невидимых.

За его спиной — зеркало, в котором я мельком вижу свое отражение. С учетом синяков, заплывших глаз, порезов и крови всех оттенков я сама выгляжу совсем не круто.

Не опуская меч, я щурю опухшие глаза и запоминаю лица, мимо которых прохожу.

На улицах, в гуще битвы, иногда приходится принимать тяжелые решения. Порой просто невозможно спасти всех.

Люди, которые посещают Честерс, никогда не окажутся в верхних строчках моего списка.

Меня к ней тянет.

Ей четырнадцать. И меня к ней тянет.

Я на восемь лет ее старше. На одиннадцать, если считать три года, которые я провел, пытаясь вырваться из плена Зеркал. Восемь или одиннадцать — какая разница? Эта тяга все равно означает, что я серьезно сдвинутый горец.

Или кто я там теперь.

Она в буквальном смысле кровавое месиво. Покрыта обрывками кишок и слизью от убийств, на носу корка запекшейся крови, она вся в синяках, и еще до заката у нее появятся два огромных фингала. Слишком поздно прикладывать лед: такую опухоль уже не убрать.

И она вся горит.

Ее тонкое избитое лицо светится изнутри, яркие зеленые глаза просто сияют. У нее кудрявые рыжие волосы, спадающие до середины спины. Все в ней ярко и как-то по-особенному сильно выражено. Она настороже и вкладывается в этот мир так, как большинству взрослых никогда не вложиться. Я знаю. Я сам таким был. Давно, когда считал, что способность слышать правду во всеобщем вранье — самая большая моя проблема. Она все делает на сто десять процентов, от всего сердца.

Это меня и цепляет.

Влечение не всегда связано с сексом. Иногда оно касается вещей куда более тонких и куда более важных.

Я наблюдаю за ее боем.

И просыпается то, что я давно считал мертвым.

Нет, не член. Он-то работает отлично. Лучше, чем когда-либо. Всегда готов, всегда на страже.

А то, что проснулось, похоже на мягкий дождь летним днем. Тепло. Нежность. То, каким я был. С моим кланом. С моими племянницами и племянниками.

Она напоминает мне о горах, в которые мне никогда не вернуться.

Я отлично знаю, какой она станет со временем. Сногсшибательной.

Ее. Стоит. Ждать.

Жаль, что меня тогда уже не будет.

Возьми ее сейчас.

— Четырнадцать, — рычу я. Натренировался спорить с голосом в моей голове. Практики было достаточно. Принц Невидимых ни на миг не задумался бы о ее возрасте. Он заметил бы только, что у нее есть нужные части тела и трудный характер. А чем крепче драка, тем слаще пир.

— Какого фига все это повторяют, словно какое-то оскорбление? Решили, что я вдруг об этом забыла? — раздраженно произносит она. — Боже! Никогда столько народу так не цеплялось к моему возрасту!

Ощетинившаяся Дэни — потрясающее зрелище. Я улыбаюсь.

Она настороженно отступает на шаг.

— Чувак, ты собираешься меня съесть или что?

Моя улыбка исчезает. Я отвожу взгляд.

Я ношу маску. Лицо, которое мне не принадлежит.

Раньше женщины называли мою улыбку убийственной.

Теперь у меня улыбка убийцы.

— Потому что Риодан меня сегодня уже укусил. И я не в настроении еще раз знакомиться с чужими зубами.

Риодан укусил ее? Еще один повод его убить. Я снова смотрю на нее, мое лицо лишено какого бы то ни было выражения. Нет смысла пытаться ее подбодрить. Мое новое лицо не способно выразить подобное.

— Никаких укусов. Обещаю.

Она подозрительно косится на меня.

— Чувак, ты кто? Невидимый или человек? Что с тобой случилось?

— Мак со мной случилась. — Она вздрагивает при этих словах, и мне интересно почему. Иерихона Бэрронса я тоже виню. Если я выживу после завершения трансформации, я убью их обоих. Меня трясет от ненависти — плотной, темной, удушающей. Если бы не они, я остался бы самим собой. Хотя, если бы Мак не сделала то, что сделала, меня бы здесь не было. Но если бы Бэрронс не сделал то, что сделал, точнее, пытался сделать, то Мак, возможно, не превратила бы меня в это. Бэрронс не проверил мои татуировки перед исполнением опасного друидского ритуала, а потом бросил умирать в Зеркалах. Когда Мак нашла меня там, она накормила меня мясом Невидимых, чтобы спасти мне жизнь. Невозможно определить, кого из них я виню больше. Так что я виню обоих, с каждым днем все сильнее.

Я видел Мак пару ночей назад напротив Честерса — она была светловолосой, красивой и счастливой. Я хотел схватить эту сияющую золотом гриву, скрутить в гарроту[6] и задушить ее. Услышать ее мольбы и все равно убить, наслаждаясь каждой секундой.

Позже, той же ночью, я долго смотрел на себя в зеркало. Закинув руку за голову и почесывая спину ножом — она теперь постоянно зудит, — пуская тонкую струйку теплой крови сбегать по коже вниз, под джинсы. Раньше я ненавидел кровь. Теперь я могу в ней купаться. Материнское молоко.

— Ага, она это может, — со вздохом соглашается Дэни. — Со мной она тоже случилась.

— Что она тебе сделала?

— Важнее, что она со мной сделает, если поймает. Не хочу об этом говорить. А ты?

— Не хочу об этом говорить.

— У нас есть темы и получше. Так что ты делал в Честерсе?

Хороший вопрос. Понятия не имею. Наверное, огромное скопление Невидимых воззвало к чему-то в моей крови. Я теперь не знаю, почему и зачем прихожу в половину тех мест, где оказываюсь. Иногда даже не помню часов, которые этому предшествовали. Я просто вдруг осознаю, что нахожусь в незнакомом месте и не помню, как и когда пришел.

— Хотелось пива. А в Дублине осталось слишком мало мест, где оно есть.

— Натурально, — соглашается она. — Не только пиво, вообще все. На чьей ты стороне? — спрашивает она прямо. — Людей или Фей?

Очень хороший вопрос. На который у меня нет хорошего ответа.

Я не могу сказать ей, что не делаю различий. Мне отвратительны все. Ну, почти. Кроме рыжей четырнадцатилетней девочки с разумом, подобным бриллианту.

— Если ты хочешь знать, прикрою ли я тебе спину, ответ «да».

Она щурится, вглядываясь в меня. Мы стоим в озерце света рядом с фасадом Честерса. Небо так затянуто тучами, что три часа дня кажутся вечером. Я внезапно вижу нас сверху: тоненькая юная девушка с нежным лицом, одетая в длинный кожаный плащ, стоит, уперев руки в бедра, и смотрит снизу вверх на горца, который находится на полпути к превращению в принца Невидимых. От этого образа становится больно. Я должен был быть симпатичным студентом колледжа, двадцати двух лет от роду, с убийственной улыбкой и ярким будущим впереди. Мы могли бы продумывать, планировать, драться вместе. Та версия меня присматривала бы за ней. Гарантировала бы, что никто не сделает с ней того, о чем говорит голос в моей голове, того, что сделает с ней первый же Невидимый, если поймает ее без меча. Того, что часть меня тоже хочет с ней сделать. Меня заполняет ярость. На них. На себя. На всех.

— Ты никогда не расстаешься с мечом, верно?

Она отступает на шаг и закрывает ладонями уши.

— Чувак, у меня отличный слух. Не надо орать.

Я не знал, что кричу. Но теперь для меня многие вещи работают по-другому.

— Прости. Я просто хотел сказать, ты же понимаешь, что случится с тобой, если тебя поймает Невидимый. Так ведь?

— Никогда такого не будет, — самоуверенно заявляет она.

— С таким отношением будет. Бояться нормально. Страх полезен. Он не дает расслабляться.

— Правда? А я считаю его пустой тратой времени. Ты вот наверняка ничего не боишься, — восхищенно добавляет она.

Я боюсь каждый раз, глядя в зеркало.

— Конечно боюсь. Того, что ты слишком задерешь нос, оступишься, и один из них тебя схватит. И освежует.

Она склоняет голову к плечу и щурится, глядя мне в лицо. Мало кто из людей может так прямо на меня смотреть. И так долго.

• Предыдущая
• 11/98
• Следующая