Выкуп за мертвеца - Питерс Эллис - Страница 23

• Предыдущая
• 23/44
• Следующая

— Значит, ты была в городе? И на этот раз без охраны?

— Со мной двое, — ответила она, — но я оставила их на Вайле, где мы заночуем. Если правда, что завтра шерифа будут хоронить, я должна остаться, чтобы отдать ему последний долг вместе со всеми. Когда сегодня утром мы выехали из дому, я и представить себе не могла ничего подобного. Я приехала совсем по другому делу. Внучатая племянница матери Марианы, дочь купца тканями, который живет в Шрусбери, собирается постричься в монахини в нашей обители. Это некрасивая девушка, да и звезд с неба не хватает, но она старательная и знает, что у нее нет надежды на счастливый брак. Пусть уж будет среди нас, нежели ее отдадут за первого встречного, кто попросит ее руки. Я оставила своих провожатых и лошадей у отца этой девушки. Там я и услышала о том, что у вас случилось. Лучше узнать все из первых рук, а то на улицах говорят разное.

— Если ты можешь уделить мне часок, — сердечно сказал Кадфаэль, — мы разопьем у меня в сарайчике бутылочку вина, которое я сам приготовил, и я расскажу тебе всю правду, насколько, конечно, человеку дано знать правду. Быть может, ты заметишь нечто, что я упустил из виду.

В полутемном сарайчике, где приятно пахло древесиной, брат Кадфаэль не спеша, с подробностями рассказал своей гостье все, что знал о смерти Жильбера Прескота, и все, что думал об Элисе ап Синане. Сидя на скамье и прислонившись спиной к стене, сестра Магдалина внимательно слушала. В руках она держала чашу с красным вином, чтобы согреть его. Наверное, когда-то она была изящной, но и сейчас в ее полноте была какая-то необыкновенная грация.

— Трудно поверить, что этот юноша мог убить, — наконец сказала сестра Магдалина. — Они сначала делают, а потом уже думают и предаются поздним сожалениям. Но едва ли он убил отца своей девушки. Я не сомневаюсь в твоих словах — мол, человека очень легко отправить на тот свет. Но тот, кого так легко убивают, обычно убийце не знаком. А ведь Прескот — ее отец, человек, давший ей жизнь. Но возможно, я и заблуждаюсь на его счет, — признала она, покачав головой.

— Девушка совершенно уверена, что он виновен, — задумчиво промолвил Кадфаэль. — Быть может, это оттого, что она винит себя в этой смерти. Отец должен вернуться, это разлучит влюбленных — как тут было не помечтать, что его возвращению что-нибудь помешает? А отсюда всего один шаг к тому, чтобы подумать о смерти как о выходе из положения. Но это были всего лишь помыслы, эти двое ничего подобного не желали. Парень в лучшем положении, он клянется, что отправился поговорить с ее отцом и попытаться уломать его. Я никогда не видел такого жизнерадостного парня, он весь светится от надежды.

— А девушка? — осведомилась сестра Магдалина, вертя в руках чашу. — Если они ровесники, она должна быть более зрелой, чем юноша. Такова жизнь! Или она…

— Нет, — с уверенностью возразил Кадфаэль. — Она все время была вместе с леди Прескот, Хью и валлийской знатью. Я совершенно точно знаю, что она оставила отца живым и больше не подходила к нему, а после его смерти вошла вместе с Хью. Нет, она напрасно себя мучает. Если бы ты ее увидела, ты бы сразу поняла, что это наивный и простодушный ребенок.

Сестра Магдалина уже собиралась философски заметить: «Вряд ли у меня будет такая возможность», — когда в дверь постучали. Стук был очень тихим, но так упорно повторялся, что они смолкли, чтобы убедиться, не померещилось ли.

Кадфаэль поднялся и, подойдя к двери, выглянул, чуть приоткрыв ее, поскольку был уверен, что там никого нет. Но на пороге, подняв руку, чтобы снова постучать в дверь, стояла девушка — бледная, несчастная и решительная. Этот «наивный и простодушный ребенок», как ее описал Кадфаэль, был выше его ростом, а крепкий характер, присущий нормандской знати, заставлял девушку пересилить себя. Кадфаэль торопливо распахнул дверь:

— Скорее заходи, не стой на холоде. Чем я могу тебе помочь?

— Привратник сказал мне, что пришла сестра из обители у Брода Годрика и, возможно, она еще у тебя, так как ей нужны снадобья из твоих запасов, — объяснила Мелисент. — Мне бы хотелось с ней побеседовать.

— Сестра Магдалина действительно здесь, — сказал Кадфаэль. — Заходи и садись рядом с ней у жаровни, а я оставлю вас. Поговорите наедине.

Девушка вошла, слегка испуганная, словно в этом незнакомом месте были какие-то страшные тайны. Она двигалась медленно, осторожными шагами, но решительно. Мелисент, как зачарованная, во все глаза смотрела на сестру Магдалину. Несомненно, она знала историю ее жизни и затруднялась совместить в своем воображении прошлое с настоящим.

Мелисент сразу взяла быка за рога.

— Сестра, когда ты отправишься к Броду Годрика, не возьмешь ли меня с собой? — попросила она.

Брат Кадфаэль, верный своему слову, тихонько вышел из сарайчика, но, закрывая за собой дверь, успел услышать, как сестра Магдалина спросила деловито и просто: «Зачем?»

Она никогда не говорила то, чего от нее ожидали. Вопрос был хороший. Он создавал у Мелисент иллюзию, что эта дородная женщина ничего о ней не знает. Поэтому девушке придется заново рассказывать свою печальную историю, и это позволит ей взглянуть на все более спокойно. Во всяком случае, Кадфаэль на это очень надеялся. Выйдя в сад, он направился к брату Ансельму, регенту хора, чтобы с приятностью провести у него полчаса. Тот сейчас, наверное, подбирает музыку для погребения Жильбера Прескота.

— Я намереваюсь постричься в монахини, — несколько напыщенно начала Мелисент, так как прямой вопрос обескуражил ее, — и мне бы хотелось сделать это в бенедиктинской обители Полсуорта.

— Садись рядом со мной, — спокойно сказала девушке сестра Магдалина. — Расскажи, что подвигло тебя к такому шагу, знает ли твоя семья об этом решении и одобряет ли его. Ты еще молода, перед тобой весь мир…

— Я покончила с миром, — заявила Мелисент.

— Дитя, пока живешь и дышишь, нельзя покончить с миром. И в монастыре мы живем в том же мире, что и все остальные. Однако у тебя должны быть причины уйти в монастырь. Сядь и расскажи мне все. Ты молодая, красивая, из знатной семьи — и почему-то хочешь отказаться от брака, детей, положения, от всего… Почему?

Мелисент сдалась. Присев на скамью рядом с сестрой Магдалиной и греясь у жаровни, она выложила ей всю свою историю. Сибилле, поглощенной собственными мыслями, девушка почти ничего не рассказала. Исповедь ее звучала как причудливые любовные песни менестрелей.

— Даже если ты права, отвергая одного мужчину, — мягко заметила Магдалина, — ты поступаешь несправедливо, отвергая всех. Кроме того, не исключено, что ты ошибаешься насчет этого Элиса ап Синана. Потому что до тех пор, пока не доказано, что он лжет, ты должна помнить, что, возможно, он сказал правду.

— Он сказал, что убьет из-за меня, — возразила Мелисент, оставаясь непреклонной. — Он заходил к моему отцу, и мой отец мертв. Больше там никого не видели. У меня нет никаких сомнений. Лучше бы мне никогда не видеть его лица, и я молюсь, чтобы больше не пришлось.

— Думаешь, если предал один, предадут и другие?

— По крайней мере, я знаю, что Бог не предаст, — с горечью ответила Мелисент. — Я покончила с мужчинами.

— Дитя, — вздохнув, сказала сестра Магдалина, — ты до самой смерти не покончишь с мужчинами. Епископы, аббаты, священники, духовники — все это мужчины, родные братья грешных мужчин.

— Значит, я покончила с любовью, — заявила Мелисент тем пламеннее, что в глубине души знала, что это ложь.

— Дорогая моя, любовь — это то, от чего никогда не следует открещиваться. Зачем ты нам нужна без любви? Или кому-либо другому? Правда, есть разные виды любви, — сказала эта монахиня, довольно поздно пришедшая к обету безбрачия, вспомнив то, что в прежние времена не считала любовью. — Однако для любви всегда нужно тепло, а если огонь угас, он не разгорится вновь. Ну что же, — заключила сестра Магдалина, — если твоя мачеха не против, можешь поехать со мной. Поживи у нас некоторое время, успокойся, а там посмотрим.

• Предыдущая
• 23/44
• Следующая