Неподобающая Мара Дайер - Ходкин Мишель - Страница 66

• Предыдущая
• 66/72
• Следующая

Мы рука в руке углубились в парк; горячий ветер ерошил листву и наши волосы. Мимо газелей и антилоп, которые шевельнулись при нашем приближении. Копыта застучали по земле, и по стаду прокатилось тихое фырканье. Мы ускорили шаг.

Кто-то зашуршал в листве над нами, но я ничего не смогла рассмотреть в темноте. Я прочитала вывеску экспозиции: белые гиббоны направо, шимпанзе налево. Едва я закончила читать, резкий вопль пронзил воздух, и кто-то ломанулся к нам через кусты. Мои ноги и сердце застыли.

Шимпанзе круто остановился перед самым рвом с водой. Чудовищный шимпанзе — не из тех, что принадлежат миловидным загорелым заклинателям, работающим на потребу публике. Он сел на обрыве, напряженно, согнувшись. Смотрел на меня человеческими глазами, которые проследили за нами, когда мы с Ноем снова пошли. Волоски на моей шее встали дыбом.

Когда мы приблизились к небольшому зданию, спрятанному за высокими деревьями и за кустарником, Ной свернул в маленькую нишу и вытащил из кармана связку ключей. На двери было написано: «Только для персонала».

— Что мы делаем?

— Это служебное помещение. Они готовятся к выставке насекомых мира или что-то в этом роде, — сказал Ной, открывая дверь.

Мне была ненавистна мысль о том, чтобы кого-то убивать, но, по крайней мере, жуки размножались как… Ну, как тараканы, и никто не хватится нескольких пропавших.

— Как ты все устроил? — спросила я, оглядываясь назад.

У меня мурашки бежали по коже. Я не могла избавиться от ощущения, что за нами наблюдают.

— Мама выполняет здесь кое-какую волонтерскую работу. И дает им непотребную кучу денег.

Ной включил лампы (длинный металлический стол в центре осветился) и закрыл за нами дверь.

Вдоль стен тянулись металлические полки с банками и пластмассовыми ванночками. Ной прошелся по помещению, разглядывая маленькие ярлычки. Застыв в дверном проеме, я не могла прочитать их со своего места.

В конце концов он поднял полупрозрачный пластмассовый ящичек. Я прищурилась на Ноя.

— Кто в нем?

— Пиявки, — небрежно ответил он.

Он избегал встречаться со мной взглядом.

По мне прокатилась волна отвращения.

— Нет.

— Ты должна.

Я содрогнулась.

— Выбери что-нибудь другое, — сказала я и ринулась в дальнюю часть комнаты. — Вот!

Я показала на непрозрачную ванночку с ярлычком, который не смогла прочесть вслух.

— Что-то чего-то скорпионы.

— Они ядовитые, — сказал Ной, разглядывая мое лицо.

— Это даже лучше.

— А еще они — вымирающий вид.

— Что ж, ладно, — ответила я.

Мой голос и мои ноги дрожали, когда я подошла к прозрачному ящичку и показала на него.

— Здоровяк-паук.

Ной подошел и прочитал ярлычок, все еще держа ящик с пиявками. Слишком близко. Я попятилась.

— Тоже ядовитый, — ровным тоном сказал Ной.

— Тогда это послужит очень могучим стимулом.

— Он может укусить прежде, чем ты его убьешь.

Сердце мое норовило выскочить из глотки.

— Для тебя будет идеальная возможность попрактиковаться в лечении, — выдавила я.

Ной покачал головой.

— Я не собираюсь экспериментировать с твоей жизнью. Нет.

— Тогда выбери кого-нибудь другого, — сказала я, начиная задыхаться от ужаса. — Не пиявок.

Ной потер лоб.

— Они безобидные, Мара.

— Плевать!

Я услышала, как насекомые в комнате бьют хитиновыми крылышками по стенкам своих пластмассовых тюрем. Я начала терять самообладание и почувствовала, что шатаюсь.

— Если не получится, я немедленно ее сниму, — сказал Ной. — Она тебя не ранит.

— Нет. Я серьезно, Ной, — сказала я. — Я не могу этого сделать. Они впиваются в кожу и сосут кровь. О господи. О господи!

Я обхватила себя руками, чтобы унять дрожь.

— Это быстро закончится, обещаю, — сказал Ной. — Ты ничего не почувствуешь.

Он сунул руку в резервуар.

— Нет.

Это слово я смогла лишь прохрипеть. Я не могла дышать. Перед глазами появились разноцветные пятна, которые не получалось сморгнуть. Ной подхватил ладонью пиявку, и я почувствовала, как оседаю на пол. Потом…

Ничего.

— Мара.

Мои веки затрепетали и поднялись.

— Она мертва. Невероятно, — сказал Ной. — Ты сделала это.

Ной подошел ко мне с раскрытой ладонью, чтобы показать, но я отпрянула и встала, опираясь спиной о дверь. Он посмотрел на меня с непонятным выражением лица, потом отошел выбросить дохлую пиявку. Он поднял корзину для мусора и хотел вернуть ее на полку, но замер.

— Господи, — сказал Ной.

— Что?

Мой голос все еще был лишь дрожащим шепотом.

— Они все мертвы.

— Пиявки?

Ной нетвердой рукой вернул корзину на полку и пошел вдоль рядов полок с насекомыми. Глаза его изучали прозрачные ванночки; некоторые он открывал, чтобы внимательно рассмотреть.

Вернувшись туда, откуда начал, Ной уставился в стену.

— Все, — сказал он. — Все мертвы.

Мои ноздри наполнила вонь гниения, голос жужжал мне в ухо: «Биологи сообщают, что замор рыбы в Эверглейдсе случился, скорее всего, из-за недостатка кислорода в воде».

Образы распухших, со вздувшимися животами аллигаторов появились в моем помрачившемся сознании.

«По-видимому, в том следует винить поразительное множество трупов аллигаторов».

Я сделала это. Точно так же, как сделала сейчас.

Ной разглядывал «поле боя» пустыми глазами. Он не мог на меня глядеть. И я не винила его в этом.

После борьбы с дверной ручкой я метнулась в темноту. Меня встретил шквал визгливых воплей и завываний. По крайней мере, произошедшее имело пределы.

Я чувствовала отвращение к самой себе. И когда Ной последовал за мной на улицу, стало видно, что он тоже испытывает отвращение. Он избегал моего взгляда и молчал. При виде его сжатых кулаков, его внезапной холодности я почувствовала в сердце резкую боль, мне захотелось плакать. Я была жалкой. Но, едва начав плакать, я не могла остановиться. Вообще-то даже не хотела.

Всхлипывания обжигали мое горло, но то была хорошая боль. Заслуженная.

Ной все еще молчал. Только когда я упала на землю, не в силах больше ни секунды удержаться на ногах, он шевельнулся. Он схватил меня за руку и потянул вверх, но ноги мои дрожали. Я не могла двигаться. Не могла дышать. Ной обхватил меня, но, как только он это сделал, мне захотелось, чтобы он убрал руки. Мне хотелось убежать.

Я билась в его объятьях, мои худые лопатки впились в его грудь.

— Отпусти меня.

— Нет.

— Пожалуйста, — выдавила я.

Он чуть-чуть ослабил руки.

— Только если ты обещаешь не убегать.

Я была вне себя, и Ной это знал. Он боялся, что я натворю еще больше, он должен был позаботиться о том, чтобы я ничего больше не уничтожила.

— Обещаю, — прошептала я.

Он повернул меня лицом к себе, потом отпустил. Я не могла заставить себя взглянуть на Ноя, поэтому сосредоточилась на рисунке его клетчатой рубашки, а после — на земле.

— Пойдем.

Мы безмолвно шли среди рыков и воплей. Все животные теперь проснулись, антилопы сбились в кучу у края экспозиции, в страхе стуча копытами. Птицы в панике хлопали крыльями, а один пеликан нырнул прямо в выходящую на поверхность скалу, когда мы приблизились к ней. Он свалился со скалы в воду и вынырнул, волоча за собой сломанное, безжизненно повисшее крыло. Мне захотелось умереть.

В ту же секунду, как мы добрались до машины Ноя, я схватилась за ручку. Дверца была заперта.

— Открой, — сказала я, все еще не встречаясь с ним взглядом.

— Мара…

— Открой.

— Сперва посмотри на меня.

— Сейчас я не могу с этим справиться, — сказала я сквозь сжатые зубы. — Просто открой дверь.

Он открыл. Я села, съежившись, на пассажирское сиденье.

— Отвези меня домой, пожалуйста.

— Мара…

— Пожалуйста!

Ной завел машину. Мы ехали молча. Всю дорогу я пристально глядела на свои колени, но, когда машина замедлила ход, наконец-то посмотрела в окно. Пейзаж был знакомым, но не тем, какой я должна была увидеть. Мы въехали в ворота его дома, и я метнула на Ноя стальной взгляд.

• Предыдущая
• 66/72
• Следующая