Дама с рубинами. Совиный дом (сборник) - Марлитт Евгения - Страница 74
- Предыдущая
- 74/111
- Следующая
– Ваше высочество делает это, говоря мне о любви в комнате своей больной супруги. – ответила девушка.
– Если вы так понимаете… – горько сказал он.
– Да, так, клянусь вам, именно так! – воскликнула девушка вне себя от отчаяния.
– Клодина, прошу вас! – прошептал герцог и так быстро стал ходить по комнате, что пламя свечи заколыхалось и стало еще темнее.
Герцог снова подошел к ней.
– Вы знаете, что мой брат, наследный принц, внезапно умер перед кончиной отца, двенадцать лет назад? – спросил он.
Она утвердительно наклонила голову.
– Но вы не знаете, что тогда велись переговоры с Х-ским кабинетом о бракосочетании принцессы Елизаветы с моим братом. Уже было решено, что он поедет в X. посмотреть невесту… Когда кончился траур, поехал я и попросил руки принцессы.
– Это была ваша воля, ваше высочество.
– Нисколько! Эта свадьба была лишней тяжестью, принесенной мне короной. Принцесса Елизавета, ничего не подозревая, смотрела на меня своими большими детскими глазами, зная о моих намерениях так же мало, как о переговорах относительно женитьбы моего покойного брата. Она легко воодушевилась, и я без труда завоевал ее сердце. В то время я был в высшей степени равнодушен к женщинам: лучших я не знал, остальные казались мне ужасно скучными. Принцесса сначала стеснялась меня – я не выношу, когда женщины постоянно витают в высших сферах. Я ненавижу экзальтацию: то прыжки до небес, то смертельная печаль, и сначала приходил в бешенство при потоках слез… Позднее то, что меня отталкивало, стало мне совершенно безразлично. Я всегда был внимательным супругом и довольно снисходительно относился к капризам жены, когда она заболела. Я уважаю ее как мать моих детей, но мое сердце всегда было спокойным и становилось тем равнодушнее, чем больше росла ее привязанность. Я ничего не мог поделать, никакие рассуждения не изменили бы этого. И потом я увидел вас… Я знаю, вы осудили все последовавшее затем и спаслись бегством в свою лесную тишь, но меня непреодолимо влекло к вам, и я нашел вас еще более неприступной, чем прежде, – другом герцогини…
Его лицо дрогнуло.
– Хорошо, Клодина, я прощаюсь, – продолжал он. – Но еще один вопрос: скажите, вы любите другого?
Девушка молчала. Предательский румянец залил ее лицо, выдавая смущение, и она наклонила свою белокурую голову.
– Скажите «нет», – страстно прошептал герцог.
– Ее высочество просит фрейлейн фон Герольд пожаловать к ней в спальню с «Песнями» Шеффеля, чтобы почитать вслух, – сказала, входя в комнату, фрейлина Катценштейн.
Клодина вздрогнула и умоляюще посмотрела на герцога.
– «Да» или «нет», Клодина, занято ли ваше сердце? – повелительно прошептал он.
Она отошла и поклонилась.
– Да! – твердо произнесла она и, выпрямившись, прошла мимо него, взяв со стола книгу. Читать вслух? Теперь?! Она была на грани обморока.
Герцогиня лежала на великолепной французской кровати, тяжелые пурпурные занавеси были подобраны. Все убранство комнаты было выдержано в этих любимых ею тонах. С потолка свисал фонарь из стекла рубинового цвета, около постели стоял обшитый красным шелком стол, на нем – лампа с таким же абажуром и складная рамка с портретами герцога и принцев. На противоположной стене в тяжелой золотой раме висела чудесная копия мадонны. Первый взгляд проснувшейся женщины падал на нее.
Герцогиня, казалось, совершенно оправилась после приступа, она даже с удовольствием лежала под шелковым одеялом и улыбнулась вошедшей Клодине.
– Садитесь и почитайте мне тюрингские песни, милая Клодина… Был ли еще с вами герцог? – спросила она. – Он очень испуган приступом кашля? Мне так неприятно, когда я при нем кашляю, – я знаю, что он расстраивается. Он грустен?
Больная вопросительно посмотрела в лицо девушки, не знавшей, что ответить. Она села и нагнулась, поднимая платок, чтобы выиграть время. Ужасное положение!
– Клодина, – сказала герцогиня, – я думаю, вы считаете меня более опасно больной, чем это есть в действительности. Читайте, не нужно отвечать. Там, где лежит закладка.
Клодина начала читать прелестные стихи Шеффеля. Во время чтения герцогиня экзальтированно восклицала, перебивая ее:
– О, моя милая родина! Я выздоровею! Завтра будет солнце, и мы отправимся в сосновый лес вдыхать здоровье!
Когда вечером Клодина сходила с лестницы, чтобы ехать домой, к ней подошел Пальмер и проводил ее вниз. Он сделал за ее спиной знак горничной, и та моментально исчезла.
– Глубокоуважаемая фрейлейн, – начал он с величайшим почтением, которое не могло бы быть бо?льшим, даже если бы Клодина была герцогиней, – его высочество дал мне лестное поручение передать записку, что я и позволю себе сейчас сделать.
И он подал конверт, запечатанный герцогской печатью.
– Письмо касается ее высочества и ответа не нужно, так приказал герцог. Можно передать вам?
Клодина вынуждена была взять письмо, хотя она охотно оттолкнула бы его. Как мог герцог так неосторожно послать ей письмо через этого человека? Она разорвала конверт в его присутствии и прочла заключавшиеся в нем несколько строк:
...
«Клодина!
У Вас необычный характер и сообразно с этим Вы правильно поймете необычное. После Ваших слов у меня только одна просьба: останьтесь, несмотря ни на что, другом герцогини. Пусть мое признание не заставит Вас избегать Альтенштейна! Это не нужно для Вас. Даю слово, что Вы можете довериться мне.
Адальберт».
Клодина быстро пошла дальше, держа в руке конверт и письмо.
Пальмер проводил ее и почтительно помог сесть в карету. Он даже уложил ее шлейф с осторожностью матери, озабоченной бальным туалетом дочери, и отошел с глубоким поклоном. Лакей захлопнул дверцы.
– До свидания! – воскликнул он, когда лакей сел на козлы и экипаж тронулся, потом со смеющимся лицом вынул бумагу из рукава. – Такие вещи надо держать крепче, прекрасная Клодина, – пробормотал он и прочел записку при свете фонаря.
С довольным видом напевая опереточный мотив, Пальмер пошел в свою комнату в нижнем этаже. Там он зажег гаванскую сигару, растянулся на кушетке и еще раз перечел записку. Он и без того знал ее содержание: секретарь тайно читал все, что писал герцог, издали, по движению его пера, а если это не удавалось, то и распечатывал конверты. Сегодня же обошлось вообще без затруднений: герцог, перед тем как вложить бумагу в конверт, взволнованно вскочил и заходил по комнате, так что содержание записки стало доступно зорким глазам секретаря. Но все же было приятно завладеть оригиналом.
«Его высочество, кажется, сделал немного резкий приступ, а она с добродетельной суровостью оттолкнула его и пригрозила не приезжать более. Теперь он просит ради герцогини отказаться от этого жестокого решения и обещает исправиться, – думал он. – Все развивается вполне логично, ничего нельзя сказать против. Она умна и не удовольствуется тем, чтобы украсить голову герцога рогами, а захочет помогать в управлении: ведь все эти дамы думают исправить свое не совсем ясное положение так называемыми “добрыми делами”. Они хотят отблагодарить несчастного, попавшего под их власть, показывая народу, что любимый владыка в достойных руках. Они желают, чтобы перед ними падали на колени и называли их “добрыми ангелами страны”. Их интересы всегда направлены на мелочи, и только самые умные видят, чем можно воспользоваться близ них, а в данном случае среди ближайших умных нахожусь я!»
Он пустил дым вверх и стал рассматривать арабески на потолке. «Она не выносит меня и относится ко мне, как невинная Гретхен к Мефистофелю. Ясно, что в один прекрасный день она скажет своему высокопоставленному Фаусту… и так далее. А это может мне все-таки помешать. Я не допущу, чтобы герцог услышал от нее, что я плут. Пока что… Внимание! Берг поможет мне, она удивительно способна к интригам. Я сам иногда боюсь этой женщины».
– Ужин подан, – доложил лакей.
Господин фон Пальмер медленно поднялся и аккуратно положил письмо в ящик старого огромного письменного стола, украшенного гербом Герольдов. Потом подошел к зеркалу, причесал свои редкие волосы, полил руки одеколоном, широко зевнул, взял у лакея шляпу и перчатки и, взглянув на часы, показывающие десятый час, пошел в столовую, где собралась немногочисленная свита герцога. Она состояла из старого камергера фон Штольбаха, адъютанта фон Риклебена в чине ротмистра и яхт-юнкера Мерфельда, «молодца, похожего на собаку», как называл его Пальмер.
- Предыдущая
- 74/111
- Следующая
