Легенда о гетмане. Том II (СИ) - Евтушенко Валерий Федорович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/47
• Следующая

Сенаторы пытались увещевать московских послов, призывать к их здравому смыслу, но все было напрасно. Послы стояли на своем. Поляки убедились, что Москва лишь ищет предлог для начала войны, о чем прямо и заявили Григорию Пушкину и другим членам посольства. Переговоры, таким образом, закончились ничем, поставив Москву и Варшаву на грань войны, однако никто из сторон эту грань перешагнуть не собирался. Царское правительство, всегда занимавшее осторожную, выжидательную позицию в отношениях сПольшей и казаками, ограничилось демонстрацией намерения разорвать вечное докончание. Поляки со своей стороны в войне с Россией заинтересованы не были и, наоборот, стремились поссорить царя с Хмельницким.

Запорожский гетман эти известия воспринял с явным удовлетворением, так как внешнеполитическая ситуация складывалась в соответствии с его замыслом. Миссия Ждановича в целом увенчалась успехом. Везиря Мелек Ахмат-пашу Антон Никитич сумел прельстить преспективой возможного перехода Войска Запорожского под протекторат Портыи передачи всех польских территорий по Днестру, правда, не давая никаких конкретных обещаний. В ответ он получил для вручения Хмельницкому гетманскую булаву, а силистрийскому паше были даны указания оказывать казакам военную помощь. Лупул также получил распоряжение выдать дочь замуж за Тимофея. Направляя об этом фирман молдавскому господарю, везирь сказал Ждановичу:

— А если он опять станет вилять, как сучий хвост, то не стану возражать, если гетман оружной рукой принудит его подчиниться воле султана.

Крымский хан, недовольный неисполнением Речью Посполитой своих обязательств по Зборовскому трактату склонялся к союзу с Хмельницким, тем более получив на это прямое указание из Стамбула. В свою очередь и гетман обещал отдать ему весь ясырь на польской территории вплоть до Гданьска. Семиградский князь Юрий III Ракочи, обиженный тем, что не был избран польским королем, исподволь готовился к войне с Речью Посполитой, также оказывая Хмельницкому всемерную дипломатическую поддержку. Своих эмиссаров гетман засылал и в Стокгольм, но правившая там королева Ульрика к противостоянию с Польшей не стремилась, предпочитая жить с Речью Посполитой в мире.

Глава четвертая. Молдавский гамбит

Задумав проучить Лупула и силой заставить его породниться с ним, Хмельницкий понимал, что выходит за пределы своих полномочий, предусмотренных Зборовским трактатом. Ведь между Речью Посполитой и Молдавией действовал мирный договор, который ему, гетману польских вооруженных сил, без ведома короля нарушать было не к лицу. Более того, в случае военной угрозы Молдавии король должен был оказать помощь Лупулу и приказать коронному гетману двинуть войска против казаков. Но с другой стороны, Хмельницкий воевать с ним и не собирался, а рассчитывал лишь припугнуть зарвавшегося господаря. Все же внимание поляков нужно было как-то отвлечь от предстоящего похода в Молдавию и усыпить их бдительность. К весне отношения у гетмана с ханом снова восстановились. Ислам Гирей, соблазненный обещанием большого ясыря, согласился участвовать в молдавском рейде, но подготовку к нему объяснял началом похода против горских племен в предгорьях Кавказа. Для большей убедительности и гетман отправил в донские степи шеститысячный казацкий корпус во главе с Тимофеем и генеральным есаулом Многогрешным. Став лагерем у Миуса в одном переходе от Черкасского городка, запорожцы на вопросы прибывшего к ним посольства донских казаков, отвечали, что ждут подхода крымского хана.

— В поход против горцев собираемся, — флегматично пояснил одному из донских атаманов генеральный есаул[24],-а прикажет хан, так и на вас ударим!

Обеспокоенные донцы отправили станицу с донесением в Москву. Там тоже не поняли в чем дело и, заподозрив Хмельницкого в двойной игре, Боярская Дума направила в Чигирин своего посланника Унковского. К его приезду, Тимофей с Многогрешным уже возвратились к себе в Приднепровье, а гетман был вынужден объясниться с Унковским начистоту.

— Крымскому хану, — прямо заявил он царскому посланнику, — я обязан всеми своим победами. И Зборовский мир тоже заслуга его. Его царское величество, несмотря на мои слезные просьбы, не берет Войско Запорожское под свою государеву руку. Начни я конфликтовать с ханом, на меня ударят с двух сторон и он, и ляхи. Но против его царского величества, защитника и покровителя греческой веры, я никакой подлости не замышляю. Наоборот, хана удерживаю от нападения на московские украйны. А что касается турок, то у нас с ними мир. Султан обязался придти к нам на помощь в случае нападения ляхов в ответ на то, что Войско Запорожское не будет совершать против Турции морские походы. Разговоры же о нашем возможном переходе под протекторат Турции не более, чем дипломатическая игра.

Не стал скрывать Хмельницкий и своих планов относительно Лупула.

— То частное дело наше с ним, — сказал он Унковскому, — слегка пугну молдавского господаря, пусть слово держит, а не плетет интриги с ляхами против нас. Заодно и татар вместо московских украин на молдован перенацелю.

Унковскому была совершенно безразлична судьба далекой Молдавии, поэтому по возвращению в Москву он доложил, что гетман остается верным царю Алексею Михайловичу, но вынужден сохранять союз и с Ислам Гиреем, которому обязан своими победами над поляками.

Понимая, что Хмельницкий в сложившейся ситуации вынужден хитрить и идти на всякого рода компромиссы и с турками и, особенно, с татарами, Москва, в то же время, все еще не была готова к решительному шагу — присоединению Войска Запорожского к своему государству. Поэтому царское правительство продолжало придерживаться выжидательной политики и с пониманием относилось к сложному положению, в котором оказался запорожский гетман.

Основным качеством Хмельницкого, выработанным за долгие годы военной службы, являлись скрытность и осторожность. Обладая, как и все казаки, буйной натурой, он в бытность свою сотником, а позднее войсковым писарем, привык сдерживать и контролировать свой характер, не давая воли проявлению своих истинных чувств. Обладая врожденной коммуникабельностью и артистическими данными, Богдан очень часто говорил совсем не то, что думал, но заставлял окружающих верить в свою искренность. После первых побед над поляками, он на некоторое время перестал себя контролировать, проявлял высокомерие, нетерпимость и грубость, но после Зборовского мира вновь стал собранным и сдержанным в высказываниях. Своими планами он зачастую не делился даже с генеральной старшиной и с того времени в казацкой среде пошла гулять поговорка: «Никто того не знает, о чем пан гетман думает, гадает».

Так и сейчас, тщательно спланировав поход в Молдавию, Хмельницкий скрыл свой замысел даже от ближайшего окружения. Послав в июле приказ брацлавскому полковнику Нечаю навести в районе Ямполя три моста через Днестр и обеспечить их тщательную охрану, гетман одновременно отобрал из всех шестнадцати казацких полков в общей сложности шесть тысяч казаков, причем полковники были уверены, что намечается поход в Подолию. Сосредоточив этот шеститысячный конный корпус в районе Чигирина, гетман заблаговременно вызвал в ставку генерального хорунжего Петра Дорошенко, полтавского полковника Мартына Пушкаря и наказного полковника Тимофея Носача.

— Каждый из вас, — деловито сказал он, — получит командование над двумя тысячами казаков. Два дня на подготовку, затем разными дорогами скрытно выдвигаетесь к Ямполю. Там вас будет ждать Нечай. Соединившись у Ямполя, дальнейшие инструкции получите от него. Ямпольскую шляхту не обижать, никакого мародерства не допускать под страхом смерти.

Поняв, что аудиенция окончена, полковники, поклонившись Хмельницкому, покинули кабинет.

Петро за последний год заметно повзрослел и сейчас вряд ли кто узнал бы в этом представительном значном казаке того двадцатилетнего паренька, который три года назад вместе с будущим гетманом бежал на Сечь. Систематические занятия боевым гопаком закалили его тело, а в искусстве фехтования его превосходили разве что Серко и Богун. При высоком росте, великолепно развитой мускулатуре, и атлетической фигуре, он сохранил юношескую гибкость. Черты смугловатого лица приобрели твердость, а во взгляде черных магнетических глаз читалась неукротимая энергия и сильный волевой характер. После женитьбы Петр почти не встречался со своим учителем и побратимом — Иван большую часть времени выполнял какие-то тайные поручения Хмельницкого то на Запорожье, то еще где-то. Об этом не принято было говорить, но Дорошенко догадывался, что его наставник возглавляет при гетманской канцелярии нечто вроде разведки и контрразведки. В отстутствие своего гуру Петр не рисковал заниматься с кем-либо бесконтактным боем, но все же иногда, выбрав укромное местечко, заставлял себя войти в состояние транса. Постоянные занятия медитацией с течением времени развили у него способность входить в это состояние почти мгновенно.

• Предыдущая
• 15/47
• Следующая