Живая вода - Крупин Владимир Николаевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/62
• Следующая

– Ну, тогда прости, Господи, – сказал Кирпиков. – Этого мы и заслужили.

Размахнулся и бросил факел в фонтан. Но спирт, и по всему было видно, что это чистый спирт, не вспыхнул. Факел погас.

Волшебная вода, видимо, еще действовала, Васю вырвало. Также других.

– Сашка! – кричал Афоня. – Хоть ты попей. Глотни, Сашка!

– Не хочет он! – отчаянно кричал мокрый Вася. – Мы не можем, а он не хочет. Пропадает добро. Бочки, где бочки?

– Посмейте только! – кричала дочь Афони. – Я снова сахара положу.

– Выпью, – громко сказал Кирпиков, и шипение и свист фонтана притихли. В руках Кирпикова оказался граненый семикопеечный стакан и сразу стал полным от брызг.

– Саня, – говорила Варвара, – Саня, не надо, не пей. Не пей, Саня. – Но муж отстранил ее, и она взмолилась небесам, закрытым от нее и от всех багровой шапкой спирта: – Господи, за что нам такое? Выпросил дьявол у тебя, Господи, светлую Русь и мучает ее…

– Но любо же, братия, и пострадать за нее, – закричал Кирпиков и обратился к стоящим на четвереньках, а их уже накопилось порядочно: – Встаньте! Глядите, ведь вы у пропасти. За трезвость вашу пью, за спасение!

И он поднес к губам стакан и только хотел пить, как в стакане ничего не стало. И все осветилось.

Оказалось, что это солнце, и хотя была ночь, оно вышло в зенит и грело так, что фонтан стал испаряться.

– Не щиплись, – говорила Рая, – и я сама вижу: не сплю.

– А лучше бы нам переспать это дело, – ответил Зотов, – тут недолго и до последнего дня Помпеи.

Тяжелая, неохватная взглядом туча закрыла окрестности, закрыла солнце. Медленно разворачиваясь, шевелясь в оплетке молний, она уходила на восток со средней скоростью среднестатического человека.

Прошла ночь.

Утром по радио диктор говорил о погоде и в конце сказал: „Влажность воздуха – девяносто шесть градусов“. Еще по радио сказали о невиданном в веках случае резкого испарения воды озера Байкал. „Последняя самая светлая, самая чистая на планете вода поднимается в воздух, образует гигантскую грозовую тучу и движется на запад“.

Когда через три дня прибыла комиссия за контрольными анализами воды, то узрела на месте зюкинского дома обширный провал, куда рухнул и дом Васи, и собачьи конуры, и запломбированный источник. Над провалом лениво извивался дымок.

Комиссия установила, что вся площадь под домом, в несколько горизонтов, была изрыта во всех направлениях, что и послужило, как написано было в акте, причиной оного случая. Провалом, который был уже назван Васькиным оврагом, было разрешено пользоваться как свалкой.

В порядке личной инициативы техник Зотов выговорил себе право искать воду, и это было разрешено, но без оплаты, хотя было обещано: если вода вернется, то Зотова не забудут.

Жена Зюкина уехала, Вася вселился в деляровский дом, и вскоре все привыкли, что вечерами Вася сидит на краю своего оврага, болтает ногами и лепит из глины свистульки. Собаки тоже любили этот овраг, они грызли тут кости, дрались, но ровно в семь сорок какая-нибудь из них, чаще рыжая с черными глазами, замирала на месте, поднимала очи горе и завывала. Ей подвывали. В семь сорок. Ни раньше, ни позже. Жители привыкли к этому и стали проверять в семь сорок свои часы.

Вася таких концертов не терпел и прекращал их свистом.

Пришла к оврагу и Рая Дусина. Она посидела с Михаилом, послушала собак, посмотрела на Васю и решила, что во всем этом есть какая-то сермяга, даже посконность и в чем-то даже ранние Васнецовы, особенно в этих, ну как их, свистуньях. Где-то от Виктора, но и Аполлинарием круто замешено.

– Сечешь! – одобрял Михаил.

Рая сказала ему, что в общем-то где-то пора и расползаться.

– Без кайфу нет лайфу. А я в принципе замужем, так что пора ехать. Так что, больше не кадрясь, уезжаю восвоясь. Буду помнить тебя со страшной силой.

– В общем-то где-то и меня ждут, – соглашался Михаил. – Но, по идее, я еще покопаю. А тебя что, заменить некем?

В продолжение этой беседы Вася грустно свистел. Над оврагом носились одичавшие голуби.

А что Кирпиков, как Афоня, как остальные? Афоня крутит баранку. За него серьезно взялась дочь. Агура, чуть не изменившая старой вере (и, добавим, мужу), объявила, что ребенка не будет, что это все злые языки. Супруг ее, стрелочник Алфей Павлинович, оформляет пенсию. Почтальонке Вере прибавится работы. Севостьян Ариныч вновь выписал слуховой аппарат. Он не жалеет, что вернул прежний: техника движется вперед, и появились новые марки. Супруги Вертипедаль – по-прежнему. Тася все такая же хлопотунья и так же ночует у деверя, когда бывает в райцентре. Павел Михайлович уже не ходит на футбол к Афанасьевым, завел свой телевизор и участвует в каждой викторине. В календарные игры он надевает чистую рубашку, в полуфинальные – костюм, а к финальным чистит ботинки. Афоня же, напротив, про викторины забыл, купил новую дорогую мебель, а старую отдал Васе в пустой деляровский дом. Дочку Афони за уши не оттащишь от телевизора. „Скоро ослепнешь!“ – кричит на нее Оксана. Дочь уже заучила и поет популярные песни – победительницы фестиваля „Песня сезона“: „Если долго мучиться, что-нибудь получится…“ и „На суше и море, зимою и летом мечтается людям о том и об этом…“.

Те, кого мы не упоминали, но имели в виду, тоже чувствуют себя хорошо. Работают и отдыхают, занимаются спортом. Или не занимаются. Ничто не мешает им проявлять свои склонности. Два раза в неделю привозят кино, с такой же разовостью топится общественная баня.

Лариса вновь действует. Первым заманила она фотографа. Он запил с горя. Во время землетрясения потерялась отснятая кассета. Лариса налила ему, сказав загадочно: „В счет расчетов“. Фотограф накушался и запел с таким надрывом, что его кинулись спасать сердобольные мужики. В одиночку ему было много, а всем как раз. За это время у Ларисы скопилось много привозных вин ближнего розлива. Мужики морщились, но понимали необходимость помогать слаборазвитым странам. Вскоре Лариса уже привычно орала: „Не курить! Не сорить!“ – хотя эти же самые слова были на табличке.

Уговор дороже денег – мы говорили: Кирпикова можно бросить на полдороге. Сейчас самое время: его зовут по имени-отчеству, он еще бодрится, по-прежнему не пьет и не курит. А ведь это идеально. Например, когда объясняют, что у такой-то замечательный, прекрасный муж, говорят: не пьет, не курит, баб не любит. Но таких, как сказал Афоня, надо брать на учет.

Проснулся Кирпиков, подошел к окну – осень.

Помочь выкопать картошку приехала невестка. На этот раз с Николаем. Одни, без Маши. Привезли обратно игрушки, которые Кирпиков посылал весной.

– Она все равно их сломает, у нее их вагон и маленькая тележка. Вы, папаша, деньги больше не тратьте. А эти надо в магазин вернуть.

– Неужели, это, позориться сдавать пойдешь?

– Очень просто – пойду и сдам.

Варвара вздохнула, ушла на кухню.

– Мамаша, – пошла за ней невестка, – вы не беспокойтесь, мы сытые, давайте только чаю.

Варвара, обычно тихая, а в этот раз, как и муж, обиженная, что подарки вернули, возразила:

– Хозяина-то надо кормить.

– Бросили бы вы, папаша, людей обрабатывать, – вернулась невестка в комнату. – Все от вас да от вас, а вам что?

Тем временем Кирпиков завел робота и пустил. Робот замигал лампочками и пошагал.

– Небось при ней и не заводили? – спросил Кирпиков. – Уж увидала, так уцепилась бы.

Сын промолчал, а невестка высказалась:

– Ребенка нельзя давить обилием игрушек. Я понимаю, они дают кругозор, но в меру. Мне не верите – книжку о воспитании покажу.

Робот дошагал до препятствия – кадки с цветком, – уперся в нее и вхолостую терся ногами по полу.

Невестка схватила его. Робот жужжал и сучил ногами в воздухе.

– Вы, папаша, напрасно думаете, что любовь выражается в подарках. Вот вы же сами и мамаша выросли без игрушек.

• Предыдущая
• 28/62
• Следующая