Жестокое милосердие - Ла Фиверс Робин - Страница 14

• Предыдущая
• 14/89
• Следующая

Почему никто из монастырских обитателей меня об этом не предупредил? Может, это одна из милостей Мортейна, о которых говорила сестра Вереда? Или нечто другое? Я никак не могу решить, что это было со мной миг назад. То ли я подверглась какому-то насилию, то ли была посвящена в некую священную тайну?

Впрочем, размышлять недосуг. Я отметаю все вопросы, продолжая удерживать мертвое тело и стараясь не повалиться на колени, пока снимаю с шеи мертвеца гарроту. Дочиста вытираю ее о его камзол, потом убираю проволоку в браслет. Сажаю труп под окошком и выглядываю во двор, очень надеясь, что там уже стоит повозка, обещанная канцлером Крунаром.

Она там.

Я хватаю мертвого предателя за шиворот и приступаю к тяжкой работе: нужно выпихнуть его за окно.

Он вроде бы не так уж и велик, но до чего же тяжел! Я сражаюсь с неподъемным телом, стараясь взгромоздить его на подоконник. Задыхаюсь от напряжения, но наконец-то труп вываливается наружу… Следует мгновение тишины, потом глухой шлепок: мертвец свалился как раз куда надо. Я вновь выглядываю. Возница разбирает вожжи и посылает упряжку вперед.

Я понятия не имею, куда он везет тело и каким образом намерен укрыть его. Меня это никоим образом не касается.

Я еще дрожу после соприкосновения с душой Мартела, лицо раскраснелось от возни. Мне надо бы присесть, собраться с мыслями, да и в порядок себя привести. А лучше всего упасть на колени и как следует помолиться, чтобы мне было ниспослано понимание… Не получится. Я должна вернуться к «любовнику». Пора нам с канцлером и откланяться.

Кое-как я отклеиваюсь от стены и делаю два шага к двери, но вдруг в коридоре раздаются шаги. Слишком поздно! Кто-то идет! Неужели барон Ломбар? У него тут что, встреча с Мартелом?

Я лихорадочно соображаю. Что мне следует делать? Попытаться соблазнить его? Или сразу убить? Я бы с радостью предпочла второй вариант, но нельзя. Только если он первым нападет на меня — или я увижу на нем метку Мортейна.

Щеколда на двери приподнимается. Я отступаю прочь, заламывая руки. Я уже вошла в роль, которую мне предстоит сейчас отыграть. Я вновь полна предвкушения — или попросту паникую?

Когда дверь открывается, я восклицаю:

— Жан-Поль, ну наконец-то! Где ты пропадал?.. Я уже думала, что не дож… — И укоризненно добавляю: — А ты не Жан-Поль…

— Нет, — произносит он и тихо затворяет за собой дверь. — Я другой. Но вдруг и я могу вам чем-то помочь?

Это в самом деле никакой не Жан-Поль. И не барон Ломбар. Этот малый гораздо выше барона. И повсюду, где у барона сало пластами, у этого — гибкие мышцы. На нем плащ густого коричневого цвета, сколотый пряжкой в виде дубового листа. Это знак святого Камула, небесного покровителя войны и солдат. Под плащом у него ничем не украшенный черный камзол, удивительно элегантный в своей простоте. Он проходит в комнату, и я чувствую, что попала в ловушку. У него цепкие серые глаза, и, боясь, что он может прочесть на моем лице нечто совершенно лишнее, я складываю руки под грудью, выпячиваю свои несчастные прелести.

— Вы не Жан-Поль, — бормочу я капризно. — Не думаю, что вы мне поможете.

Говоря так, я обшариваю взглядом его лицо, его шею, отыскивая метку, которая позволила бы с ним разделаться. Но он чист. Или метка есть, только я ее не вижу.

— Да, — говорит он. — Но Жан-Поля здесь нет. А я есть.

Его глаза кажутся мне похожими на грозовые тучи. Такие же темные и переменчивые. Они быстро обегают все мое тело, но я не вижу в них похоти. Потом зоркий взгляд покидает меня и устремляется в сторону окна.

Я подхожу на шаг ближе, силясь его отвлечь.

— Я совсем даже не собираюсь обманывать Жан-Поля, мой господин, — говорю я. — Хотя вы, честно, такой милый…

Если уж совсем честно, выглядит он не милым, а нешуточно опасным, но я готова нести еще не такую чушь, лишь бы отвлечь его от окна.

Но он, точно подслушав мои мысли, идет прямо туда и высовывается наружу.

Добрый Мортейн, ну пожалуйста, сделай так, чтобы повозка уже уехала со двора!

Мужчина оборачивается ко мне, его взгляд режет, как нож:

— Вы меня обижаете, милочка. А я вот уверен, что могу заставить вас начисто позабыть какого-то там Жан-Поля!

Я еще продолжаю кокетничать, я склоняю набок головку, но уже чувствую: что-то не так! Слова он говорит правильные, только глаза не соответствуют игривому тону. Я уже слышу, как бьют тревожные колокола. Надуваю губы:

— Н-но я вовсе не хочу его забывать…

В три широких шага он оказывается подле меня:

— Довольно игр! — Он хватает меня за плечи. — Кто ты такая и что делаешь здесь?

Я повисаю в его хватке. Я вся такая слабенькая и испуганная.

— Я вас самого могу о том же спросить… Кто вы такой и что тут делаете?

— Меня зовут Гавриэл Дюваль. И если ты ищешь любовного случая, я тебе как раз подойду! — Он притягивает меня вплотную, так что я ощущаю жар его тела. От него исходит легкий запах какой-то пряности. — Только думается мне, ты тут совсем не за этим.

Он знает! Он все знает! Я вижу это в глубине его глаз. Как он догадался, кто я такая и что меня сюда привело?!

Я паникую.

— Простите, мой господин, — вырывается у меня. — Я правда Жан-Поля ищу! Занимайтесь своими делами, а я пошла…

Хватка у него железная, но я высвобождаюсь одним быстрым рывком. Большого искусства при этом не показываю, но дело сделано — я свободна. Мигом вылетаю за дверь.

Оказавшись в коридоре, я во весь дух несусь к лестнице. Прыгаю через две ступеньки, потом чуть замедляю шаг и оглядываюсь. Гавриэла Дюваля нигде не видать. Я разглаживаю помятые юбки, расправляю плечи и возвращаюсь в большой зал. Заметив меня, Крунар вежливо прекращает светскую беседу и идет ко мне сквозь толпу.

Приблизившись, он вопросительно поднимает бровь:

— У тебя все как надо?

Я отвечаю:

— Будет, когда мы уберемся подальше отсюда.

Он ведет меня к двери. Я чувствую взгляд, который буквально ввинчивается мне в затылок. Знаю: стоит оглянуться, и я увижу глаза цвета грозовых туч.

Я снова сижу в кабинете матушки настоятельницы. Она пристально смотрит на меня, чуть подавшись вперед:

— Дюваль? Ты уверена, что он сказал — Дюваль?

— Да, пресвятая матушка. Именно этим именем он назвался. Не знаю только, настоящее ли оно. А еще у него был серебряный дубовый лист святого Камула, — добавляю я в надежде, что это чем-то поможет.

Аббатиса переглядывается с Крунаром, и тот неохотно кивает.

— Дюваль, — говорит он, — в самом деле служит святому Камулу. Впрочем, как и все рыцари и солдаты.

— Даже если и так, — отвечает аббатиса. — Взявшись выдавать себя за другого, раздобыть такую пряжку не составило бы труда.

Крунар ерзает на стуле:

— Но… это был и вправду Дюваль.

Аббатиса замечает:

— Он мог приехать туда и по совершенно другой причине.

— Мог, — неохотно соглашается Крунар. — Есть, однако, вероятность, что мы подцепили по-настоящему крупную рыбу.

Пронзительно-синий взор аббатисы снова обращается на меня:

— Как он отнесся к твоему присутствию там?

— Вначале вроде поверил, что я ожидала свидания, и повел себя игриво, но затем рассердился.

Очень хочется отвести глаза, пока она не догадалась, до чего бездарно я сыграла свою роль. Но стоит мне потупиться, и она только вглядится в мое лицо еще пристальней.

— Вспомни все, что он тебе говорил. Каждое слово!

И я в мельчайших подробностях передаю наш разговор. Когда умолкаю, она оглядывается на Крунара. Тот пожимает плечами:

— Это может не иметь ни малейшего значения. А может, наоборот, означать все, что угодно. Я теперь не рискну утверждать, будто знаю наперечет всех врагов герцогини. Они так умело скрываются под личиной союзников…

— Но чтобы Дюваль… — качает головой настоятельница.

Откидывается в кресле и прикрывает веками глаза. Молится она или размышляет? Трудно сказать… Возможно, то и другое одновременно. Я пользуюсь мгновением, чтобы перевести дух. Как бы я хотела сейчас забраться в постель и уснуть! Сегодняшнее служение не только воодушевило меня, но и вымотало до предела. А то, что Дюваль настолько легко раскусил мой обман, меня попросту потрясло. Я-то воображала, будто была близка к совершенству, однако сегодняшний вечер спустил меня с небес на грешную землю. Я мысленно пообещала себе впредь не пренебрегать уроками сестры Беатриз, посвященными женским искусствам. И пожалуй, надо будет нам с Аннит попрактиковаться друг с дружкой…

• Предыдущая
• 14/89
• Следующая