Предела нет - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/47
• Следующая

Затем плененные самоходки были подогнаны к дому, где американский подполковник только что беседовал со мной, и поставлены в общую колонну нашего гвардейского дивизиона. Тут же выстроили военнопленных. Их было 86 человек, а нас — 58! Эсэсовцы были здоровые, молодые, все как на подбор. С запозданием разобравшись в обстановке и в реальном соотношении сил, они метали глазами молнии, но это было бесполезно — слишком поздно. Молнии теперь были уже ни к чему, так как эсэсовцы стояли посреди улицы обезоруженные под дулами советских автоматов.

Я возвратился в дом, где находился подполковник. Он был изумлен и горячо поздравил меня. Видно было, что никак не ожидал подобного оборота дела.

Американские солдаты тоже были очень довольны увиденным, окружили моих артиллеристов и громко хвалили их, с воодушевлением хлопая по плечу.

Думаю, что «братание» между русскими и американскими солдатами не понравилось американскому командованию. Через несколько минут после описанного события подполковник сообщил мне, что должен отвести свой передовой отряд за реку Эннс, которая явится демаркационной линией, разделяющей Советскую Армию и американскую.

Но и мне, как вы понимаете, было не до американского подполковника.

У местных жителей я узнал, что населенный пункт Ашен отстоит от Штернбурга на расстоянии одиннадцати километров, но юго-восточнее. Попросту говоря, я, поглощенный мыслями о штурме Амштеттена, промахнул поворот к этому Ашену.

А теперь не возвращаться же! Тем более что, по словам местных жителей, неподалеку проходило рокадное шоссе, которым я мог добраться прямо до нужного мне населенного пункта.

Однако люди мои были вымотаны вконец. Ведь за несколько часов дивизион прошел с боями 83 километра.

Кроме того, наши войска еще не подошли. Вокруг было полно бродячих немцев с оружием в руках. Уже не говорю о том, что на восточной окраине Штернбурга скопилось несколько тысяч обезоруженных немецких солдат, сдавшихся нам в плен. Вставала проблема: как охранять их ночью, имея в своем распоряжении горстку людей, вдобавок до крайности утомленных, проще говоря, вымотанных вконец?

И все же я ни на минуту не забывал о сверхсекретном военном объекте в Ашене и о нашем разведчике, который еще мог там находиться.

Поэтому, оставив в Штернбурге своего заместителя и основную часть экипажей и техники, я тремя самоходками двинулся немедленно в сторону Ашена…»

…Шоссе на выходе из какого-то населенного пункта круто поднималось. Колесников остановился задохнувшись.

Внизу сверкала река. На горизонте в лучах заходящего солнца темнело нечто вроде тучи с зазубренными краями. По-видимому, это какой-то большой город. Неужели Линц? Похоже на то. Значит, река внизу — Эннс, один из притоков Дуная?

Солнце било прямо в глаза. Лучи его были пологие, но еще ослепляли.

Все плыло перед глазами, как перед обмороком.

Судя по солнцу, было уже часов семнадцать. Колесников шел, почти не присаживаясь, весь день. По пути он распотрошил несколько солдатских рюкзаков, найденных в кювете, раздобыл немного еды, хотя есть не хотелось. Мучила жажда. Однако он не позволял себе много пить. Батя неустанно повторял: много и часто пить во время длительного перехода нельзя, быстрее выдохнешься!

Наконец глаза привыкли к солнцу. И тогда перед Колесниковым открылась удивительная панорама.

С западной стороны медленно приближались к Эннсу четко очерченные, светло-зеленые четырехугольники. То были американские войска. Они шли как на параде. Орудия на танках, кажется, даже не были расчехлены. Не видно было и грузовиков. Американская моторизованная пехота сидела не на грузовиках, а на «виллисах».

«Где же наши?» — Он с беспокойством огляделся.

А! Вот они! На пригорок быстро въехали три самоходки с большими красными звездами на бортах.

Колесников схватился рукой за горло. Сделал несколько судорожных глотательных движений, давясь комом, застрявшим в горле, силясь проглотить этот ком, чтобы вздохнуть.

Наши, наши!..

Самоходки были почти черными от покрывавшего их толстого слоя пыли и грязи. Темными были и лица артиллеристов, которые выглядывали из люков.

А между сближавшимися русскими и американцами колыхалось человеческое месиво. Оно катилось к Эннсу, к мосту через Эннс.

И вдруг Колесников увидел, как узкие черные полосы прорезали это месиво. Похоже, отступали тени ночи. Солнце гнало их, эти тени, гнало на запад с востока, откуда неотвратимо надвигалась Советская Армия.

Черные полосы переплеснули через Эннс и стали растворяться в светло-зеленых четырехугольниках американской армии — та как бы всасывала, вбирала их в себя.

Колесников понял. Это были эсэсовцы Банга. Но сил продолжать погоню уже не было.

У моста через Эннс образовалась пробка. Там панически гудели машины, орали и ругались люди. Потом будто рябь прошла по толпе. Русские самоходки были замечены. Кто-то пронзительно завопил:

— Руссише панцер!

Завидев русских, немецкая солдатня, обвешанная котелками и сумками, пугливо сторонилась, давая самоходкам дорогу.

Ага! Гитлеровцы уже не сидят в транспортных автомобилях, держа между ногами автоматы. Они спешены. Они бредут в пыли!

Груды брошенных автоматов валялись на шоссе. Гусеницы советских самоходок подминали их под себя и, раздавив, расшвыривали в разные стороны, как комья грязи. А на обочинах громоздились ярко-желтые ящики из-под мин, пустые канистры, перевернутые и вздыбленные транспортеры и грузовики.

Колесников увидел нашего майора, который стоял во весь рост в открытом люке головной самоходки. Ветер от быстрого движения развевал его волосы. Загорелое лицо, украшенное вислыми русыми усами, было гневным, багровым. Грохот и лязг заглушали его слова. Однако жестикуляция была предельно красноречивой. Сильными взмахами руки он словно бы отсекал, отбрасывал что-то от себя.

Это было понятно без всяких слов. «Назад! Назад! — приказывал жестами офицер. — Вы — пленные с этой минуты!»

Кое-кто из немецких солдат по инерции еще продолжал брести. Другие стали сбрасывать наземь свои рюкзаки, устало садились на них, отирая пот со лба. Кончилось! Как бы там ни было, но то, что началось шесть лет назад, уже кончилось!..

А на мосту через Эннс еще теснились эсэсовские машины, застрявшие в толпе пеших солдат. Возникла драка. Над головами засверкали тесаки. Потом Колесников увидел, как кто-то бросился с моста в воду. Он плыл к американскому берегу, очень быстро, по-собачьи перебирая руками. Разорванный желтый макинтош пузырем вздулся над его спиной.

Американские солдаты, сбежавшие к реке, помогли беглецу выбраться на берег. Он вылез и отряхнулся. Его подхватили под руки, куда-то поволокли. Как ни напрягал Колесников зрение, вскоре он уже не мог разглядеть желтый макинтош. Тот растворился среди комбинезонов цвета хаки.

С обеих сторон моста расставляли часовых: русских и американских. Река Эннс, южный приток Дуная, стала демаркационной линией, разделив две армии, которые на протяжении многих месяцев двигались навстречу с востока и запада и остановились здесь друг против друга.

Только тогда Колесников оторвал взгляд от противоположного берега…

На обочине шоссе наши танкисты увидели человека в гражданском, с исхудалым, обросшим седой щетиной лицом. Он поднял руку, словно бы просил подвезти его. Но куда подвезти? Впереди — река!

Шатаясь, человек шагнул к танку, потом неожиданно быстро наклонился и, обхватив руками, приник к нему. Плачет? Нет! С какой-то непонятной жадностью вдыхает запах разогревшейся на солнце краснозвездной брони.

Танкисты, выпрыгнув из танка и самоходок, окружили его.

— Кем будешь, папаша? — очень громко, как глухого, наперебой спрашивали они. — Чей ты, из каких? По-русски-то понимаешь? Наш или иностранный?

Человек поднял голову. Из открытого люка смотрел на него майор.

— Бей! — хрипло попросил человек. Слова с огромным напряжением вырывались из его пересохшего, стянутого спазмом горла. — Он там, на том берегу реки! Нельзя упустить его, нельзя! Бей прямой наводкой! Ну же, бог войны!

• Предыдущая
• 40/47
• Следующая