Операция «Степь» - Кондратов Эдуард Михайлович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/40
• Следующая

– К каким киргизам? Станичным? – Тон уже мягче. Молодец, Алена, маленько сбила спесь.

– Да куда ж он пеши в степь?то уйдет? – рассмеялась Алена. – К здешним, вестимо, к станичным киргизам. Одни – где крепость старая была, чуть левее. А другие – у нас на Рыбьей пустошке, это…

– Знаю! – раздраженно перебил Ильин. – Давно ушел?

– Киргиз? – наивности в Аленином вопросе было куда меньше, чем издевки.

– Нет, не киргиз. Торговец.

Мишка с удовольствием представил, как зло перекошена сейчас физиономия Айлина?Ильина.

– Торговец?то? Да нет. Может, не дошел еще.

– Спасибо, – сухо бросил Глеб.

Крякнула калитка, стукнула щеколда.

– Ануфриев, – услышал Мишка чуть приглушенный воротами голос Ильина, – ты – к крепости, я – на Рыбью…

Захрустел под ногами, снег, тренькнула уздечка, и враз затокали, быстро удаляясь, звуки копыт.

– Прощевай, комиссар! – Алена грустно махнула вслед Мишке и поспешно притворила ворота. Вовсе не обязательно знать соседям, когда уехал самарский купец. Не хотела, а не сдержалась – выскочила из калитки на улицу, махнула, удаляющейся верблюжьей повозке и сказала, уже для себя: – Дай тебе бог проскочить к своим, белянчик!..

И ушла в дом мыть полы.

…На выезде из станицы Ягунина остановили возвращающиеся из дозора бандиты. Мишка с чрезмерным усердием погонял верблюда, это и показалось им подозрительным. Они слегка попрепирались: то ли отпустить молоденького торгаша восвояси, то ли везти его к Матцеву в следственную комиссию. Так, по крайней мере, полагалось делать в случаях неясных. А этот случай какой? Паренек вроде безобидный, но что так припустил?то? Может, обманул кого, не рассчитал?

– Долго ли? Глядишь, и нам чего перепадет, – подмигнул старшему дозора круглолицый мужик в солдатской папахе, сидевший на коне, как пьяный на заборе.

– А! Заворачивай! – скомандовал Ягунину старший.

Они проконвоировали его повозку через всю станицу, и наверняка многие нынешние Мишкины покупатели и собеседники видели этот эскорт.

Около глиняного домика с плоской крышей – бывшей почтовой станции – остановились. По знаку старшего третий дозорный, цыгановатый ухватистый парень, спрыгнул с коня и чуть враскачку направился к двери. Через несколько секунд он вернулся.

– Матцев в штабе. С РВСом заседает… Тут Буров. Говорит, чтоб вели к нему.

– Слезай, паря, – добродушно сказал старший Ягунину. – Может, и приехали…

Зацепив поводья за столб, Мишка следом за дозорным прошел в сырой коридор.

– Сюда, что ль? – пожал плечами старший и, крутнув колечко уса, толкнул одну из дверей.

– Товарищ Буров, вот этот… – и отстранился, пропуская в полутемную комнату Ягунина.

Полутьма не помешала Мишке рассмотреть лицо человека, сидевшего за столом напротив двери.

«Час от часу не легче», – похолодел Мишка.

Еще бы ему не похолодеть; в некоем Бурове из следственной комиссии Атаманской дивизии Мишка Ягунин узнал человека, о встрече с которым так долго и яростно мечтал.

Это был Гаюсов, смертельный враг революции.

Это был человек, отомстить которому за смерть Вани Шабанова, друга, чекиста, золотого парня, Ягунин поклялся полгода назад.

Их встреча наконец?то произошла!

Но вот обстоятельства ее… Нет, не здесь хотел бы повстречаться Ягунин с Гаюсовым…

– Кого я вижу? Сюрприз, ничего себе! Это же мой личный чекист! – услышал он голос Гаюсова и, зажмурясь, укусил губу.

Ничего… Умереть чекист Ягунин сумеет достойно. Только бы спасся Байжан…

– Чего радуешься, гад? – сказал презрительно Мишка, слизывая солоноватую капельку крови. – Нашел я тебя, видишь? От чекистов не уйдешь, шкура трусливая!

– Обыскать! – бледнея от ненависти, крикнул дозорному Гаюсов. И, бросив сжатые кулаки на стол, поднялся из?за стола.

Ильин интригует

Напрасно искал Глеб Ильин самарского комиссара на пристаничных киргизских зимовках. Лжеторговец, который нахально раздавал листовки?пропуска и агитировал повстанцев сдаваться, словно под землю ушел. Ни в юртах близ бывшей крепости, ни на Рыбьей пустошке, где в холодных саманных постройках зимовали киргизские семьи, слыхом не слыхали ни о торговце, ни о проводнике. Солнце, всего несколько часов глядевшее мохнатым рыжим глазом на замерзший Урал и белые пространства, уже притомилось. Зимний день всюду короток, хоть в России, хоть в киргизских степях: потянулся, оглянулся, а дело уже к вечеру.

В штабе Атаманской дивизии, занявшем здание школы, сразу после обеда началось заседание верхушки. Собрались командующий, его заместители, начштаба и члены реввоенсовета – и всё. Даже командиров отдельных частей, не входящих в состав трех основных полков, не позвал Серов. Глеб догадывался – и это было нетрудно, потому что все повторяется, – что Серов и Долматов сегодня решают, как быть с зимовкой. Пора было дивизии определяться. Занять хорошо укрепленную, стратегически выгодно расположенную станицу. Или отправиться в тяжелейший поход в глубину зауральских степей. А третьего не было дано. Надеяться, что еще раз удастся взять с налету Гурьев, не стоило. Теперь их ждали, только сунься.

Керосиновые лампы в штаб собрали чуть не все, что были в обозе. С улицы ребятишки видели, как за занавесками в ярко освещенном школьном классе взрослые люди что?то говорили, что?то искали на расстеленной на столе карте и все время расхаживали взад?вперед, от стены до стены. Все они были в красивых френчах, в красных и синих галифе, с портупеями и шпорами, с тяжелыми маузерами. Правда, рассмотреть эти замечательные подробности ребятишки могли, лишь когда кто?то из военных выбегал на крыльцо и, поеживаясь от морозца, трусил по тропке к деревянному школьному нужнику. А через окна видны были лишь головы да скачущие тени, пересекающиеся на потолке.

У глиняной резиденции следственной комиссии к столбу был привязан выпряженный верблюд. Рядом стояла арба с кулями и рогожами, из которых торчали рыбьи плавники и хвосты. На арбе, покуривая, сидел мужичок в лисьем треухе, с трехлинейкой на коленях. По белой тряпке на рукаве Глеб определил, что этот повстанец из Мазановского полка.

Разумеется, та же самая повозка, которую он видел во дворе у Ивановых! И верблюд! Хотя… тот ли верблюд, ручаться трудно. Но повозка!..

– Чья? – спросил Ильин, подъезжая вплотную.

Мужик обдал его клубом удушливого «заметенного» самосада, хуже которого в природе не бывает, и охотно пояснил:

– Шпиен. Может, однако, и не шпиен. У товарища Бурова разбираются. А я, значит, охраняю.

«Он и есть», – подумал Глеб. Не раздумывая, соскочил с коня и бросил поводья мужику: привяжи, мол. Дверь была открыта. Похоже, что гостеприимная следственная комиссия не закрывала ее никогда.

Всего несколько шагов он и успел сделать по темному коридору, как услышал Бурова: «А теперь что скажешь?» И тотчас – глухой звук: что?то тяжелое упало за дверью.

– Прощу извинить! – Глеб решительно переступил порог комнаты, ярко освещенной подвешенными к потолку «молниями».

Буров стоял, прислонясь задом к столу, и глядел на человека, который ничком лежал у его ног. У стены, картинно изогнувшись, стоял голубоглазый красавчик Капустин. Он был без кителя, в нательной рубахе с засученными рукавами. Капустин улыбался и брезгливо тряс пальцами, стряхивая с них кровь. Буров поднял на Ильина глаза. Они ничего не выражали, ничего…

– Кто это? – Глеб носком сапога указал на распластанного на полу человека. – А то я с утра по всей станице ищу одного. Возможно, того самого, кого мы ищем с тобой оба. Не он?

– Он самый. Посади?ка его, Капустин.

Капустин подхватил Ягунина под мышки, подволок к лавке и усадил безвольное тело в угол. Голова Мишки встряхнулась и повисла. Из носа и из уголка рта на рубашку стекала кровь.

– Не может быть!

Гаюсов с сонным удивлением взглянул на Ильина, который, стиснув челюсти, в упор всматривался в окровавленное лицо.

– Кто этот человек, Буров? Он признался?

Гаюсов растянул губы в улыбке:

• Предыдущая
• 19/40
• Следующая