Анук, mon amour... - Платова Виктория - Страница 18

• Предыдущая
• 18/90
• Следующая

– Зачем? – Похоже, я начинаю втягиваться в чудовищную игру, правила которой навязывает мне Бланшар.

– Откуда же я знаю – зачем? Очевидно, хотели таким образом сообщить ему, что все в порядке и мадам получена, так сказать, в целости и сохранности.

– Повторяю еще раз. В тот вечер я больше не видел Мари-Кристин. Я не звонил ей, не назначал встречу и уж тем более не ждал ее на Большой Монетной. Какой мне смысл лгать вам, Бланшар?

– А какой смысл лгать мсье Грекофф? – тут же парирует коротышка. – Уж его-то никак нельзя назвать заинтересованным лицом.

Я делаю два глубоких вдоха, забыв выдохнуть в промежутке: жалкое насекомое с плохо выбритым лейблом «Sauvat & Moustaki» на затылке – паучонок из парижского комиссариата обработал тебя на славу!.. Но на секунду мне кажется, что в самом конце мрачного тоннеля забрезжил свет.

– Послушайте, Бланшар… Это всего лишь его слово. Его – против моего. Даже если все видели, что Мари-Кристин покинула клуб… Она его покинула, не более. Это единственная правда. Все остальное может быть вымыслом… Того же Ильи Грекова и его жены Зои. Включая бредни про телефонный звонок…

– Ну надо же… А они считают вас своим хорошим другом, эти супруги Грекофф…

Старые песни. Терпеть не могу этих пятнистых гиен, этих холеных ехидн, эту парочку пресыщенных скунсов. И как только умудренная жизнью и в меру циничная Мари-Кристин могла иметь с ними что-то похожее на теплые приятельские отношения? Меднолобые снобы, хотя Зое Грековой нельзя отказать в дизайнерском таланте. И хватке. Она с легкостью получает заказы, о которых другие могут только мечтать. Философия выбивания заказов как философия соблазнения – именно ее Зоя и придерживается. Она не ведет переговоры – она обхаживает, окучивает, обволакивает. И сражает наповал выморочной бледностью и героиновым шиком. Тонкие, почти невесомые кости Зои постукивают друг о друга, как кастаньеты, а улыбка так мимолетна и беспомощна, что ей сразу же хочется отдать все имеющееся в наличии бабло. А вдруг как на дозу не хватит, и модная дамочка склеит ласты прямо у вас на глазах?.. Не всякий может выдержать подобное испытание.

И ведь не выдерживают.

К тому же Зоя полностью отвечает расхожим представлениям заказчиков о декадансе, модерне и арт-деко – в зависимости от макияжа и освещения. Я несколько раз был в ее салоне на Литейном, этаком гибриде офиса и опиумного притона. Две непорочные китаянки и два чувственных латинских мачо – вот и весь штат. С китайскими девочками хочется переспать заказчикам, а с латинскими мальчиками – заказчицам.

Покурить кальян тоже хочется.

Именно на кальян я и попался, Анук умерла бы со смеху.

Зоя же предпочитает кальяну сигары, а Илья не курит вообще. Он помешан на здоровье и поддержании формы, а лучшей любовницей для него до сегодняшнего дня остается тренажер «беговая дорожка»…

– Ну, друзья – это сильно сказано. Скорее, они были друзьями Мари-Кристин…

– Тем более им не имеет смысла лгать, мсье Кутарба. Но даже если допустить какой-то дальний умысел… – Чертов недомерок, очевидно, задался целью вытянуть из меня все жилы. – Даже если допустить… В деле имеются показания еще одного свидетеля…

Час от часу не легче.

– …человека, который не имеет никакого отношения ни к вам, ни к мадам Сават, ни к обоим супругам.

– И кто же это?

– Девушка, – глаза Бланшара мечтательно закатываются. – Начинающая модель. Работает в каком-то из агентств и в тот вечер тоже находилась в клубе. Она попросила мсье Грекофф подвезти ее.

– И что?

– А то, что из клуба они вышли втроем: издатель, мадам Сават и девушка. И в продолжение всех ваших несчастий, мсье, первой они высадили именно мадам. И девушка подтвердила все, сказанное издателем. Она видела джип и видела, как мадам садилась в него. А уже потом мсье Грекофф подбросил ее к дому.

– С каких это пор Илья занимается подобной благотворительностью? – этот вопрос я задаю скорее себе, чем Бланшару.

Так, мысли вслух. При всем своем светском лоске Илья Греков вовсе не помешан на женщинах. Исключение составляет лишь его жена, Зою он боготворит. Вернее, пресмыкается перед ней, ползает по-пластунски. Иногда это выглядит просто неприлично, и тогда я начинаю думать, что природа чувств Ильи Грекова не так бескорыстна, как кажется на первый взгляд. И что томная «Зой» (как называла ее Мари-Кристин) знает об Илье нечто такое, что заставляет его быть начеку. И прилагать все усилия к тому, чтобы маленькая грязная тайна – если таковая и существует – не всплыла на поверхность.

– Вы считаете, что ваш приятель совершил из ряда вон выходящий поступок?

– Нет, но…

Если бы этой девушки не существовало, ее стоило бы придумать, именно так считаю я.

– Вы сказали, она работает в модельном агентстве?

– Да. Ирма Новак, если это имя о чем-то вам говорит.

Ни о чем. Это имя не говорит мне ни о чем. Один ноль в пользу Бланшара. Хотя… Кой черт «один ноль», недомерок накидал мне в корзину массу сухих мячей, счет становится угрожающим – и я не вижу никакой возможности размочить его.

Никакого просвета.

– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером. Больше мне нечего добавить.

– Стоит ли упорствовать, мсье Кутарба? – в голосе Бланшара появляются лживые нотки отца-исповедника. – Вас никто не обвиняет в убийстве.

– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером.

– Но если вы будете опровергать очевидное, то у следствия могут возникнуть подозрения…

– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером.

– Хорошо, оставим эту тему. Какой фильм вы смотрели?

– Не понял?

– Вы сказали, что перед тем, как заснуть, смотрели фильм. Какой?

– Это имеет значение?

– Нет, но… Просто интересно.

– Не помню. Сунул первую попавшуюся кассету… Не помню. Что-то совсем уж легкое… Да, определенно, это была комедия.

Вот черт, я впервые солгал Бланшару. Не утаил часть сомнительных фактов, не ушел от ответа – откровенно солгал. Первой попавшейся кассетой был «Диллинджер мертв». Первой – и последней, потому, что никаких других в наличии не имеется. «Диллинджер» – единственный фильм, который я смотрю. Нет, не так.

«Диллинджер» – единственный фильм, который я вижу.

Время экспериментов с Диллинджером прошло, я убил на них целый год, я избороздил вдоль и поперек все парижские киношки. И не только парижские, корешков от билетов с лихвой хватило бы, чтобы заполнить рюкзак Анук. Я ходил и на дневные сеансы, и на вечерние, я ходил на дешевое порно и на высоколобые авторские ретроспективы, на американские блокбастеры, японские мультяшки, скандинавскую документалистику и немецкий научпоп, – без толку, миссия невыполнима, я вижу только «Dillinger E'Morto». Я знаю этот идиотский фильм наизусть, в нем, как обычно, ничего нового не происходит. В нем вообще мало что происходит, даже два ленивых выстрела сквозь подушку в финале и следующее за ними – такое же ленивое и необязательное – убийство смотрятся блекло, ты бы не порадовался этому делу, Бланшар. Да что там, ты бы всех собак на него свесил… Последовательность кадров тоже не меняется, как не меняется физиономия Мишеля Пикколи6, сомнительного героя «Диллинджера». Если уж на то пошло, я предпочел бы пялиться на Одри Хепберн или Фанни Ардан, женские лица привлекают меня куда больше, но я обречен на лысоватого буржуа с повадками шеф-повара недорого ресторана. Последовательность, мать их, кадров не меняется; хронометраж незыблем и выверен раз и навсегда: на шестнадцатой минуте в шкафу находится старый револьвер. Револьвер завернут в документально подтвержденную смерть Джорджа Герберта Диллинджера (газета с фотографиями и короткий натурфильм на ту же тему прилагаются). На чистку адской машинки уходит еще тридцать пять минут экранного времени – с перерывами на приготовление ужина, просмотр запиленной в хлам любительской кинободяги и снование по комнатам. Выкупанный в красной аэрозоли и раскрашенный белыми точками (надо же хоть чем-то занять себя до убийства!) револьверчик выглядит по-детски безопасно, но только до семьдесят пятой минуты, когда из того же шкафа извлекаются патроны, числом 11. В барабан перекочевывают шесть, но для убийства сквозь подушку хватит и двух…

• Предыдущая
• 18/90
• Следующая