Bye-bye, baby!.. - Платова Виктория - Страница 66

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая

Нет.

…Все последующее произошло так быстро, что смогло уместиться между двумя ударами сердца, если допустить, что у слизняков бывает сердце. Сардик попытался перехватить руль, дернул его – к себе, на себя. Энцо не замедлил ход, разве что движение машины стало чуть более плавным, скользящим, вкрадчивым. Но и плавность оказалась обманчивой: сразу же за ней последовал резкий визг тормозов и еще один удар, гораздо более сокрушительный, чем первый.

И на Сардика обрушилась темнота.

… – Что же ты наделал, дурачок?! Мы ведь оторвались от них. Оторвались…

Голос знаком Сардику, хоть и пробивается сквозь толщу – то ли воды, то ли облаков – с максимально возможными искажениями. Голос принадлежит девушке, с которой он познакомился сегодня (или это было вчера?), на Невском. Девушку зовут Ёлка, она не идет, а парит над тротуарами, у нее стриженая голова и концептуальная буддистская косичка, подпрыгивающая в такт шагам. Девушка Ёлка чудо как хороша, это признают все – рамки сигнализаций в магазинах, индийские благовония, крутеишие тачки и даже непостижимый Жан Кокто. Девушка Ёлка всегда должна находиться в поле зрения Сардика, иначе ему будет плохо.

Иначе он не сможет дышать и умрет.

Сейчас он еще может дышать, но все равно – умирает.

Ведь боль, которая навалилась на Сардика, совершенно незнакома ему – в отличие от голоса, принадлежащего Ёлке. Эта боль – острая, невыносимая, разгорающаяся все ярче – идет снизу, разъедая кости, точнее – осколки костей. И только руки еще слушаются Сардика: ими он и отводит от лица вспучившийся шар подушки безопасности. Красные полосы на белой ткани смотрятся очень выразительно, Сардик даже залюбовался на секунду таким яростным, таким агрессивным кармином, а ведь это его собственная кровь!

– Что же ты наделал?..

– Все в порядке, не волнуйся. Все в порядке. Ничего не в порядке, боль поднимается все выше и выше, без труда захватывая новые участки тела, больше всего Сардику хочется кричать, вопить, плакать от боли, но он не сделает этого. Он не слизняк.

– Помоги мне…

– У меня не получится тебя вытащить. Ты слишком тяжелый.

Она не ангел. Просто девушка. Испуганная, только что пережившая аварию. Кажется, она не очень пострадала, несколько царапин на лице не в счет. И она, в отличие от Сардика, может двигаться.

– Откроешь мою дверь? – спрашивает он.

– Постараюсь. Если ее не заклинило…

Она может двигаться, какое счастье! Да нет, она отлично двигается: вся боль досталась Сардику, обойдя Ёлку стороной. Сардик находит в этом высшую справедливость:

любимые не должны страдать.

С дверью все тоже складывается как нельзя лучше: ее не заклинило, она болтается на одной петле, пропуская в салон ночной воздух – и никогда еще он не был таким влажным, таким желанным. Девушка Ёлка обхватывает Сардика за плечи, тянет на себя и тут же останавливается:

– Не стоит этого делать. Вдруг тебе станет хуже? Дождемся «скорой»… дождемся кого-нибудь…

– Нет. Никого мы не будем дожидаться…

Если бы не боль, Сардик был бы абсолютно счастлив: она не собирается его бросать! А могла бы, учитывая все то, что произошло до аварии. Свершилось, Господи!.. С ним решил остаться не кто-то абстрактный, не покойная мать писателя Борхеса, не писчебумажная иностранка Холли Голайтли и не те женщины, которые едва замечали его, а… а… Самая прекрасная, самая любимая девушка на свете, угонщица, клептоманка, ангелочек, чудо. И значит, нужно оставаться счастливым, несмотря на боль. Несмотря на смерть, ее возможность тоже не исключена.

Он счастлив, да будет так!..

Абсолютно счастливый Сардик упирается окровавленными ладонями в асфальт и сползает вниз, на землю.

– Боже мой… твои ноги…

– Не нужно на них смотреть, милая… все в порядке.

Вряд ли от ног Сардика осталось хоть что-то вразумительное, кроме боли. Но он разберется с ними позже; или всемогущие врачи со «скорой», или всемогущая смерть разберутся с ними позже. Главное сейчас – не потерять сознание, удержать ситуацию под контролем.

– Я люблю тебя, – шепчет Сардик, почти касаясь губами асфальта. – Полюбил тебя с первого взгляда, такое иногда случается.

– Я не слышу, что ты говоришь…

Он не успокоится до тех пор, пока Ёлка его не услышит. Держа в голове одну эту мысль, ухватившись за нее, как за край бобового стебля, который обязательно вынесет его к небесам, Сардик переворачивается на спину:

– Я люблю тебя.

– У тебя шок…

– Я люблю тебя… Ты слышала, что я сказал? Повтори.

– Ты сказал, что любишь меня.

– Все правильно.

Кажется, она плачет. И как было бы здорово, если бы она плакала из-за него! Это сделало бы и без того абсолютно счастливого Сардика еще более счастливым.

– С тобой все в порядке? Ты не ранена? Цела?..

– Я цела. Не переживай.

– Ты помнишь, что я сказал тебе?

– Что ты любишь меня.

– Все правильно. А теперь… Уходи.

– Куда?

– Уходи отсюда. Не хочу, чтобы ты была здесь. Ты ведь понимаешь…

– Нет.

– Понимаешь. – Сардику кажется, что он повысил голос, но вряд ли смена интонации так заметна – в его-то положении! – Я во всем виноват, я втравил тебя в эту историю… Если бы не я – с тобой бы никогда не случилось такого.

– Ты не прав…

– Прав. Уходи. Я все сделаю как нужно. Никто не узнает о тебе…

– Но…

– Уходи… Уходи быстрее!

Больше всего Сардик боится, что Ёлка не послушает его, останется: ангелы – они такие. Любопытные, как дети. Они всегда дочитывают книги, и досматривают фильмы, и досматривают жизни – каким бы печальным ни выглядел финал.

Но Ёлка – не ангел. Просто девушка. Испуганная, только что пережившая аварию. И неизвестно, что еще ей придется пережить, если она останется с ним.

– Уходи.

– Я никогда тебя не забуду, – говорит она, склоняясь над его лицом и целуя его в губы. – Никогда тебя не забуду. Никогда.

Прощайте, моряки, наивные обожатели ветров.

Страница 143. Тринадцатая строчка снизу.

Это все из-за боли, заполонившей безжизненное тело Сардика и подбирающейся к мозгу. Боль стирает грань между реальностью и небытием, и теперь уже непонятно, кто произнес убойную и немного театральную фразу про моряков – Ёлка или сам Сардик. А может, она просто разлита во влажном воздухе?.. В сумраке ночи, секунду назад поглотившем девушку, которая полностью изменила жизнь Сардика.

Гаро был прав, и где он сейчас, чудное растеньице Гаро?..

Хорошо, если в Китакюсю (префектура Фукуока), рядом с доброй девушкой-японкой, ставшей еще добрее от бус из сердолика. Только теперь Сардик понимает, как важно быть рядом с любимыми, или просто думать о них не переставая, или защищать их от напастей и невзгод, которые иногда случаются в жизни. Он больше не сопротивляется боли, плывет по ее волнам, холодным, спокойным и мертвенно-прекрасным.

И пока еще хватает сил и брезжит сознание, Сардик думает о Гаро (и об ангеле), о ненаписанных картинах(и об ангеле). О наполненном водой до краев городе Санкт-Петербурге (и об ангеле). И о так и не сваренном какао (и об ангеле), и еще – о коте (и об ангеле). Конечно, об ангеле с буддистской косичкой, подпрыгивающей в такт шагам, -

о ком же еще?..

• Предыдущая
• 66/80
• Следующая