Книга судьбы - Паринуш Сание - Страница 25

• Предыдущая
• 25/106
• Следующая

– Обязательно!

Но про себя я подумала: если “муж” так и не придет домой, на какие деньги я куплю хлеба?

От запаха тушеного риса и свежего рагу на травах пробудился аппетит. Когда я в последний раз обедала или ужинала? К десяти часам все было готово, но чужак так и не появился. Нет уж, ждать я не могла и не хотела. Я с жадностью накинулась на еду, затем вымыла посуду и убрала остатки (еще на четыре порции хватило бы) в холодильник. Потом легла с той же книгой в постель и в отличие от предыдущей ночи заснула почти сразу же.

Я проснулась в восемь. Постепенно возвращались привычные часы сна. И спальня уже не казалась незнакомой. В этой комнате, проведя в ней всего несколько дней, я уже чувствовала себя в безопасности, чего никогда не бывало в моем прежнем, многолюдном и недобром доме. Некоторое время я праздно валялась в постели, потом поднялась и застелила кровать. Вышла из спальни – и так и замерла. Чужак спал на полу, на одеяле, постеленном возле подушек. А я и не слышала, как он ночью вернулся домой.

Я постояла над ним тихонько. Он крепко спал. Оказалось, он крупнее и плотнее, чем я думала. Рукой он накрыл глаза и лоб. Пушистые усы полностью скрывали верхнюю губу, а отчасти и нижнюю. Кудрявые волосы разметались. Кожа у него была почти оливкового цвета. На вид вроде бы рослый. Я сказала себе: вот мой муж, но если бы я столкнулась с этим человеком на улице, я бы его не узнала. Какая нелепость! Я тихонько умылась, нагрела самовар. А как же быть с хлебом? Наконец меня осенило. Я накинула чадру и бесшумно спустилась во двор. Биби стояла возле пруда, наполняла водой лейку.

– Добрый день, госпожа новобрачная! А лентяй Хамид еще не проснулся?

– Нет. Я иду за хлебом. Вы же еще не завтракали?

– Нет, моя хорошая, но я и не спешу.

– Где здесь булочная?

– Как выйдешь из дому, поверни направо, в конце улицы налево, отсчитай сто шагов и как раз окажешься перед булочной.

Мне было чуточку неловко, но все же я сказала:

– Простите, а мелочи у вас не найдется? Не хочется будить Хамида, а в булочной, боюсь, не будет сдачи.

– Конечно, дорогая. На камине лежит.

Когда я вернулась, Хамид все еще спал. Я прошла в кухню и стала накрывать к завтраку. Сунулась за сыром в холодильник, повернулась – и нос к носу столкнулась с чужаком, остановившимся в дверях. Я так и задохнулась, а он, поспешно отступив на шаг, поднял обе руки в знак капитуляции и сказал:

– Нет, нет! Ради Аллаха, не бойся! Разве я такой страшный? Или похож на привидение?

Это меня рассмешило. Увидев, что я хихикаю, чужак тоже успокоился и поднял руки еще выше, уперся в притолоку двери.

– Кажется, тебе сегодня лучше, – заметил он.

– Да, спасибо. Завтрак будет готов через несколько минут.

– Ого! Завтрак! И ты тут прибралась. Выходит, мама была права: стоит появиться в доме женщине, все так и заблестит. Надеюсь только, что сумею отыскать свои вещи – я-то к порядку не приучен.

Он прошел в ванную. Через несколько минут он окликнул:

– Эй… а тут полотенце было. Куда ты его положила?

Я принесла к двери ванной тщательно сложенное полотенце. Он высунул голову из-за двери и спросил:

– Кстати говоря, а звать тебя как?

Подумать только! Он даже этого не знал! Ведь меня должны были несколько раз назвать по имени во время свадебного обряда. Насколько же он был ко мне равнодушен – или так глубоко погружен в собственные мысли?

Холодно, обиженно я ответила:

– Масум.

– А, Масум. А как лучше – Масум или Масумэ?

– Все равно. Обычно меня зовут Масум.

Он внимательнее присмотрелся ко мне и сказал:

– Это хорошо… это имя тебе подходит.

Сердце больно кольнуло. Те же самые слова я слышала от Саида – но как велика разница между его любовью и равнодушием этого мужчины. Саид говорил мне, что тысячу раз на дню повторяет мое имя. Глаза набухли слезами. Я повернулась и побрела в кухню, отнесла поднос с завтраком в холл, расстелила на полу скатерть. Чужак, с мокрыми волосами и полотенцем на шее, следовал за мной. Темные глаза казались добрыми – и веселыми. Я как-то сразу перестала бояться.

– Замечательно! Отличный завтрак. И свежий хлеб! А быть женатым не так уж плохо.

Мне подумалось, он говорит это, чтобы меня подбодрить. Извиниться за то, что даже имени моего не знал. Он сел, скрестив ноги, и я поставила перед ним чай. Он намазал хлеб мягким сыром и спросил:

– Объясни, почему ты так меня боялась? Я сам по себе страшен или ты бы испугалась любого, кто явился к тебе как супруг?

– Я бы испугалась любого.

Про себя я добавила: “Кроме Саида. Будь это он, я бы сама бросилась к нему в объятия, всем сердцем, всей душой”.

– Так зачем же ты вышла замуж? – спросил он.

– Пришлось.

– Почему?

– Мои родные сочли, что мне пора.

– Ты еще очень молода. По-твоему, тебе уже пора?

– Нет, я хотела учиться.

– И почему не стала?

– Сначала они сказали, что аттестата о шестилетнем образовании для девочки достаточно, – пояснила я. – Но я просила и молила и мне позволили еще несколько лет ходить в школу.

– То есть тебя заставили пройти через брачную церемонию и тебе не разрешили больше учиться, хотя это твое законное право.

– Да.

– Почему ты не сопротивлялась? Почему не отказалась повиноваться? Не взбунтовалась?

Глаза у него так и сверкали.

– Нужно отстаивать свои права, пусть даже силой. Если бы люди не подчинялись насилию, так и насилия в мире было бы гораздо меньше. Именно пассивная покорность укрепляет основы тирании.

Я слушала его с изумлением: этот мужчина понятия не имел о том, как устроен мир. Заглушив смех, я с улыбкой (полагаю, довольно-таки иронической) уточнила:

– А вы, значит, не поддались насилию?

Он вытаращил глаза и переспросил:

– Кто? Я?

– Да, вы.

– Вас ведь тоже заставили пройти через брачную церемонию, правда?

– Кто тебе такое сказал?

– Это очевидно. Или вам не терпелось вступить в брак? Ваша мама хлопотала изо всех сил, плакала, падала в обморок, пока вы наконец не снизошли.

– Моя мама сказала тебе?.. Что ж, это правда. И ты права – меня принудили к браку. Побои и пытки – не единственная форма угнетения, порой нас обезоруживают любовью, привязанностью. Но я согласился лишь потому, что думал: ни одна девушка не согласится выйти замуж за меня на таких условиях.

После этого мы какое-то время ели молча. Потом он взял стакан с чаем, откинулся на подушки и сказал:

– А ты умеешь отвечать ударом на удар. Мне понравилось! Ни на минуту не задумалась!

Он засмеялся, и я вместе с ним.

– Знаешь, почему я не хотел жениться? – сказал он.

– Нет. Почему?

– Потому что стоит человеку жениться, и его жизнь ему больше не принадлежит. Руки-ноги связаны, он опутан так, что уже не думает о своих идеалах, не пытается их осуществить. Кто-то однажды сказал: “Когда мужчина женится, он останавливается. С рождением первого ребенка падает на колени. Рождается второй ребенок – и он падает ниц. А с появлением третьего он уничтожен”. Примерно так сказал… Конечно, приятно получать готовый завтрак и чтобы в доме было чисто, чтобы мне стирали одежду и ухаживали за мной. Но это обычный эгоизм, он коренится в нашем воспитании, в обществе, где доминируют мужчины. Я считаю, мы не должны так третировать женщин. Женщины и есть самый угнетаемый класс во всей истории человечества. С них первых началась эксплуатация человека человеком. С ними обращались, точно с неодушевленными орудиями, и так с ними и продолжают обращаться.

Хотя эта речь звучала как по-писаному и я не все слова понимала – например, что такое “эксплуатация”, – я сразу согласилась с тем, что он говорил. Фраза “женщины – самый угнетаемый класс” запечатлелась в моем сознании.

– И вы поэтому не хотели жениться? – спросила я.

– Да. Не хотел, чтобы меня связали по рукам и ногам, ведь именно так происходит в традиционном браке. Возможно, будь мы друзьями, одних взглядов, что-то получилось бы.

• Предыдущая
• 25/106
• Следующая