Корабль призраков - Платова Виктория - Страница 49

• Предыдущая
• 49/112
• Следующая

– Вы когда-нибудь охотились на тюленей, Макс? – Антон расчищал все подступы к приближающейся охоте.

– Было дело.

– И как?

– Тяжелая работа. Вымотаетесь так, что мало не покажется.

– Вымотаемся?

– Главное – не просто завалить зверя. С этим проблем обычно не бывает. Нужно его еще разделать и притаранить на судно.

– Это так сложно?

– На бойне были?

– Не приходилось.

– Тогда и объяснять не буду. Сами все увидите.

– Мне кажется, эти самые тюлени – слишком унизительная мишень для настоящих охотников, – вклинилась в сугубо мужской разговор я.

Антон посмотрел на меня с заинтересованным удивлением, а Макс – с легкой снисходительностью.

– Это почему же, дамочка?

Уничижительное Максово “дамочка” задело меня, странно он разговаривает со мной, как будто и не было вчера никакого знакомства, как будто и не было вина в плетеной бутыли… Но я решила не проявлять ненужных эмоций. Мне они еще пригодятся. А сам Макс для меня – пустое место…

– Слишком неповоротливы, – сдержанно ответила я.

– Это вы, я вам скажу, “В мире животных” насмотрелись. Или любили посещать какой-нибудь дельфинарий по воскресеньям. Тюлень в природе, несмотря на то, что тянет на триста-четыреста килограммов, довольно юркое существо. Что-то типа блохи. Я уж не говорю о ларге или бельке. Так что вы сначала в него попадите.

– А вы сами не будете стрелять? – осторожно спросил Антон.

– Переводить пули на животных – интереса мало. – Макс мотнул головой, и шрам на его щеке угрожающе задрожал. – Так что считайте, что я свою квоту выбрал…

– А есть здесь еще что-нибудь, кроме тюленей? – В нейрохирурге заговорил юный натуралист.

– Кое-что. По берегу медведи бегают. Видели, берег какой? На сотни километров ни человека, ни жилья. Только медведи и водятся. Есть, правда, недалеко островок один, сплошные скалы. Святого Ионы называется. Так вот, там птички, кайры. Яйца – радость дальтоника: скорлупа зеленая, а желтки красные… Их там тысячи, если не миллионы. Ну, и чайки. Птичий базар, одним словом.

– А что-то еще есть на этом острове?

– Еще есть метеостанция. Безлюден, правда. Работает в автоматическом режиме. Вот и все, собственно. А теперь давайте-ка заткнемся. Поскольку прибыли.

…Это было грандиозное зрелище.

Одно из самых потрясающих, которые я только видела в своей жизни. Когда бот вывернул из-за мощной льдины, перед нами предстало относительно ровное пространство, усыпанное осколками льда. Я не знала точно, сколько метров нас отделяют от этой колонии льдов, – море и здесь играло с нами в сумасшедшие игры, оно преломляло свет, делало его живым, а льды дышали и двигались. Я не удержалась и сняла очки: сразу же заломило в глазах. Поседевшие, разбитые солнцем осколки льда оказались тюленями. Их было несколько сотен, может быть, тысяча, – они лежали на солнце, на высоком солнце, которое пыталось пробиться из-за туч и иглами прожигало лед. Вся эта огромная, колышущаяся масса тюленей была зеркальным отражением небесной схватки. Ее точной земной копией. В тех местах, куда не попадали солнечные лучи, тюлени казались вырезанными из плотного картона, их четкие силуэты завораживали. Там же, где солнце топило лед, – они и были льдом, почти невидимой ажурной сеткой, общим планом.

Над тюленьей массой стоял гул, тот самый гул, который все мы слышали ночью. Только теперь он не был таким однородным, в нем, как в огромной аэродинамической трубе, господствовало несколько основных звуков. Тонкий крик, похожий на плач обиженного ребенка; утешающий глуховатый рык мужчины…

– С ума сойти, какая красотища, – тихо сказал Антон.

– Зрелище ничего себе, – подтвердил Макс. – Не для слабонервных…

– А они не боятся человека? – глупо спросила я. Сейчас Антон вскинет свой карабин, и вся эта мистерия закончится, все это хрупкое равновесие нарушится…

– Пока не боятся. Пока не выстрелили в первого попавшегося.

– А что будет потом?

– Голубей видели? – спросил у меня Макс.

– А при чем здесь голуби?

– Видели, как они снимаются, стоит только их вспугнуть? Так вот, здесь то же самое, с поправкой на комплекцию. Но ближе чем на тридцать метров подходить не стоит.

– Почему?

– Попрыгают в воду, пойдет волна, да здесь еще к тому же и льды. Бот устойчивый, но с низкими бортами. Зальет, потом не отхаркаемся.

– А как же… Как же их тогда перевозить? – Первый шок от встречи с тюленями прошел, и теперь Антона интересовали технические детали операции: даже издали тюлени выглядели весьма внушительно.

– Да просто. На льдине свежуем, мясо в одну сторону, шкуры в другую. Разделываем по мере возможности. И – в бот.

– Такую тяжесть? – Антон осторожно похлопал бот по бортам.

– Этот бот полтонны груза смело выдержит… Ну что, готовы?

– В общем, да, – неуверенно сказал Антон и так же неуверенно поднял карабин.

– Старайтесь попасть в голову. Все остальное – перевод пуль. Там один только слой жира сантиметров восемь, не меньше. Застрянет, и никакой пользы…

– А вы, Ева? – спросил у меня Антон.

Я молчала. У меня не было никакого желания принимать участие в охоте, больше похожей на тяжкий труд в государственной бойне. Эта идея не вдохновляла меня с самого начала, а теперь, после красочных описаний инструктора по разделке туш, это выглядело совсем уж отвратительно. Хорошо, что Карпик не поехала, вдруг подумала я, можно только представить себе, как выглядела бы тринадцатилетняя девочка, свежующая тушу.

– Нет, я не умею стрелять, – вдохновенно соврала я.

Макс хмыкнул. Ничего другого от чистоплюйки в вытертой собачьей дохе и ожидать не приходится, она будет только многозначительно вздыхать, не исключено, что и слезу подпустит.

– Еще один совет, Антон, – сказал Макс и смачно сплюнул за борт. – Желательно, чтобы вы влепили пулю точно в цель. Чтобы ни зверь не мучился, ни вы. Добивать – последнее дело.

– Последнее?..

– Ну да. И в глаза им не смотрите.

– Что-то из области мистики? – высказал осторожное предположение Антон.

– Да нет. Никакой мистики здесь нет. Сказки о переселении душ оставьте нанайцам и алеутам. А так же Хемингуэям и примкнувшим к ним Кастанедам. Просто есть вещи, которые навсегда могут отвратить от охоты. Если вы, конечно, рассматриваете это как охоту, а не как промысел. На промысле все ясно, никаких сантиментов. Пять тысяч туш за рейс, мясо на фарш, и никаких угрызений совести. Конвейер. А охота – это штучный товар, я понимаю. Это когда вы и зверь, – вы отражаетесь друг у друга в зрачках. И еще неизвестно, что можно там увидеть.

• Предыдущая
• 49/112
• Следующая