Корабль призраков - Платова Виктория - Страница 79

• Предыдущая
• 79/112
• Следующая

… – Давайте не будем включать света, – попросил Антон. Собственно, и просить было не нужно.

– Давайте.

– Море во льдах выглядит романтично, вы не находите?

– Пожалуй. Который час? Антон посмотрел на часы:

– Половина второго. Половина второго, а мы с вами не обменялись и десятью предложениями.

– Остается еще два с половиной часа.

– Надеюсь, они будут более продуктивными.

– Может быть.

– Что вы думаете обо всем об этом?

– Сейчас – ничего.

– Вы считаете, что ваш… м-м… Ваш приятель, этот Вадик… Что он прав?

– Я не знаю. Но лучше хоть какое-то объяснение, пусть самое не правдоподобное, чем отсутствие всякого объяснения.

– Возможно, вы и правы… Но если это игра – то очень дорогостоящая игра. Одна эвакуация команды чего бы стоила.

Я улыбнулась:

– Видите, вот и вы втянулись в нее, приняли ее условия.

– Бог с ней, не хочу даже говорить об этом.

– Тогда о чем же вы хотите говорить?

– О вас…

– Обо мне?

– О чем же еще можно говорить в тихую лунную ночь? – По всем правилам необязательного корабельного флирта он должен придвинуться ко мне на максимально возможное расстояние, попытаться запустить лапу мне под свитер и…

Но он не сделал этого. Наоборот, отошел к широким окнам. Теперь я хорошо видела его силуэт на фоне черного неба и льдов, мерцающих изнутри каким-то ирреальным, никогда не виденным мной светом. Силуэт, который не способен заставить сердце биться сильнее. Этот тип мужчины совершенно мне противопоказан: почти квадратная фигура (смешно вспомнить, что я приняла его за “братка” в нашу первую встречу), по-мальчишески круглая заросшая голова, короткая основательная шея… Пожалуй, он соответствует своей фамилии – Улманис – хуторянин-латыш, да и только. Нейрохирург, кто бы мог подумать, ему нужно возить сено в августе, копать картошку в начале сентября и всю зиму делать детей. С такой же непритязательной хуторянкой, как и он сам…

Интересно, почему же все-таки мое сердце бьется сильнее?..

– Похоже, я вам не особенно нравлюсь, – неожиданно сказал Антон.

– С чего вы взяли, что я думаю о вас?

– Вы думаете обо мне, и я даже знаю, что именно вы обо мне думаете.

– Вот как? Интересно…

– Вы думаете, что я похож на латышского крестьянина и что я неплохо бы смотрелся на фоне коровьего навоза.

– Ну, насчет навоза – это сильный ход. А во всем остальном… Возможно. Как вы догадались?

– Женщины, которые мне нравятся, всегда думают обо мне именно так. – Он даже не соизволил обернуться, но я оценила тонкость признания. Если он движется теми же темпами и в том же направлении, то, пожалуй, с ним можно очутиться в одной постели и только потом удивиться, почему же ты не сошла на своей автобусной остановке….

– Вы молчите, – грустно сказал Антон.

– А что, я должна хихикнуть, закатить глаза и сказать: “Так я вам нравлюсь, милый?”

– Нет, конечно же, нет. А в общем, да. Вы мне нравитесь.

– Теперь я буду знать, что два ваших “нет” означают одно “да”. Надеюсь, что когда-нибудь эта информация мне пригодится.

– Я тоже надеюсь… Они опять кричат, эти тюлени. Интересно, они о чем-то хотят предупредить нас или, наоборот, скликают к нам всех демонов?

– А вы, оказывается, не только мистик, но и поэт, Антон.

– Должно быть, в этих широтах все – поэты… Жаль только, что человек здесь так и не прижился. Иначе можно было бы составить прелестную антологию.

– Да, – сказала я. – Если бы здесь была Карпик, она бы обязательно почитала нам что-нибудь из Гарсиа Лорки…

– Вот это, наверное, – тихо сказал Антон и повернулся ко мне:

Над берегом черные луны,

И морс в агатовом свете

Вдогонку мне плачут

Мои нерожденные дети.

Я замерла.

Он знает Лорку, он нашел именно то, что нужно; тихий тюлений рык пытается разбить стекло рубки, вползти на корабль, проникнуть во всех нас. Он знает Лорку. Может быть, капитан и команда ушли туда, во льды, стали тюленями, детенышами тюленей, душами тюленей, – взамен тех, что мы забрали, освежевали и бросили в трюмы… И нас теперь будет ждать расплата, как других охотников и другой “Эскалибур” в 1929 году…

Он знает Лорку, а я почти готова поверить в это.

– Вы слышите? – спросил у меня Антон.

– Тюлени? К ним привыкаешь, как к шуму волн… Я выросла на море, я знаю.

– Нет, я не об этом. Слышите шаги?

Теперь и я услышала, о чем говорит Антон.

Шаги.

Не шаги даже, легкий, почти неслышный бег. Слишком невесомый для живого человека. Для человека из плоти и крови Он не приближался и не удалялся, он был повсюду.

– Вы будете смеяться, я знаю. – Антон понизил голос до шепота – Но я прихватил нож из кают-компании…

– Правильно сделали, – таким же шепотом одобрила я. – Вряд ли он может нам помочь, но все-таки…

Извиняясь, он вытащил нож из-за пазухи – господи, нет ничего невиннее, чем десертный нож для разделки пудингов! – извиняясь, он подошел ко мне, заслонил меня, спрятал за свою спину. Боже мой, его спина была такой спокойной, такой надежной, как виноградники в летний полдень. Почему бы не остаться в них, между сухих узловатых лоз, между тугих гроздьев незрелых ягод…

– Ничего не бойтесь, – сказал мне Антон.

– Я не боюсь.

Шаги взлетели, оторвались от земли, дверь в рубку приоткрылась.

На пороге стояла Карпик.

Она была страшно напугана и дрожала. Ее некрасивое личико в полутьме рубки казалось совсем старым. Укутанная с ног до головы одеялом – маленькая беженка из тюленьего рая, – она сползла по стенке вниз. И застыла. Я бросилась к ней.

– Карпик! Что случилось, девочка?!

– Я… Я просто испугалась. – Маленькие глаза ее теперь стали бездонными, а у рта залегла горькая складка.

– Тебя кто-то напугал? Ты кого-то видела? – Бедная девочка, она поднималась наверх пустыми, плохо освещенными коридорами, карабкалась по трапам, не зная, что увидит палубой выше…

– Нет… – прошептала Карпик. – Я просто испугалась, сама по себе… Я проснулась и почувствовала… как будто бы что-то плохое случилось. Очень плохое… Мне страшно, Ева!..

Чертов папаша, влюбленный пингвин, токующий тетерев, секси-павиан, ублюдок, – как можно было забыть о дочери.

• Предыдущая
• 79/112
• Следующая