Куколка для монстра - Платова Виктория - Страница 17

• Предыдущая
• 17/96
• Следующая

– Не стоит, – сказала я, – я и так запомню.

– Ну тогда запоминай.

Она медленно проговорила телефон и заставила меня повторить его.

А потом еще о чем-то пощебетала со мной, покачиваясь на одной ножке у моей кровати, и снова заставила повторить номер. Я добросовестно повторила.

– Теперь я за тебя спокойна, – констатировала она прежде, чем исчезнуть за дверью.

И в ту минуту я даже предположить не могла, как моя маленькая птичка на жердочке была далека от истины…

…Катастрофа, которая как-то связана с домом, где произошло убийство, еще одна мертвая женщина, которую не могут опознать так же, как меня. Кома с последующей амнезией, ребенок – мальчик или девочка, – которым я беременна. Весь вечер я перебирала все это, как четки, и ни на чем не могла остановиться. Все события, произошедшие со мной, могли иметь несколько взаимоисключающих объяснений: либо в прошлой жизни я была исключительно удачливой стервой (это даже тешило мое самолюбие), либо – исключительно удачливой простачкой (и это даже тешило мое чувство самосохранения). И весь вечер меня сверлила мысль, высказанная Теймури и гвоздем засевшая у меня в голове: «Мне кажется, что вы так сильно что-то хотели забыть в своем прошлом, что подбили на это свой организм, сделали его своим соучастником».

Соучастником. Термин в духе капитана Лапицкого. Может быть, он не так уж ошибается насчет меня, этот капитан?..

И только когда в незашторенное больничное окно вплыла полная луна, я позволила себе отключиться и не думать ни о чем. Полнолуние – не самое лучшее время для мрачных мыслей, они слишком легко превращаются в оборотней с волчьими клыками. Интересно, откуда я знаю об оборотнях – наверняка смотрела какой-нибудь фильмец в прокуренном кинотеатре повторного фильма. Сидя в середине зала с той женщиной, погибшей в катастрофе… Сидя на последнем ряду. Вот только с кем? С сентиментальным любителем блондинок и просроченных детективов майором Олегом Мариловым? Или с отцом будущего ребенка?..

Я вдруг обнаружила, что держу руку на животе, подчиняясь едва слышимому плеску живой волны. Но теперь эта волна шла не от ребенка, а от меня самой. Во всяком случае, ты теперь не одинока. Тебе есть для кого жить и кого защищать. И пока ты можешь спать спокойно.

– Спокойной ночи, – неожиданно нежно прошептала я и осторожно провела рукой по животу. – Надеюсь, ты слышишь меня. Конечно, слышишь.

…Они появились среди ночи. Я проснулась на секунду раньше их появления, может быть, во всем был виноват лунный свет, сочившийся сквозь веки. Может быть, подступившая к горлу тошнота, которая не оставляла меня даже во сне. И все равно я оказалась не готовой к этому тихому вороватому вторжению. Обычно никто не тревожил меня вот так, бесцеремонно, я слишком хорошо изучила нравы клиники за все то время, что находилась здесь. Но, может быть, нравы изменились… Во всяком случае, я не проявила особого беспокойства, когда эти двое бесшумно вкатили в палату каталку с жесткой дерматиновой обивкой и остановились рядом с кроватью. Оба ночных посетителя были в белых халатах, скорее всего – санитары. В мертвенно-бледном свете луны их лица казались похожими друг на друга – одинаково усталыми и деловито-зловещими. Никогда раньше я не видела ни одного из них.

Несколько секунд они стояли и пристально разглядывали меня.

– Спит? – спросил один из них свистящим шепотом.

» – Еще бы не спать, – так же тихо процедил второй. – Три часа ночи. Самый сон.

– Ну что, перекладываем?

– Может, разбудить?

– Давай так попробуем. А то возни не оберешься. Начнет расспрашивать про то да про се…

– Я не сплю, – кротко сказала я, разом прекращая их дискуссию.

Мой напрочь лишенный сна голос застал санитаров врасплох. Они синхронно хмыкнули и посмотрели друг на друга.

– Приказано отвезти, – после паузы сказал сторонник ранней побудки пациентов.

– В три часа ночи? – Я все еще не проявляла беспокойства. – Куда можно везти больного человека в три часа ночи?

– Лечиться, – невпопад ляпнул мой собеседник.

– Говорил же, возни не оберемся, – вздохнул его напарник. – Но раз уж проснулись – добро пожаловать в больничный «Мерседес». Спускайте лапки с кровати, прокатим с ветерком.

– Что это за ночное вторжение? Неужели нельзя все отложить до утра? – Я позволила себе покапризничать.

– Приказано отвезти – и все, – тупо пробубнил санитар.

Его товарищ оказался оригинальнее. Во всяком случае – убедительней.

– Слушай, голубка, наше дело маленькое. Получили распоряжение от дежурного врача. Ему можешь устраивать истерики, а с нас что возьмешь? Мы – твари подневольные. И ты у нас не первая. Так что – вперед и с песней. Сама с места снимешься или тебе помочь?

– Отвернитесь, пожалуйста, мне нужно надеть халат. Они терпеливо подождали, пока я оделась, но тут уже мне расхотелось отправляться куда-то на этом допотопном медицинском транспорте.

– Пожалуй, это лишнее, – надменно сказала я, кивая на каталку. – Я прекрасно могу дойти и сама.

– Сама до крематория дойдешь в свое время, – так же надменно ответил один из санитаров, – у нас здесь строго насчет распоряжений.

Мне оставалось только подчиниться.

Спустя минуту мы были уже в коридоре. За столиком дежурной сестры горел свет, но самой сестры не было. Я подумала о том, что сегодня наверняка дежурит Машка Гангус: в отличие от сердобольной Насти, которая все время пропадала у меня, и Эллочки, которая все время исчезала где-то за суперобложкой Бэл Кауфман, практичная Машка предпочитала ночные приключения в одиночных палатах выздоравливающих автогонщиков. Их в отделении было двое, оба – с черепно-мозговыми травмами. И Машка, если верить Насте, находила это безумно романтичным. Ей вообще нравились мужчины с черепно-мозговыми травмами – они пили спирт, который Машка крала в невероятных количествах, особенно отчаянно…

Я забеспокоилась только тогда, когда мы благополучно миновали наше отделение, пустой этаж лабораторий и процедурных кабинетов, и по застекленному переходу перебрались в то крыло клиники, в котором я никогда не была.

– Куда это мы направляемся? – спросила я у своих спутников.

Ни один из них не удостоил меня ответом.

…Я даже не подозревала, что клиника может быть такой огромной. Сейчас, ночью, она напоминала уснувший, утомившийся город. В нем существовали темные и светлые коридоры, хлопанье дверей, тихое позвякивание ведер и шприцев в автоклавах, чьи-то приглушенные голоса и территория абсолютно мертвой тишины. Несколько раз мы опускались и поднимались на грузовых лифтах. В последнем из них, тускло освещенном, я вдруг подумала о том, что могу затеряться в чреве клиники навсегда. И никто не найдет меня, и я никогда не узнаю, что кто-то все-таки меня искал…

Странно, но я даже не заметила, как кто-то из санитаров открыл своим ключом дверь пожарного выхода и мы наконец-то оказались в длинном, похожем на кишку коридоре с целым рядом дверей. Они остановились возле одной из них, пятой по счету, и уверенно толкнули ее.

Я оказалась в предбаннике операционной. Сквозь неплотно прикрытую дверь в самое операционную маячили потухшие глаза ламп. А из троих, присутствующих в комнате, я знала только одного – анестезиолога Павлика. Ни женщина, ни мужчина, которые лениво болтали с анестезиологом, были мне незнакомы. Они были незнакомы мне, но сразу же вызвали чувство стойкой антипатии. Чересчур красивая женщина с лицом преуспевающей стервы и чересчур основательный мужчина с неровной линией губ, вальяжно разлегшейся под внушительного размера носом. Мужчина курил трубку (дешевое пижонство), а женщина внимательно рассматривала какие-то рентгеновские снимки, отпуская по их поводу дежурные врачебные шутки. Все они были в светло-голубой хирургической униформе и таких же бахилах.

«Бахилы» – забавное слово. Как хорошо, что оно мне известно. Значит, не все потеряно…

– А вот и они, – приветствовал наше появление Павлик. – Все в порядке?

• Предыдущая
• 17/96
• Следующая