Купель дьявола - Платова Виктория - Страница 55

• Предыдущая
• 55/89
• Следующая

Интересно, что он хочет этим сказать?

— Что-то не похоже, чтобы кто-то еще сильно сюда рвался.

— Вы оценили картину. Я видел. Она по-настоящему вас задела. Но картина — это часть острова. Или остров — часть картины. Вы понимаете меня, Катрин?

— Не совсем… Идемте в дом, Херри. Я замерзла.

И тогда он сделал то, чего я никак не ожидала. Он нагнулся ко мне, взял мои руки в свои и поднес их к лицу. Дыхание Херри было нежным и обжигающим одновременно, мне не слишком нравился этот ритуальный жест, но я сочла за лучшее рук не отрывать. Пока ладони Херри-боя заняты мной, он не полезет во внутренний карман и не обнаружит отсутствие паспорта.

— Вы ведь первый раз были в России… — господи, ну кто меня за язык тянет?! — Вам понравился Петербург, Херри?

— Не знаю. У меня сложные отношения с городами… Думаю, если бы в ваши руки попал Амстердам, то через несколько веков он бы выглядел так же печально.

— В чьи руки?

— В ваши. Русские. Вы слишком заняты своей душой и своей политикой, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как города.

— Вы несправедливы к русским, Херри. Я тоже русская.

— Вы не похожи. Вы — совсем другое…

Совсем другое — это что? Циничный брайтон-би-чевский вариант? Херри уже упрекнул меня в излишней практичности… Или я больше похожа на голландку, которая жила здесь пять веков назад?

— Зачем вы позвали меня сюда, Херри?

— Я хотел, чтобы вы увидели картину. И еще кое-что… Вы очень умная, Катрин. Но я не знаю, хорошо это или плохо…

Прислушиваясь к дыханию Херри, я судорожно соображала, куда же засунуть свой ум. И что он вообще подразумевает под умом. Сцена в аэропорту до сих пор стояла перед моими глазами: тогда я начала развивать версию умышленного убийства, и Херри-бой взволновался.

— У меня был… как это вы, русские, говорите… У меня был умысел, когда я пригласил вас сюда.

Что ж, испорченный мотор катера не оставляет в этом никаких сомнений. Лучше прикинуться наивной рыжей дурой.

— У вас свежий взгляд, Катрин. Я хочу, чтобы вы помогли мне разрешить одну загадку.

— Я не знаю…

— Мне почему-то кажется, что у вас получится. Что существует какая-то связь между вами и островом. И теми событиями, которые произошли здесь.

— Это смешно, Херри. Дальше Венгрии я до сих пор не выезжала.

— Это не имеет никакого значения. Вас зовут также, как и ее, Катрин. И вы на нее похожи. Таких совпадений не бывает.

— Она плохо кончила, эта ваша дочка бургомистра. Мне бы не хотелось повторять ее судьбу до конца.

— Это совсем не обязательно. Совсем не обязательно, чтобы конец был именно таким.

В устах Херри это прозвучало так мрачно, что я наконец-то отдернула руки. Не хватало еще, чтобы он начал угрожать мне.

— А каким? — с вызовом спросила я. Херри-бой смутился.

— О, вы совсем не поняли меня, Катрин. Должно быть, мой русский недостаточно хорош… Я не хотел испугать вас, я только хотел сказать, что у судьбы бывает много разных вариантов…

Это точно. У меня было много разных вариантов. Не снимать трубку, когда мне позвонила Жека с известием о смерти Быкадорова. Не брать картины. И, наконец, не приезжать в Голландию. Но я приехала и вот торчу на мертвом катере, двигатель которого сознательно испортил Херри-бой. Теперь я в этом не сомневалась.

— Вариант теплой комнаты устроил бы меня больше всего, — сказала я, и Херри-бой тотчас же встал.

Он выскочил на причал и галантно подал мне руку. Я вцепилась в ладонь Херри, памятуя, что должна держать его руки под контролем.

— Вы разбираетесь в лодочных моторах, Катрин?

— С чего вы взяли? — настороженно спросила я.

— Я слышал… Вы пытались запустить двигатель. Именно поэтому ты так оперативно и выскочил, Херри-бой, я вижу тебя насквозь!

— Нет, я не разбираюсь в моторах. Просто в замке торчали ключи, и я попробовала… Я подумала, что автомобильный принцип сработает.

— И что?

— Не сработал. Придется ждать техника… Я только не знаю, чем заниматься на этом острове целых два дня.

— Вам не придется скучать, я обещаю вам, Катрин.

Мы закончили наш несколько двусмысленный разговор уже в доме. Херри помог снять куртку и разделся сам. Чуть задержавшись у вешалки, я, незаметно для него, поменяла куртки местами. Теперь я в безопасности, если, конечно, он не обнаружил подмены раньше.

Устроившись на кровати и поджав ноги по-турецки, я уставилась на Херри-боя.

— Ну, давайте, запускайте свой парк аттракционов.

— Парк аттракционов?

— Ну да. Колесо обозрения, тир, комната страха… Вы же обещали, что скучать я не буду.

— А-а… У вас изысканные шутки, Катрин.

Херри-бой отправился за перегородку, из-за которой, к моему удивлению, все время извлекались все новые и новые предметы, и вернулся оттуда с деревянной изящной стремянкой. Судя по всему, перед тем, как попасть к Херри, она тоже служила где-нибудь экспонатом.

Взобравшись на самую верхнюю ступеньку, Херри-бой снял со стеллажа огромную папку: именно в таких папках художники обычно хранят этюды и наброски. Он раскинул папку на полу, и я увидела огромные фотографии центральной части картины.

Фотографии совсем не пугали меня — они были лишены мистической притягательности, которой обладала плоть самой картины.

И — главное — они были безопасны.

Я с удовольствием принялась рассматривать их — за клеткой фотографического объектива Зверь оказался не страшным и совершенно ручным. Из всех его семи голов больше не проглядывало человеческое, и мысль об оправдании греха больше не приходила ко мне в голову. Я легко распознала в очертаниях фигур и в складках пейзажа некоторые босховские мотивы. Вот только у Лукаса Устрицы они были более изысканны.

— Я фотографирую картину уже десять лет, — с готовностью поведал мне Херри. — И каждый раз обязательно нахожу что-нибудь новое.

— Может быть, вы от природы не очень внимательны? — улыбнулась я.

— Нет, я очень внимателен. Очень, — оборвал меня Херри, и в его голосе послышался металл.

Так, все понятно, его любимую картину не стоит задевать, так же, как не стоит задевать любимых женщин.

— Извините, Херри…

— Вот, посмотрите, — он разложил передо мной несколько совершенно одинаковых на первый взгляд фотографий.

— Что, игра “найди десять отличий”?

— Я не понимаю, о чем вы говорите… Это фотография, которую я делал семь лет назад, — он ткнул в первую и сразу перешел ко второй. — А это фотография пятилетней давности. Еще одна — лето 1997 года, промежуточные стадии я специально пропустил. Вы видите, Катрин?

Ничего особенного я не заметила, о чем честно призналась Херри-бою.

— Вот здесь, в подбрюшье Зверя… Сравните.

Мне совсем не хотелось заглядывать в пах числу 666, и я лишь мельком, из уважения к исследовательскому пылу Херри, взглянула на фотографии.

— Не могу взять в толк, о чем вы говорите, Херри…

Он оставил в покое полотнища общих фотографий и перешел к другим — точно такого же размера. На них были увековечены детали: Зверь, поднимающийся из пучины.

Теперь изображение приблизилось. Херри выложил передо мной все три фотографии — строго в хронологическом порядке: 1992, 1995 и 1997 год — именно эти цифры были выведены маркером в правом верхнем углу фотографий.

Только теперь я поняла, что он имеет в виду.

Зверь поднимался из пучины.

За семь лет его тело заметно удлинилось. Этот анимационный эффект заставил меня похолодеть. Я не могла понять причин страха, они не крылись в моем почти стерильном разуме, они перли из подсознания.

— Вы видите, Катрин? — прошептал Херри, и я вздрогнула. — Вы видите?

— Да. Теперь вижу.

— Он поднимается. Я тоненько хихикнула.

— Что вы хотите этим сказать, Херри?

— Ничего. Только то, что он поднимается.

— Это… Это просто мистификация, вы ведь не станете утверждать, что… — на этом месте я споткнулась и замолчала.

— Это не мистификация, Катрин…

— Но этого не может быть, согласитесь, Херри, — я обшарила глазами фотографии. — Этого просто не может быть. Картина — законченная вещь. Как она может двигаться внутри себя самой?.. Просто дичь какая-то. Вы показывали кому-нибудь эти снимки?

• Предыдущая
• 55/89
• Следующая