Купель дьявола - Платова Виктория - Страница 7

• Предыдущая
• 7/89
• Следующая

И твоего бывшего любовника, Катя Соловьева. Тело, которое сводило тебя с ума, но этого не стоит заносить в протокол.

— А почему она позвонила вам? Почему сразу не обратилась в органы?

— Она была напугана, — я старательно подбирала слова, боясь предать Жеку: ведь я уже предала ее один раз. — Представьте себе, вы входите в квартиру и обнаруживаете своего бывшего мужа мертвым… Очевидно, у нее хватило сил только на один звонок, очевидно, ей хотелось, чтобы рядом с ней был близкий человек. Пока весь этот кошмар не закончится.

— Она позвонила, вы приехали, и… — Марич принялся грызть колпачок ручки, совсем по-детски: в пятом классе я тоже грызла ручку, корпя над математикой.

— …и сразу же позвонила вам, — соврала я.

— А в комнату вы не входили?

— Заглянула, — если уж начала врать, то ври до конца, только тогда ложь сложится во вдохновенную правдивую партитуру: фаготы, валторны, арфа и большой барабан.

— Значит, заглянули.

— Поняла, что Жека… Евгения, моя подруга, говорит правду, и сразу-же позвонила. Вы очень оперативно приехали.

Марич пропустил мою мелкую заискивающую лесть мимо ушей.

— Я так понял, что вашей подруги не было несколько дней.

— Она была с детьми на даче, под Зеленогорском. У нее двое детей. Вернулась сегодня днем… И вот, пожалуйста.

— Это дети э-э… потерпевшего? — Кирилл Алексеевич проявил недюжинную для капитанских звездочек смекалку.

— Да. Но Быкадоров оставил их еще до рождения. Он много лет с ними не живет.

— Как же он попал в квартиру?

Точно так же, как попал в квартиру ко мне, материализовался из воздуха, вот и все. Для тела Быкадорова не было преград, будь то стена панельного дома или кожа влюбленной женщины.

— Должно быть, у него был ключ, — будет лучше, если я оставлю свое скорбное знание при себе. — Сохранился с прошлых времен.

— У кого еще был ключ от квартиры?

Только у меня и у Лаврухи Снегиря, крестных папы и мамы двойняшек. Теперь крестная мама сидела перед капитаном Маричем, а крестный папа вот уже полтора месяца гнил в Псковской области, на реставрации какого-то храма. Почетная ссылка, если учесть, что до Псковской области Лавруха объездил пол-Европы и три месяца прокантовался в Мексике, изучая монументальное наследие Сикейроса [7]. Сикейроса он терпеть не, мог, но души не чаял в Латинской Америке. Именно оттуда он привез все свои баночки и патологическую любовь к латиноамериканцам.

— Ключ был у меня, — сказала я, умолчав о Лаврухе: не стоит впутывать его в эти неприятности. — Он и сейчас у меня.

— Ну да. Вы ведь близкая подруга… Дверь на кухню приоткрылась, и в проеме дверей показалась лохматая голова.

— Ты сильно удивишься, Кира, но, кажется, это тот самый парень, который наследил у Гольтмана в Павловске. За ним еще пара дел. На него уже была ориентировка.

— Скоро закончите? — ни один мускул не дрогнул на лице Марича.

— Не можем найти его одежду. Не голым же он сюда ввалился, в самом деле, — пророкотала голова и исчезла.

— Н-да… — Кирилл Алексеевич откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на меня. — Слышали? Не такой уж он безобидный, бывший муж вашей подруги. Вы кем работаете, Катерина Мстиславовна, что-то я запамятовал….

— Запамятовали спросить, — огрызнулась я. — У меня арт-галерея на Васильевском.

— Так-так, картинная галерея, — ручка Марича зацарапала по бумаге. — Очень интересно. Фамилия Гольтман вам о чем-нибудь говорит?

Единственный Гольтман, которого я знала, золотушный Ося из параллельного класса, счастливый обладатель коллекции марок по экстремальным видам спорта, уже много лет жил в Хайфе.

— Нет. Фамилия Гольтман ни о чем мне не говорит.

— Странно. Вы занимаетесь картинами, у вас галерея, и вы слыхом не слыхивали об Аркадии Аркадьевиче Гольтмане…

Черт возьми, ну конечно же, полгода назад, трясясь в метро, я подсмотрела это имя в газете у соседа по вагону, мрачно читавшего газету. Аркадий Аркадьевич Гольтман был заключен в черную траурную рамку. Друзья и близкие скорбят о безвременной кончине… Крупный коллекционер… Камеи, миниатюры и коллекция живописи барокко…

— Подождите… Это коллекционер, да? Живопись барокко.

— Вот видите, — Марич почти влюбленно посмотрел на меня. — А говорите, что не знаете.

— Но ведь он умер что-то около полугода назад. Я читала некролог.

— Он-то умер, а наследники живы-здоровы. Вернее, наследник. Иосиф Семенович, племянник покойного. Его обокрали неделю назад. Судя по всему, бывший муж вашей подруги принял в краже самое непосредственное участие.

— Я должна воздеть руки к небу? — нагло спросила я, злясь на себя, а еще больше — на Быкадорова. Ну конечно же, мой святой Себастьян был фартовым вором, разве что слепой не заметил бы этого. Только фартовый вор мог легко проникать в чужие квартиры, взламывать чужие сны и без всяких отмычек отпирать сердца влюбленных женщин… А кража магнитолы много лет назад была лишь детской шалостью. Потом Быкадоров подрос и решил заняться чем-то более серьезным и респектабельным.

— Совсем необязательно. Мне бы хотелось посетить вашу картинную галерею. Где, говорите, она находится?

— Васильевский остров, угол Среднего и Шестнадцатой линии. Я бываю там с десяти до пяти, кроме суббот и воскресений. Милости прошу. Может быть, выберете что-нибудь для жены. Или тещи. Если, конечно, вы не стеснены в средствах.

— Увы, — интимно осклабился Марич. — Боюсь, что карман не позволит. Наше единственное богатство — это наши головы.

— Не переживайте, капитан. Бедность не порок.

Марич не нравился мне все больше и больше, я видела этого человека насквозь. Я читала его мысли. Еще бы, похититель произведений искусс!ва и владелица картинной галереи, ночной воришка и дневная сбытчи-ца — премиленькая связка альпинистов, след в след, полное взаимопонимание. Он уже выстроил схему, которой будет придерживаться, это было видно по его глазам и в морщинке между бровями.

— А вы занятная девушка, — промурлыкал Кирилл Алексеевич.

— Это вы тоже внесете в протокол?

— Воздержусь. Распишитесь, пожалуйста, — он подсунул мне листок, и я, не глядя, подписала его. — Если вы нам понадобитесь, мы вас вызовем.

Марич легко поднялся со стула, прошелся по кухне и выглянул в коридор.

— Пригласите хозяйку, — властно приказал он отирающемуся у входной двери участковому. — Она на лестнице.

— Может быть, не стоит? — я попыталась остановить капитана.

— Что стоит, а что нет, решаю я.

Решаешь ты, черт бы тебя побрал.

Я вышла из кухни со стаканом воды и отправилась на лестницу, где, всеми забытая, все еще сидела Жека. Отстранив неповоротливого участкового, я склонилась над ней.

— Ну, ты как?

— Могло быть и лучше, — зубы Жеки застучали о край стакана. — Забери меня отсюда… Я не могу…

— Конечно. Вы пока поживете у меня. Ты и Лавруха с Катькой, когда вернутся. Сегодня же позвоним Снегирю…. Сейчас с тобой побеседует один хмырь, и мы поедем домой…

Отдав Жеку на растерзание Маричу, я осталась в коридоре. И спустя несколько минут из коротких реплик оперативников воссоздала относительно цельную картину происшедшего.

Быкадоров умер предположительно около полутора суток назад (более точное время установит вскрытие), предположительно от инфаркта (более точную причину установит вскрытие). Никаких следов насильственной смерти. Никаких следов одежды. Ситуация достаточно ясна, дело можно сдавать в архив.

Но никто не знал больше, чем знала я.

Картина, лежащая под коробкой от радиотелефона, рядом со сломанными роликами Лаврухи-младшего. Рыжеволосая девушка, так пугающе похожая на меня.

Я еще могла сказать о картине капитану Маричу, но так и не сделала этого.

Потом я часто спрашивала себя — почему же я не сделала этого? Только ли потому, что капитан сразу же заподозрил в сообщничестве владелицу картинной галереи? Или я просто захотела еще раз взглянуть в подрагивающие веки девушки?..

• Предыдущая
• 7/89
• Следующая