Любовники в заснеженном саду - Платова Виктория - Страница 92
- Предыдущая
- 92/100
- Следующая
— А вам нравится?
— Очень.
— Вы тонкий человек.
— Это преувеличение. Так все-таки..
— Вообще-то это не группа, это дуэт… Правда, его давно не существует.. «Таис». Но в свое время он был очень популярным. Очень.. Вы никогда не слышали его раньше?
Название дуэта (конечно же, ведь голосов было два, как же он сразу не сообразил!) сказало Никите не больше, чем имя упомянутого Машей Макса Фриша; попсу он терпеть не мог, предпочитая ей растворившийся в душном небе Нового Орлеана джаз. Или ля-минорных и фа-мажорных кухонных бардов — по большим праздникам. Но эти голоса были и вправду хороши.. а может, все дело было не в голосах, а в той странной энергетике, которую не смогла убить даже равнодушная к человечинке техника. Или — в словах, хотя Никита не разобрал ни единого: они слиплись, как лежалое монпансье, в глаза бросалось лишь отсутствие местоимения «он» и чрезмерное присутствие местоимения «она». Что было совсем уж нонсенсом для таких вот одноразовых песенок о вечной любви.
— Не слышал. Значит, его давно не существует?
— Лет семь, может быть.
Никита далее бровь приподнял от удивления: и дело было даже не в том, что никогда не слышанный им раньше дуэт «Таис» распался семь лет назад, а в том, что достаточно юная Маша проявляла чудеса вневременной фанатской верности, прямо как он сам, Никита. Но… Вневременная верность могла касаться «Аиды» Верди, пасьянса из вагнеровских увертюр, квартета Джерри Мэллигана или друга всех престарелых горнолыжников Юрия Визбора, на худой конец. Но никак не попсовых однодневок.
— И как называется эта вещь? — спросил Никита, по ходу пьесы изменяя не только квартету Джерри Мэллигана, но и всем джазовым квартетам, квинтетам, октетам и джаз-бэндам сразу.
— Это их последний альбом. Но был еще первый, «Запретная любовь»… Считается, что самый лучший. У меня, правда, его нет.
— Жаль. Я бы взял послушать… А этот дадите? — Вот черт, как же двусмысленно это прозвучало! Двусмысленно и совершенно нелепо, ну на кой черт ему сдался этот диск! Только бы простодушная Маша не подумала, что это начало флирта.
Но реплику Никиты Маша на свой счет не приняла.
— Нет. Не дам, — серьезно заявила она. Пугающе серьезно, что совсем уж развеселило Никиту.
— А что так?
— Он у меня один-единственный. И тот с трудом достала.
— Раритет?
— Вот именно. Я его никому не даю…
— Жаль…
— Но вы можете переписать, если хотите… Прямо здесь… Если у вас есть кассета. Кассет в «бардачке» Никитиного «мерса» скопилось предостаточно, но все они были забиты качественным джазом. И менять хорошо укатанного и во всех отношениях приятного Майкла Фрэнкса на попсу, хоть и раритетную, Никита вовсе не собирался. Мало ли ее валяется на обочине времени — такой вот забытой попсы… И вспоминают о ней лишь для того, чтобы перелицевать на ремикс, и то в лучшем случае…
— С кассетой напряг, ну да ладно…
— У меня есть.. Если хотите — я принесу…
— Не стоит, Маша…
— Да нет же… Мне не трудно.. Тем более что…
— Что?.
Она не договорила, и, бросив на Никиту заговорщицкий взгляд, выскользнула из кухни. Никита остался один, в обществе двух симпатичных поп-девиц из магнитолы и собственных мыслей по поводу странной, пугливой, как олененок, девушки по имени Маша. И как он мог поначалу принять ее за Джанго, просто помутнение какое-то.
Джанго.
Стоило только вспомнить о ней, как в голове у Никиты повеяло легкой прохладой, а сердце забилось, как мокрое белье на ветру. А ведь Джанго была в особняке, была. Он и познакомился с ней здесь, с подачи охранника Толяна, что теперь после близкого (еще какого близкого, о-о!) знакомства с Джанго казалось почти противоестественным. Толян со всеми его бицепсами и немаленьким ростом мог быть сметен с лица земли одним лишь взмахом ее ресниц, и это вовсе не выглядело художественным преувеличением. Но тогда… Что он сказал о Джанго тогда? «Такая девка .. Та-акая . Делить ее можно только с Господом Богом. И то не факт, что он для нее хорош…»
Совсем не факт, тут Никита был склонен согласиться с исчезнувшим любителем порноэкстрима. Вот именно — порно. В ту ночь Толян потчевал его киношкой с собой, любимым, в главной роли, а кассеты доставал…
Никита машинально бросил взгляд на стену: тарелка, сработанная под раннего Пикассо, висела на том же месте. Помнится, именно там находился тайник, из которого охранник прямо на глазах у Никиты выуживал свое отдающее тестостероном творчество. Воровато оглянувшись на дверной проем, Никита в один прыжок покрыл расстояние, отделяющее его от стены, снял тарелку, затем — дубовую панель. Только для того, чтобы убедиться, что тайник охранника все еще существует.
Но и этим дело не кончилось.
Проклиная себя за скользкие мыслишки, Никита запустил лапу вовнутрь и, через секунду, извлек оттуда первые трофеи. Вернее, трофей был один… И ни какая-нибудь сиротливая вэхээска, а довольно объемный целлофановый пакет с чем-то тяжелым внутри. Пакет был самый простецкий, с надписью «Магазин аудио-видео продукции „ТИТАНИК“. 24 часа», а его содержимое тянуло на художественный альбом.
Учитывая специфику Толяна можно было бы легко, с приятным ознобом в паху, представить себе содержимое альбома. Уж не переквалифицировался в фотографы неумный видеолюбитель? И Никита не удержался и сунул нос в пакет. Альбом — если это был альбом — был завернут в яркий газовый платок, где-то он уже видел такой: эксклюзивной кислотной расцветки. Возиться с платком было накладно, к тому же Маша могла появиться с минуты на минуту, и потому Никита решил ознакомиться со скрытой под платком вещью в другом, более безопасном месте.
Добраться до «Мерседеса» было делом минуты.
Никита уселся на сиденье и со всеми предосторожностями вынул из пакета увесистый книжный кирпич. И размотал платок. И увидел то, что вовсе не ожидал увидеть. Не легкомысленное профсоюзное собрание картинок «ню», а старинный фолиант.
Никогда еще он не держал в руках подобной вещи.
От когда-то тисненного золотом переплета просто дух захватывало, сама обложка скрывала под собой целый сонм пергаментных листов, к тому же на ней готическим, увитым орнаментом шрифтом было выдавлено:
«DE BESTIIS ЕТ ALIIS REBUS».
Странно, но вид фолианта вызвал у него ту же реакцию, которую до этого вызывала только Джанго: легкий сквозняк в голове и трепещущая наволочка сердца. Книга была старой, очень старой, об этом свидетельствовал год, который тоже удалось разглядеть — «1287». Трясущимися пальцами Никита перевернул несколько пергаментных страниц: латинский текст и картинки… Черт, картинками мог назвать их дуболом Толик, Никита же предпочел изысканно-библиографическое определение Нонны Багратионовны: миниатюры. На миниатюрах были изображены животные, самые разные, фантастические и реальные, из чего натасканный адепткой Филиппа Танского Никита сразу же предположил, что имеет дело с бестиарием.
Интересно, каким образом столь восхитительное сокровище оказалось в брутальном порнотайнике? И что делало до этого? Сквозняк в голове усилился, перерос в легкий четырехбалльный шторм, а в виски немилосердно застучала мысль о том, что такая вещь не может возникнуть в новорусском, да и в любом другом доме просто так.
Такие книги на дороге не валяются. Мысль намба one.
Такие книги хранятся в специально отведенных и охраняемых помещениях. Мысль намба two.
Пребывание таких книг в тайниках — противоестественно. Мысль намба three.
А если уж они оказались в тайнике — значит, попали туда не праведным путем. Мысль намба four.
Не праведный путь, если выражаться без экивоков, всегда связан с преступлением. Того или иного масштаба и последствий. Мысль намба five. Самая скорбная.
За самой скорбной мыслью последовала самая трусливая — вернуть книгу на место, за керамическую отрыжку раннего Пикассо и забыть о ней навсегда. Пусть его, чертов бестиарий, пусть с ним хозяева разбираются, — старые, новые, это не его, Никитиного, умишки дело. Но стоило ему представить себя, кладущего книгу на место, как и скорбная, и трусливая мысли уступили место совсем уж сумасшедшей.
- Предыдущая
- 92/100
- Следующая
