Райская птичка (СИ) - Сергеева Оксана - Страница 59

• Предыдущая
• 59/99
• Следующая

Она задохнулась от неожиданности, от этого яркого собственнического всплеска. От такого примитивного поведения. От злости, которым было пронизано это движение. От резкости этого властного жеста.

Как тут не задохнуться: опоры под ногами нет, равновесие потеряно, голова вмиг кругом. И сама в тесном плену понимая, что этот паритет, свобода и воля, с которой якобы контролировала ситуацию – ложные. Всё это иллюзия, чтобы потешить женское самолюбие. Ничего она не контролировала – ни тогда, ни теперь. Оказалась здесь и сейчас только потому, что он этого хотел.

Интуитивно Энджи выставила руки вперёд и упёрлась ему в грудь, пытаясь как-то совладать с собой, что было совершенно бесполезно и ненужно. Он так тесно прижал её к себе, что пошевелиться было невозможно.

Неудобно было нависать над ним вот так. Неудобно дышать, стиснутой в железных тисках.

Он расставил силки, а она попалась.

Птичка.

Не сейчас он их расставил. Давно уже. В самую первую встречу после их ночи.

Именно так она себя и чувствовала. Птичкой. Маленькой. Трепещущей. И сердце заколотилось как бешеное. И душа начала рваться. Метаться – оттолкнуть или принять, уйти или остаться. То, как он схватил её – резко и властно, - напугало, всколыхнуло всё внутри, слегка замутило.

- Птичка… - Всегда её так называл. И сейчас назвал. Прошептал. Прохрипел. Всегда, когда хотел подчеркнуть, что она ничего не решает.

Всё же, она дёрнулась, отталкиваясь, пытаясь восстановить равновесие. А он ещё безжалостнее стиснул.

Обнял, но это трудно назвать объятьями. Поцеловал. Но и это поцелуем не назовёшь. Накинулся на неё без всякой нежности - яростно и жадно. Без ласки. Без игривости. Не было в этом никакой сексуальности и эротизма. Примитивно – на уровне насилия.

Её протестующий возглас застыл где-то на уровне гортани. Она не могла ни возмутиться, оттолкнув, ни ответить, принимая. Не было возможности. Сейчас он не давал ей такого выбора. Не оставлял места для манёвра. Единственное, что она могла сделать – это подчиниться, чтобы пережить его сумасшедший натиск. Подождать, когда он ослабит напор.

Он кусал её губы. Больно. Сминал её руками, притискивая с силой. Сжимал в тесном кольце. Не вздохнуть. А всё равно получал отклик. Сердце загрохотало, по телу прошлась жаркая волна. Кровь прилила к щекам, бросилась в ладони, прижатые к его крепкой груди, сминавшие в кулаках белую рубашку.

Он не отпустит её. Нет. Хватит. Надоело. Терпение лопнуло как мыльный пузырь. Достала. Она здесь, потому что он так хотел. А хотел он её. Всю. Каждый кусочек её тела и души. Единолично. Без остатка. Эгоистично – от кончиков волос, до кончиков пальцев. Он хотел её до сумасшествия. До дрожи. До ломки. Она его личный наркотик. Наверное, и не подозревает, что сделала.

Он хотел её. Сегодня. Вчера.

Сил нет. Терпеть невозможно. Сказать, что соскучился, нет. И не истосковался. Изголодался. Всё эта её идиотская игра в женскую неприступность и «конфеты-букеты». К чертям всё собачьим!

Он хотел её. Задрать на ней юбку и оттрахать, так как желал сам. А хотелось ему – развернуть её спиной, толкнуть на стол, чтобы оперлась руками; прижаться к обнажённым ягодицам; войти в неё грубо без прелюдии, чувствовать, как она возбуждается и кончает. И самому кончить ей на спину, чтобы она пропиталась им, пахла им, была его.

Если бы она стояла, то ноги бы подкосились. Рядом с ним, в его руках - любое самообладание тает. Когда он целует вот так – это как огонь. Можешь думать о себе всё, что угодно, но когда вот так, в его руках ты - пластилин.

- Что ты… - пробормотала она, как только он оторвался от её губ. Кажется, что они стали совсем нечувствительные, онемели и опухли.

- Замолчи, - велел он.

Кресло скрипнуло, он подался немного вперёд, и она оказалась у него на коленях. Её туфли соскользнули. Юбка неприлично задралась.

Он ослабил натиск. Почувствовал, что она не сопротивляется так яростно, как вначале. Обмякнув и расслабившись, она сама прижалась к нему и стиснула бёдрами. Руки его разжались, начали блуждать по телу, поглаживая знакомые изгибы. Ладони, тёплые и требовательные, впитывали её дрожь. Зарывались в волосы, чувствовали мурашки на шее.

Она всегда такая. Нежная. Откликающаяся на каждое его движение. С ума сводящая. Только ночью она была такой, мягкой – можно делать с ней всё, что хочешь. Чувственной – невозможно насытиться. Только ночью они открывали свой тайный и запретный для всех мирок.

Забрался под юбку, нащупал упругие ягодицы. Сжал их крепко.

Сохранять ясное сознание с каждой секундой становилось всё труднее. Забывала, как дышать. Ответила ему, когда почувствовала, как его губы стали действовать мягко, но настойчиво. Когда почувствовала их теплоту. Она уже могла это сделать, потому что он целовал её нежно. Соблазняюще. Посасывал её губы, проникал в рот, пробовал бархатистость языка, скользил возбуждающе.

Было тепло и сладко. Горячо. Кровь в паху бешено пульсировала. Он хотел её до сумасшествия. Целый день как ненормальный только об этом и думал. Помимо всего прочего.

Она поёрзала, прижимаясь к нему теснее. Ища его. От огромного желания почувствовать его в себе внутри всё болело. Тело ныло в потребности. В жуткой болезненной нужде.

От одного этого можно было кончить. И от того, как она прижалась к нему. От её прерывистых вздохов. От нежности и родного запаха кожи.

Её движения, мягкость ладоней… Это всё… он соскучился. Этого всегда мало. Её всегда мало. Он хотел её. Так, что голова кружилась. Дико. До боли. Как от ломки. И все внутри свернулось, и мышцы закаменели. Ничего вокруг. Всё к чертям!

Где-то в самом дальнем уголочке её затуманенного сознания билась мысль, что надо прекратить это. Они в офисе. Дверь не заперта! Господи, даже окна все открыты! В любую секунду могут войти. Но отказаться от его прикосновений было невозможно. Оттолкнуть его невыносимо.

Ещё чуть-чуть... Вот… Сейчас… через секунду... Встать и уйти. Сейчас.

Но с каждой проходящей секундой непроизнесённые слова таяли у неё на языке, как сладкий мёд.

Растворялись у него во рту вместе с жарким поцелуем.

Его руки, такие настойчивые, уже не бесстыдно блуждали по телу, а замирали. На бёдрах. Груди. Шее. Трогали каждый участок тела, незащищённого одеждой. И он целовал её. Целовал. Целовал бесконечно.

Проворно он пробежался по маленьким пуговкам на блузке. И сам удивился, как справился, расстёгивая их. От желания и неудовлетворения уже поколачивало.

Она попыталась помешать, но он развёл её руки в сторону. Резко одёрнул. Положил ладони ей на грудь. Проглотил её стон, касаясь губ.

Она выгнулась ему навстречу. Через бюстгальтер он чувствовал её набухшие соски. Но на ней всё ещё слишком много одежды, чтобы принять всю полноту ощущений. Это должно быть не здесь. На кровати и при свете, чтобы налюбоваться ею, насмотреться. Тогда он был бы сверху и ласкал её языком. Заставил бы стонать и извиваться от удовольствия и муки. Но сам он не мог остановиться. Ни за что на свете. И пошло оно всё!

Рука легла на её бархатистый живот и потянулась вниз…

Она сжала его запястье. Если это не прекратить сейчас, то они точно не остановятся.

- Прекрати… - вымученно прошептала Энджел. – Нельзя здесь…

Он снова стиснул её, прижимая. Она уткнулась ему в шею, сомкнув руки кольцом на плечах. Он был натянут, напряжён. Горел огнём. Касаясь его шеи, она чувствовала испарину, капельки пота. И сама горела.

- Я всё-таки подам на тебя в суд за домогательство… - Приподняв голову, она коснулась губами его шероховатой щеки.

- Я уволю тебя за нарушение субординации. – Обхватил пальцами её шею, зарылся в волосы и сжал макушку. - Тебе это нравится, да, Птичка?

- Что?

- Это игра… тебе нравится так играть.

- М-мм? - она, действительно задумалась, скользнув пальцем по его чётко-очерченным губам. Голова не соображала вообще.

- Я проигрываю тебе. Один-ноль в твою пользу… я тебе проигрываю… - его голос осип и дышал он неспокойно. – Иди отсюда. Немедленно.

• Предыдущая
• 59/99
• Следующая