Палитра счастья (СИ) - Сергеева Оксана - Страница 98

• Предыдущая
• 98/147
• Следующая

— Развлекаюсь, — сказал Ян и отбросил журнал, который пытался почитать вот уже который час. Даже такого небольшого удовольствия, как спокойствие и одиночество с бумажным носителем информации в руках он был лишён. Постоянно всем что-то от него было нужно. Доктора… назойливые медсёстры и посетители, которых он совсем не хотел видеть. К какой категории отнести Селесту он пока не решил. Оперевшись на здоровую руку, Ян приподнялся и сел на край кровати, свесив ноги. Селеста поддёрнула простынь, подцепила полы больничного халата и присела рядом с ним.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась она и заботливо оглядела. Осталось только воротничок на рубашке поправить, как делала ему в детстве мама. Если бы на нём была рубашка…

— Отлично, — признался Ян. — Хожу. Гуляю. Могу дойти до кабинета Джеферсона и сказать всё, что я о нём думаю.

— Бедный Джеферсон, — посетовала Сел.

Она искренне сочувствовала Джеферсону, потому что Ян не был самым спокойным и послушным пациентом. К нему вернулись его обычное настроение и привычная язвительность, а это значило, что он практически здоров. Та апатия, и пустота в глазах, что поначалу так пугали её, исчезли. Лицо пока хранило бледность и следы перенесённой операции. Но это всё поправимо отдыхом и излечимо временем. Судить о моральном состоянии она не могла, хотя на языке так и вертелись вопросы. Однако нетрудно догадаться, что ничего хорошего он не испытывает. А она поражалась ещё больше, как ему удаётся владеть собой, при этом всецело понимая, что творится у него в душе.

Сейчас она понимала это прекрасно, так как смогла в этом убедиться. Того красочного «выступления» было вполне достаточно, хотя о причинах она узнала позже. Гораздо позже, когда пол в его кабинете был совершенно чистый, а на стене не осталось ни одной капельки чёрного кофе, и раны на ладони почти зажили. Точнее сказать, не узнала, а догадалась, потому что открыто Ян ничего не сказал. Они расстались, и в этом Селеста нашла единственно правильное объяснение его истерики. Но на тот момент никаких «правильных» объяснений причине их расставания она дать так и не смогла. Эва нагрубила ей, будучи совершенно убитой, и крайне не расположенной к разговору и какому-либо общению. Но Селеста и не винила её в этом. Ясно было, что она «пострадавшая» сторона. Но и Ян не был доволен жизнью, несмотря на то, что разрыв произошёл по его инициативе.

Наверное можно считать, что после того случая, Ян стал ей роднее. Почему-то было именно такое ощущение. Будто она узнала его ещё ближе. Будто он доверил ей что-то сокровенное, обнажив своё нутро. И Селеста не хотела бы потерять эту хрупкую близость. И не смогла бы она работать с ним так долго и терпеливо, если бы не относилась к нему по-особенному. Совсем по-другому, чем ко всем мужчинам. Для неё он стоял особняком. Что-то в нём было родственное и гармоничное её впечатлительной натуре. Так парадоксально и неестественно найти в жёстком цинике родственную душу; привыкнуть к его сарказму и иногда позволять язвить ему в ответ, вызывая его задорный смех, что поразительно вдвойне.

Она навещала его каждый день, независимо от того, хотел он её видеть или нет. Было время, когда он запретил пускать к себе посетителей. Однако после недолгих увещеваний Джеферсона она продолжила свои беспрепятственные визиты. Ян рвал и метал и они вместе с бедным доктором много чего о себе услышали. А потом он успокоился; стал относиться к ней как к мебели. И её это абсолютно устраивало. Она приезжала в клинику, независимо от того, как поздно заканчивала работать. Селеста не навещала среди ночи Лисандро, чтобы не тревожить, но Яна она тревожила; доставала вниманием и старательно следила за его поправкой. Он вздыхал, раздражённо отвечал на её нудные, бесконечные и одни и те же вопросы изо дня в день. Иногда молчал, а она плела ему всякую чушь о работе.

Ему это было нужно. Но он не признавался в этом и, что наиболее вероятно, не признается в этом никогда. Но ему это было необходимо. Как в те дни до покушения ему было необходимо работать и отвлекаться, а она помогала ему в этом. В чём, в свою очередь, никогда не признается она. Селеста мастерски строила график, чтобы у Яна не было возможности продохнуть; чтобы совсем не оставалось времени на собственные мысли.

И каждый день ждала взрыва.

Потому что обстановка напоминала штиль.

И вот-вот должны были накатить цунами.

— Журналисты настаивают не пресс-конференции, — начала она разговор и сразу была причислена к категории нежелательных посетителей.

— Нет, — категорично сказал он уже не в первый раз.

— Ян… — попыталась она его уговорить.

— Нет! И это не обсуждается. Селеста, у меня целый отдел «погремушек»! Пусть работают! Дадут эту пресс-конференцию и ответят на вопросы. Я, между прочим, только в себя пришёл. И к тому же, много мы сказать не можем. Нам это просто не позволят федералы. А то, что мы вправе выдать, вполне прокомментирует пресс-секретарь. И ты это прекрасно понимаешь. А я не хочу стоять перед камерами полуживой. Обязательно будут провокации, какие может исключить моё отсутствие.

— Я понимаю, — смирилась Сел. Другого она и не ожидала. — Я передам. В конце концов, нам нужно только твоё распоряжение, а остальное нас волновать не должно.

— Я тебе об этом и говорю.

— Где часы? — спросила Селеста, указав взглядом на стену, где ранее висел упомянутый предмет.

— Сломались.

— Как сломались?

— Вот так. Взяли и сломались, — просто ответил он.

Вдвоём они в задумчивости упёрли взгляд в то место, где раньше висели пресловутые и надоедливые часы.

— Сел, мне это надоело, — внезапно сказал Ян и Селеста удивилась. Не то, что именно он сказал, её поразило, хотя об истинном значении можно судить с трудом, но то, что назвал он её уменьшительным именем, чего не делал ни разу за всё время их знакомства. При любых обстоятельствах для него она всегда была только «Селеста».

— Что именно? — уточнила она, не отрывая взгляда от стены.

— У тебя в глазах стоит по пять вопросительных знаков, — указательным пальцем он нарисовал в воздухе соответствующий знак препинания. — Если ты хочешь что-то спросить — спроси, — он тоже не смотрел на неё. Гвоздик, на котором ранее висели часы, заворожил обоих.

— А ты ответишь?

— Может быть, — он даже улыбнулся.

Она помолчала. Поболтала ногами, чуть подавшись вперёд, вцепившись руками в край больничной койки.

— Как ты? — столь безобидный вопрос заключал в себе очень много. Оба это понимали, и Ян не торопился с ответом. Видимо «может быть» переползло за нулевую отметку и приобрело отрицательное значение и ответа она не дождётся.

— Могло быть и лучше, но, в общем, нормально, — наконец выдал он после минутной задержки расплывчатый и неопределённый ответ. Но только Селеста могла из этих нескольких слов вычленить истинный смысл.

— Всё будет хорошо, — почти жизнерадостно произнесла она.

— Возможно… — поддержал он её.

— Не будь пессимистом, — упрекнула она, хотя тон его не был унывающим.

— Я не пессимист, я — реалист, — спокойно возразил он и посмотрел на неё.

Они сидели рядышком и совсем близко. Ян повернулся и посмотрел ей в глаза, а она уже привыкшая к его взгляду, всё равно немного смутилась. Почувствовала, что совершает непозволительную глупость, пытаясь залезть к нему в душу, хотя он и не высказывал протеста по этому поводу. После некоторых раздумий она продолжила, но неуверенно:

— Я была у неё, — она замолчала, а он не попросил продолжить. Но Селеста чувствовала, как он напрягся. — Она не захотела разговаривать со мной. Но это было до покушения. Сейчас я не знаю, где она, — он просто кивнул, подтверждая, что понял её.

— Я тоже был. Мы не разговаривали. Но я знаю, где она, — теперь Селеста кивнула в ответ на его отрывистые фразы. Кивнула и не смогла подавить слегка обречённый выдох. Она ещё многое хотела сказать ему сейчас, но не стала. Этого не стоило делать. Она здраво предполагала, что он не воспримет её слова правильно. Может быть, потом у неё будет время и возможность для подобного разговора. Но сейчас она не стала начинать его.

• Предыдущая
• 98/147
• Следующая