Тингль-Тангль - Платова Виктория - Страница 27
- Предыдущая
- 27/83
- Следующая
– Ну, конечно. Твоя задница неподражаема. Перед ней невозможно устоять.
– И татуировки тоже. Ты забыла про татуировки.
– Ты меня уже достал со своими татуировками.
– Ты могла бы быть со мной повежливее, кьярида миа[27]… Учитывая то, что я делаю для тебя. И что еще собираюсь сделать.
Оба они – Васька и Ямакаси – висели на тросах в метрах ста от земли. Ваське давно хотелось опробовать, распечатать именно это здание. Недостроенный небоскреб в центре города – то ли зародыш будущего бизнес-центра, то ли элитный жилой комплекс, так сразу и не распознаешь. Территория стройки была огорожена забором, а у самых ворот висел щит с выходными данными строения. Выходные данные – как и все прочие данные, – выведенные буквами, украшенные цифрами, – всегда оставались за гранью Васькиного понимания.
Проклятье.
Да нет же, она умеет справляться со всем этим. И справлялась всегда. Только в последнее время приступы неконтролируемой, плохо сдерживаемой ярости становятся все чаще.
Приходится признать, что мир устроен несправедливо.
Конечно, в нем есть прекрасные вещи: это парение на стометровой высоте, например. Или спуск по горной реке – она впервые попробовала спуститься по горной реке, когда ей не было еще семнадцати. Незабываемые ощущения. Ей нужно было остаться там – на Алтае. Или в Сибири. Или – позднее – в Петропавловске-Камчатском. В любом месте, где есть горы, скалы, неоседланные снежные склоны, опасная вода, засасывающий песок. В любом месте, где с бешеной скоростью вырабатывается адреналин, где вообще существует скорость, высота, глубина.
Она не осталась. Вернулась в Город.
Не в этот конкретно, вообще – в Город. Ее собственный город (Васька всегда это подозревала) мало отличается от всех остальных, таких же ленивых, заплывших жиром, дряблых, немощных городов. Жеманные фитнес-клубы – вот и все, что они могут предложить. Растрясание телес на обкуренных open-air в парке культуры и отдыха – вот и все, что они могут предложить. Уличные гонки на шестидесяти километрах в час – вот и все, что они могут предложить.
Дерьмо.
При известной изобретательности можно найти выход и из этой ситуации: лазание без страховки по фасадам (Васька делала это раз пятьдесят), прыжки с парашютом, прыжки с тарзанки, прыжки с крыши на крышу (Васька делала это раз пятьсот); количество спусков на сноуборде и полетов на дельтаплане в ближайших к городу окрестностях исчислению не поддаются.
Ничто не может утолить Васькину жажду экстрима.
Экстрим – единственное, что ей остается в мире, напичканном информацией, считывать которую она не в состоянии. Она неспособна прочесть название самого заурядного фильма на афише, неспособна без посторонней помощи заполнить самую элементарную анкету. Посторонняя помощь – вот что Васька ненавидит больше всего.
За исключением сестры, разумеется.
Блаженная дурочка Мика – вот главный источник ненависти.
– Ты спал с ней? – Васька легонько оттолкнулась носками ботинок от стены. Она все-таки не удержалась от вопроса, который поклялась ни за что не задавать ему.
– Какой ответ тебя устроит больше?
Ямакаси – странный тип. И самый лучший любовник, из тех, что у Васьки были, – это не мешает ему оставаться странным типом. Он не потеет, когда занимается сексом; утверждает, что может летать; утверждает, что пересек границу России по воде, с семейством занесенных в Красную книгу косаток; утверждает, что был единственным, кто выжил после знаменитого падения сингапурского боинга в Атлантику в 1997 году; утверждает, что он – новая реинкарнация Будды.
Никто из знакомых Васьки никогда не слышал о сингапурском боинге.
Темные люди.
Татуировки на теле Ямакаси раздражают Ваську: их слишком много, они слишком навязчивы, слишком напыщенны. И такие же самодовольные, как и новая реинкарнация Будды. Каждый раз, ложась с ним в постель, Васька опасается, что татуировки отпечатаются и на ее теле – причем зеркально. И, если Ямакаси утверждает, что именно они придают ему силы, – следовательно, и Васька получит какую-то силу. С противоположным знаком.
Сила с противоположным знаком – означает слабость.
Уже поэтому пора бы перестать трахаться с Ямакаси. Но Васька трахается и трахается. И не то, чтобы она получала какое-то неземное удовольствие от этого; и не то, чтобы она была смертельно влюблена, – Васька никогда не была влюблена. Но чертов Ямакаси умеет обставить дело так, что возню в койке запросто воспринимаешь как фристайл. Или как полет на дельтаплане. Или как подъем по отвесной скале. Или как затяжной прыжок с парашютом. Спать с Ямакаси – все равно, что заниматься экстремальными видами спорта.
Сплошной адреналин.
Она и дня не может прожить без Ямакаси.
Они познакомились на крыше одного из домов – не так уж давно, месяца полтора назад или около того. Дом отличался от соседних тем, что был расселен: разбитые лестницы, выломанные двери, пустые глазницы окон; но на мусор, груды кирпичей и огромное количество человеческих и кошачьих экскрементов можно закрыть глаза.
Главное – крыша.
С крыши хорошо просматривались высотные ориентиры исторического центра: Адмиралтейство, Троицкий и Казанский соборы, Исаакий. Чуть поодаль (по ту сторону реки) – Петропавловка, чуть правее – леденцовый Спас-на-Крови. Чем ближе к небу – тем оно светлее и тем темнее ущелья прилегающих к дому улиц. В тот вечер на крыше их было трое – Васька и два ее приятеля, Чук и Гек. Она спала сначала с Чуком (серфером и велогонщиком), потом – с Геком (дайвером и дельтапланеристом), потом – с двумя сразу. Отставку Чук и Гек получили одновременно, и теперь страдают оба. Чук зовет Ваську на юго-западную оконечность Португалии – качаться на волнах; Гек зовет Ваську на Гоа – нырять с аквалангом, но главный их козырь – Ямакаси.
– Сейчас тебя ждет встреча с удивительным человеком, – сказал Чук.
– С человеком-пауком, – сказал Гек.
– С человеком-ядром, – добавил Чук.
– С человеком-кошкой, – добавил Гек.
– Что-то запаздывает ваша кошка, – заметила Васька.
– Это просто люди опаздывают, а он… Он всегда приходит вовремя.
Чук – высокий мускулистый брюнет, Гек – высокий мускулистый блондин, красавцами их, конечно, не назовешь, но, в общем и целом, они – милые ребята.
И чего только Ваське не хватало?..
Его, Ямакаси.
Васька поняла это сразу, как только он возник на крыше. Именно – возник. Не поднялся по лестнице, не вылез через чердачный люк, не спустился с неба – а как будто материализовался из чуть сгустившегося вечернего воздуха. На нем были белые штаны свободного покроя, чуть суженные книзу, и такая же белая жилетка. И масса украшений на шее и на запястьях. То есть, это поначалу Васька думала, что украшения. Оказалось – татуировки.
Ямакаси был вытатуирован весь, живого места не найдешь.
Он стоял, широко расставив ноги, прямо против их троих – Васьки и Чука с Геком, и, несмотря на легкий ветер, ни один волосок не шевелился на его голове.
Чук и Гек вскинули руки одновременно:
– Привет, брателло!..
Он не удостоил их ответом, лишь сплюнул на проржавевшую крышу.
– Это еще кто? – Его подбородок, описав в воздухе пренебрежительную дугу, уставился на Ваську.
– Это Василиса, – синхронно объяснили Чук и Гек. – Васька. Лучшая девушка Питера.
– Лучшая девушка страны, – подумав, добавил Чук.
– Лучшая девушка планеты, – подумав, добавил Гек.
– Мудачье, – ухмыльнулся Ямакаси.
Ухмылка могла означать лишь одно: лучшим в Питере, лучшим в стране и лучшим на планете был, безусловно, он сам, а не какая-то стриженая девка.
– Вы зачем ее притащили? Группа поддержки, что ли? Чук и Гек озадачились, притихли, прикусили языки.
И правда – мудачье, решила Васька, толку от вас, как от козла молока. И, следовательно, объясняться с белой жилеткой и татуировками будут не эти козлы, а она сама.
27
Любимая моя (иск. исп.).
- Предыдущая
- 27/83
- Следующая