Трудно быть сержантом - Химэн Мак (Mackenzie Hooks Hyman) - Страница 30

— Иди за мной, — вдруг перебил меня Бен, рванулся вперед и уже на ходу объяснил: — Давай лучше думать в пути, чем стоять на месте и рассуждать.

Мы вышли на другую улицу, пересекли ее, потом свернули в переулок, заставленный лужеными баками для мусора, и вдруг я заметил, что Бен внимательно к ним приглядывается. Я сразу сообразил, в чем дело и ужаснулся. Просидеть целый день, да еще при такой жаре, в металлической зловонной посудине мне совсем не улыбалось, и я тут же стал говорить Бену, что, дескать, жарче дня и не припомнишь, и прочее в том же духе, а он с баков глаз не спускает. И кто знает, может быть, пришлось бы мне лезть в один из них, если бы вдруг Вен не увидел на другой стороне улицы кинотеатр.

— Вот это как раз то, что нам нужно, Уилл, — обрадовался он. — В кино темно и прохладно, и никто не додумается искать нас там. Как это мне раньше не пришло в голову!

Зашли мы в кино и сразу почувствовали прохладу, в вестибюле симпатичные девушки продавали конфеты и вареную кукурузу, автоматы выдавали крем-соду и другие напитки. Кресла в зале были очень удобные, даже поспать можно, и картина нам попалась из жизни летчиков. Молодые парни рвались покорять воздушное пространство. Их машины одна за другой свечой взмывали в небо. В воздухе парии оживленно переговаривались по телефону, то и дело спрашивая друг друга о каких-то топливных кранах, капотах, юбках… Потом на экране появилась женщина. Она сидела на аэродромной вышке и говорила с экипажами по радио, тоже часто упоминая капот и юбку.

Вдруг один самолет вошел в пике, все на аэродроме стали смотреть на него, охать, ахать и без конца говорить о капоте и юбке. Летчик мастерски вывел машину из пике, покружил над аэродромом и пошел на посадку. Когда он медленно зашагал к аэродромной вышке, женщина перестала проливать слезы. Летчик подошел к ней, вынул изо рта папиросу, небрежно откинул ее в сторону и взял под козырек, а женщина сложила губки бантиком и… В общем, дальше все как полагается. В конце концов, они в обнимку пошли куда-то. Еще была комедия про Лупоглазого, тоже очень хорошая.

Мы просидели в кино почти дотемна, несколько раз в целях безопасности меняли места, выходили в вестибюль перекусить. Лучшего места для того, чтобы скрыться, вряд ли можно было придумать.

ГЛАВА XX

Вышли мы из кино и пешком отправились на аэродром.

— Никаких автобусов и такси, — заявил Бен, — надо действовать осторожно. Хорошо бы успеть к смене караула. Тогда было бы легче проникнуть на аэродром. И вот мы снова обходим большие улицы, все норовим пробираться задворками да переулками. Петляли петляли и наконец очутились на окраине. Только смотрим — не та окраина, здесь мы не проходили; заблудились, одним словом. Пришлось спросить у прохожего. Оказалось, что двигались мы в противоположную сторону. Время шло, и нам ничего не оставалось, как взять такси, доехать до центра и начать все сначала. Так мы и сделали. Было уже около десяти часов вечера, но Бен все-таки настоял на своем, и мы снова пошли переулками, только на этот раз старались держаться ближе к дороге на аэродром, чтобы снова не заблудиться. Вышли мы правильно и увидели светомаяк и аэродромные огни. Чтобы сократить путь, мы свернули с шоссе и пошли прямо через поле. Идти стало куда труднее: кругом трава по пояс да кусты. Но это еще полбеды. Совсем плохо стало, когда на пути то и дело начали попадаться рытвины и водомоины. Мы то и дело проваливались и падали, особенно Бен. Иногда он исчезал в яме с головой. Так мы прошли километра два. До аэродрома оставалось еще столько же. Мы уже хорошо видели огни казарм и стали все чаще попадать в полосу света маяка. Бен тикал на меня и требовал, чтобы я нагибался и ждал, пока луч проскользнет мимо. Вот так мы и били поклоны километра полтора. Под конец я едва держался на ногах, Бен тоже сильно устал.

Когда до аэродрома было уже рукой подать, Бен решил преодолеть последние две сотни метров ползком. Проползли мы немного и еще больше измотались, тогда Бен решил двигаться короткими перебежками. Пока нас скрывала ночная тьма, мы бежали, как только настигал свет маяка, валились ничком на землю и замирали. К тому времени, когда мы достигли забора, Бен так измотался, что никак не мог подняться для последнего рывка.

— Черт возьми, неужели ничего не выйдет? А вдруг я не перелезу через забор? — испуганно пробормотал он.

— Послушай, Бен, а стоит ли тебе перелезать? Я приподниму внизу проволоку, ты и проползешь.

— Нет, к забору надо подходить по одному, так безопаснее. А сначала нужно проползти вдоль забора и посмотреть, нет ли часовых.

— Ну, ты отдыхай, Бен, а я пошел, — сказал я и направился к забору. Однако не успел я сделать и трех шагов, как слышу. Бен шикает. Я вернулся, и он стал меня отчитывать:

— Разве можно ходить здесь во весь рост?

Какой же ты после этого солдат!

Прополз я метров пятьдесят вдоль забора в одну сторону и столько же в другую и никого не заметил, зато колени натер страшно. Я приподнялся и хотел идти к Бену, но он так отчаянно зашикал и замахал руками, что мне пришлось снова ползти. Добрался я до него, сказал, что кругом никого нет и только было хотел закурить, как он опять накинулся на меня:

— Ты забыл, где мы находимся? Так можно все дело испортить! — Пришлось спрятать табак в карман.

Минуты две мы сидели молча. Наконец Бен сказал:

— Я пойду первым. Если все будет в порядке, лезь за мной. Если меня заметят, то беги и пытайся перелезть через забор в другом месте, а главное-не суйся, если меня сцапают.

— Что ты говоришь. Бен, разве я тебя оставлю?

— Так надо. Если я попадусь, поднимется такой переполох, что ты сможешь пробраться

незамеченным, ясно? А обо мне в эту минуту забудь.

— Нет, Бен, не бывать этому!

— Отставить! — гаркнул Бен, — рядовой Стокдейл, выполняйте мои, приказания.

И тут я понял, что Бену очень нравится чувствовать себя, как на войне, и принялся слегка ему подыгрывать: присел, как он, на корточки, стал тревожно озираться, а потом нарочно говорю, что слышу, мол, как переговариваются часовые. Он прислушался и согласился.

— Ложись, — последовала команда, и мы растянулись пластом. Минуты через две Бен медленно приподнялся, осмотрелся и успокоился. Тогда я снова говорю, что до меня донеслись голоса часовых, окликавших друг друга где-то позади нас. Бен опять весь обратился в слух, а потом прошептал:

— Ничего, ничего, не волнуйся. Тогда я уже совсем разошелся и сказал Бену, что слышу лай собак, крики людей, пальбу. Сказал и сам, почувствовал, что хватил через край. Вену это не понравилось.

— Будет тебе, Уилл… Ничего ты не слышишь, все ты выдумываешь.

Пришлось сказать в оправдание, что мне так показалось. Я стал его уговаривать:

— Может быть, мы все-таки пойдем вместе, Бен? Я приподниму проволоку, а ты проползешь.

Но Бен только руками замахал. Он сидел на корточках, озираясь по сторонам, и наклонял голову, когда свет падал на нас.

И вот, наконец, Бен стал карабкаться на забор. Скоро он добрался почти до самого верха, но тут произошла заминка. Он зацепился одной ногой за проволоку и никак не мог освободиться. Потом он запутался и другой ногой. Я уже собрался его выручать, как вдруг Бен так отчаянно задергался, что потерял равновесие и… Послышался треск, будто где-то в лесу упало большое дерево.

Когда я подбежал к приятелю, он лежал без памяти и не двигался. Ощупав его, я убедился, что переломов нет: просто человек от сотрясения потерял сознание, и все.

Пришел мой черед командовать, и я решил пустить в дело свой план. Правда, мудрить я особенно не стал, а просто поднял Бена, дотащил его до шоссе и нанял попутное такси, а шоферу сказал, что мой приятель сильно пьян, и велел везти нас к вокзалу.

На вокзале я обшарил карманы Бена. Денег у нас оказалось одиннадцать долларов и пятьдесят пять центов на двоих. Подхожу к кассе и вижу, что на билет до Мартинвилля денег маловато. Тогда я взял билеты до той станции, куда хватило денег: все же лучше, чем сидеть на месте.